Моя Фиалковая Зависимость

Наказание и надежда

Магия редкого рода Альхандра в мире фейри, имеет больше тайн, нежели ответов. Но что известно совершенно наверняка — именно фейки наследуют редкие способности, которым наверняка нет числа, но их настолько тщательно скрывали представители этого рода, что и сами позабыли на что способны.

«Баллады и мифы о фейри»

Мотылёк:

Градос осмотрел с отвращением сырые стены подземелья.

— Я был хорошо информирован, даже находясь в темницах, что происходит во дворце, и знаю, что ты бывал у вод Призрачной Реки, Самюэль. Наверняка вы не только испробовали Эликсир, но и ощутили его способность смывать многое с тела. — Улыбнулся феец, обнажая хищные клыки и сверкнув светло-зелёными, почти жёлтыми глазами, навевая неприятное предчувствие своим тоном. — Например, Эликсир способен исцелить шрамы, которые так старательно оставлял тебе на память Эраген. Твой отец, которого ты так ненавидел… — Градос кивнул, взглянув на охрану неподалёку и гвардейцы достали острые ножи, надвигаясь на Эрбоса.

— Нет! Не смей его трогать! Если навредишь моему мужу, то я никогда не разрушу… — Осознание ударило больно, — обещание…

Если Градос убьёт Эрбоса, то все наши клятвы больше не будут работать. А поскольку Эрбос освободил меня от обещаний, то я, скорее всего, не смогу последовать за ним. Я даже не была уверена, смогу ли умереть, если чистокровный посмеет коснуться меня. Многие парные обещания действовали непредсказуемо, в случае, если они разрывались, даже наполовину…

Градос взглянул на меня победно ухмыляясь и его вид ясно дал понять ответ на внутренний вопрос, что зрел в моей голове. Этот феец прожил долгую жизнь и обладал хитростью, равную его же подлости и жестокости. В это самое мгновение я поняла, что с Градосом нельзя говорить на языке угроз или шантажа. Я обязана попробовать договориться. И не факт, что даже при равноценной выгоде для нас обоих, это получится проделать.

Мы с Эрбосом полностью в его власти. Я это признала. Признала и правоту любимого, который понял это ещё раньше.

— Сохрани жизнь моему мужу, Градос, и я отдам себя тебе, буду служить тебе и выполнять любой приказ. Просто не трогай ни его, ни моих близких. — Голос дрожал, а глаза приросли к полу, не смея подняться к лицу любимого, увидеть его реакцию. Руки сильно сжали толстые цепи, тянущиеся от поглощающих их стен.

Я сдалась.

Слишком быстро, но у меня были на это веские причины…

— Это честный обмен, — дополнила я.

В темницах повисла тишина, растворяемая иногда лишь звуком падающих с потолка капель воды, где-то в дальних коридорах этого злачного места. Взглянула на красивое и серьёзное лицо новоявленного короля Мидера, который очень внимательно изучал меня и по спине пробежал холод от того, что понимала, как сильно разгневаю его своей ложью. Он был и без того очень зол моим проявлением великодушия и попыткой спасти дорогих сердцу людей. В следующий же момент по темницам эхом разлился громкий смех правителя.

— Потрясающе! — Сложил он руки, откровенно насмехаясь над моей наивностью и подходя гораздо ближе. — Неужели ты думаешь, моя Милли, что находишься в том положении, чтобы что-то требовать?

— Я не требую. Я прошу… Ваше Величество… — Голос мой дрогнул, а над потолком звякнули цепи, на которых висел Эрбос, но я по-прежнему смотрела лишь в глаза Градоса, который присел возле меня и рассматривал с интересом, размышляя о чём-то своём. Затем резко встал.

— Я и не собирался его убивать. Он выживет. Таких живучих полукровок мало. Знаю о чём говорю. Мы были действительно друзьями. По крайней мере, я в какой-то момент действительно в это уверовал. Правда, Эрбос? Так ты позволяешь себя называть истинным друзьям и любимой?

Ответа не последовало, впрочем, его и не требовали. Скорее, указали на предательство своеобразным способом.

— Снимите с него одежду. И заприте девчонку. Это зрелище должно стать и для неё уроком, — хладнокровно огласил король своё решение.

— Нет! Не смей! Я убью тебя, Градос Сактин! Не трогай его! — Рванула сильно цепи и кандалы впились в запястья, оставляя раны на коже, ведь с меня сняли все защитные украшения, как и с Эрбоса. Теперь я стала уязвима и б Как когда-то. Как человек.

Металлическая плеть с зазубринами сверкнула в руках одного из гвардейцев. Другой из них быстро захлопнул дверь в мою камеру и запер её на ключ, хотя я и без того не смогла бы выйти далеко за пределы клетки, прикованная к дальней стене камеры.

Гвардейцы быстро и умело стали разделываться с верхней одеждой мужа, который смотрел лишь на меня и на то, как я кричу, умоляю и рвусь из клетки, раня саму себя и не чувствуя этого.

Зелёный малахит глаз пронзил меня, заставив утихнуть, когда на любимом оставили только брюки, оголив его торс. Эрбос стал необычайно бледен, но прежде, чем его развернули к стене лицом, успел сказать:

— Не смотри, мотылёк, отвернись и закрой уши руками. Хоть раз в жизни, прошу, Миллиора. Сделай. Как. Я. Говорю. Прошу тебя. Очень прошу…

И в этот раз я послушалась. Не потому, что берегла себя, а потому, что понимала — мой возлюбленный боялся не физической боли, которую ему предстояло испытать и которую он испытывал уже не в первый раз, смиряясь с жестокой судьбой. Он боялся увидеть мои страдания. Именно это стало бы наихудшей пыткой для него, а не истязания тела. Только это могло сломить его. Ничто больше.

Именно поэтому я, превозмогая все свои душевные терзания, послушно отползла в тень дальней части тесной камеры и зажмурив глаза, закрыла уши руками. Казалось, я слышу дикие крики мужа, даже закрыв уши. Так, скорее всего, и было.

Удары от столь кощунственного оружия наверняка были сокрушающими в тандеме с непомерной фейской силой.

Каждый раз, когда до меня доносился приглушённый, дикий рев, больше подходящий израненному животному, вздрагивала, но не смела открыть глаз и убрать руки от ушей. Я исполняла просьбу любимого, но и это мало спасало от осознания того ужаса, который господствует в темнице рядом. Постепенно темнота заволокла сознание. Я провалилась в неё не имея больше сил терпеть происходящее. Спаслась единственным способом, который знало моё тело в безвыходной ситуации.

* * *

Холодный, шершавый камень впился в щеку. Тело ломило от долгого лежания на твердой поверхности, холод впитался в тело, пронизывая до костей.

Тихо. Очень тихо. И очень темно. Казалось, эту тьму, можно даже потрогать, настолько она сгустилась вокруг, облизывая кожу давними страхами. Только редкие удары капель о камень дали понять где нахожусь и напомнили, что всё это не кошмар. Хотелось пить и живот скрутило от голода. Стало ясно, что провела без сознания довольно долго.

— Эрбос? — Голос звучал как поломанное железо и чистейшая надежда одновременно.

В ответ — тишина…

Внутри стало ещё холоднее, но вдохнув глубже, я заставила себя позвать громче:

— Самюэль Эрбос Алахосский, ответь мне! — строго приказала я мужу, теряя внутри последнюю искру надежды.

Затаившись, стала прислушиваться. Хотелось разрыдаться или лечь на пол, умереть прямо на этом месте, чтобы не влачить горечь потерь и столь ужасное существование. Но тихий стон мужа мгновенно растворил все мои мысли. Вздох облегчения стал спасением. Я поняла, что не дышала, ожидая ответа любимого, а теперь стала глотать воздух большими порциями. Факел отныне не горел, погружая нас в кромешную тьму. Я не могла увидеть состояния в которое привёл Градос своего предателя, не могла почувствовать объем его жизненных сил из-за пут ловчей в моём теле. Но по тому, что Эрбос не мог выговорить и слова, догадалась — он очень плох.

— Со мной… всё будет хорошо… — Всё же осилил фразу муж, на которую, скорее всего, истратил немало сил. — Мне просто нужно немного времени.

Я зажала рукой рот, чтобы подавить всхлип отчаяния. Мне нельзя было сейчас показать ему, насколько я сокрушена. Это ослабило бы ещё больше нас обоих. Предпочла соврать, как и Эрбос врал мне. «Возможно, в этой лжи мы спасёмся?» — промелькнула безумная мысль.

— Мы обязательно выберемся. И обязательно вернёмся домой. Я тебя люблю, Эрбос. Просто выживи. Это моя единственная просьба.

В ответ я уже не услышала ни единого звука, но чётко ощущала, что любимый впитывает каждое моё слово. Поглощает каждый звук моего голоса. Во мне созрела горькая идея. Я не могла говорить бесконечно сама с собой, но желание поддержать любимого единственным возможным способом стало непреодлолимым.

— Знаешь, когда-то отец хвалил мой талант петь. Возможно, он хвалил меня просто всегда, он слишком любил меня, чтобы расстраивать хоть чем-то, но я хочу чтобы и ты оценил. Дай знать, если это будет слишком плохо…

Первые слова песни, которым обычно обучали знатных дам в мире людей, дались откровенно плохо, голос звучал глухо из-за пережитых потрясений. Я прислонилась к сырой стене, отбросив голову назад и прикрыв глаза, вспоминая день, когда в последний раз пела эту песню любимому папе. Его теплые карие глаза, наполненные истинной родительской любовью и восхищением, пока он играл на фортепиано, составляя мне аккомпанемент, воскресили давний образ. Его любовь грела даже после смерти. Придавала сил в самые сложные моменты.

Голос окреп. По темным коридорам полилась песня повествующая о любовных страданиях некоей юной девушки, которая дожидалась жениха из дальних стран, но шторм унёс его жизнь. Довольно банальная, на первый взгляд, история имела красивый мотив, как раз подходящий моему тембру голоса. Пустынные коридоры, высеченные из камня, дарили эхо, придавая особенно красивое звучание одиноким тягучим словам. Я и сама заслушалась отголосками этих звуков.

Тьма, холод и отчаяние смешались с красотой, единственного звука, который неожиданно красочно расцвёл в этом мертвом месте. Он дарил надежду и напоминал о доме. О мире людей, который был вовсе несовершенен, но гораздо более понятен в своей простоте.

Я вдруг захотела как и прежде, с увлечением нестись верхом на грозном Буцефале по бескрайним полям до самой кромки леса. Вдохнуть запах кипрея в человеческом мире на той стороне врат фейри. Губы обжигали красивые стихи, срывающиеся в виде грустной песни, пока душа неумолимо рвалась в мир, где ей самое место.

В какой-то момент ощущение дома настолько заполнило сознание, что невольно стало легче. Грустная, трагичная, на первый взгляд, концовка песни блеснула надеждой. В этой истории влюбленные остались вместе, а якобы погибший жених влюблённой в него девушки, чудом выжил и вернулся к своей любимой.

Эту песню я выбрала не только по причине того, что она напоминала мне о самых прекрасных мгновениях, о доме. Она дарила чувство, что всё обязательно завершится хорошо и для нас с мужем.

Дарила надежду в условиях, невозможных для её существования.