Моя Фиалковая Зависимость

В оранжерее

Кто видел магию Альхандр,

Вкусил их сладостный призыв.

Навек останется печален,

О красоте иной забыв.

О вылуплении магических ночных мотыльков Альхандр многие слагают лишь легенды. Воочию же видели этих насекомых единицы, поскольку их жизненный цикл, хоть и прекрасен, но весьма краток.

«О природе мира фейри» С. 789

Трек для придания необходимой атмосферы:

Lana Del Ray — Young and Beautiful

Тайком, в ночи, под шёпот лунного серебра и влекомая переливами чистейшей игры на инструменте, который казался таким знакомым, прошла в королевский сад, а из него направилась в оранжерею, откуда и лился чарующий звук. Без лишних вопросов о том, кто ещё находится внутри, воительница осталась караулить снаружи.

Тихо, без единого шороха, вошла в покрытую хрустальным куполом обитель красоты всех самых необычных растений, какие знали земли Королевства Мидер. Спешно направилась сквозь полыхания волшебных бутонов, которые дарили мягкий свет любимому месту и достигла стен «каменной комнаты».

Там и застала некоего незнакомца, который смело играл на моём подарке от Градоса. Один из гостей праздника? Или же один из обитателей дворца? Это и собиралась выяснить, делая шаг по направлению к крепкой темной фигуре мужчины, который не прекращал терзать душу виртуозной игрой на инструменте из мира людей.

— Вы кто? И как посмели хозяйничать… — слова замерли на языке, скручиваясь в тугой узел, а мелодия резко прекратилась, обрывая и нечто в груди.

Незнакомец обернулся, а до удушения знакомая зелень его глаз окутала болью, которая читалась без труда в красивых глубинах серьёзного взгляда. Дышать стало трудно. Всё к чему неосознанно стремилась.

В одно.

Мгновение.

Предстало.

Передо мной…

— Миллиора… — произнёс он моё имя, но его уже не разобрала за приятной бархатистостью голоса, который снился по ночам. Каждую ночь.

— Вы кто? И что тут делаете? — попыталась выяснить снова, как можно строже, но тембр упал, содрогаясь от сильнейшего волнения. Глаза же фейца стали и вовсе, проедать во мне дыру.

Я попятилась к выходу, когда мужчина встал. Его высокий рост в сочетании с суровым взглядом, который пожирал каждую частицу моего лица, пугал и одновременно волновал. Осмотревшись по сторонам, поняла, к тому же, что мы совсем одни, а гвардейцев и вовсе по пути сюда не заметила. Лишь Кэрол — личная стражница, осталась ожидать у входа в оранжерею.

Успела ли я моргнуть, пока он столь быстро миновал расстояние между нами и прижал спиной к ближайшей стене? Вряд ли. Но и это уже не имело никакого значения. «Я умру» — пронеслась мысль в голове. Наверняка это один из врагов короля, желающий смерти наследнику престола, которого ещё стоило родить. Следом вспомнила, что теперь никто не сможет мне навредить. Но незнакомец не пытался. Большие ладони мужчины заскользили вверх по талии, проделывая нежный путь к плечам, а суровое и одновременно красивое лицо оказалось совсем близко к моему.

Поражённая и одновременно возмущённая вольностью гостя, хотела оттолкнуть его. Как раз в этот момент и почувствовала запахи ели и терпковатый, горький аромат полыни. Запах свободы и полей окутал дурманом. От разразившегося противостояния чувств и мыслей, замерла, не смея шевельнуться. Перестала понимать, что происходит и почему вместо того, чтобы бояться, захотелось спрятаться навсегда в руках ночного визитёра.

Сердце забарабанило в груди чечётку с дикой силой, отзываясь на действия фейца неестественно бурно. Незнакомец склонился и плотно приник лбом к моему. Этот жест мне показался настолько знакомым и родным, что в груди заполыхало пламя боли, утраты и светлых чувств похожих на лавину притяжения. Наши профили, глаза и души встретились, а благородная зелень столкнулась с нежнейшими берегами фиалкового, словно краски в воде, стремясь к единению, лишая последнего проблеска здравого ума и, рождая нечто новое. Я не понимала откуда знаю его, не знала почему каждая частичка моего тела, как и души стремилась к этому мужчине, но этот жест соединения профилей и взглядов был настолько важным, что в груди стало тесно. Следующие слова незнакомца и вовсе выбили дух из груди:

— Я так дико тосковал по тебе, мотылёк. Так дико парализован тоской по тебе… Вспомни, Милли. Прошу… Вспомни меня и полюби вновь, ведь я погибну от тоски, если решишь покинуть меня.

Слова растворились в ночи быстро, но не смогли бы сгинуть в памяти. Никогда. Горячие губы мужчины прижались к моим. Паника, восторг и восхищение смешались, вихрем взмывая из живота в солнечное сплетение. Я понимала кому принадлежит моя рука, чей ребенок в моём животе, но некое предчувствие и дикое желание, затмили всё на своём пути. Умиротворение, объявшее всю мою суть рядом с этим мужчиной, казалось слишком правильным, исконным неподвластным ни времени, ни месту. Сопротивляться животному влечению стало невозможно в тот момент, когда лёгкие ещё гуще наполнил аромат тела фейца. Его отчего-то сразу приняли и душа, и сердце.

Неожиданно мужчина прервал наш совсем кроткий, поверхностный поцелуй, что был пронизан лишь нежностью и страхом спугнуть. Феец словно поняв нечто важное по моей реакции на его касание, взял мою руку и быстро повёл в оранжерею, где всполохами и огнями был увенчан каждый кустарник и дерево. Каждое витиеватое растение испускало мерцание, что гибким стеблем оплетало статую и хрустальные стены. Неожиданно перед нами, пугаясь посетителей своего дома, быстро вспорхнули светящиеся бабочки, окончательно придавая волшебный, ни с чем несравнимый вид этому чудесному месту.

Серебристые, лиловые и иссиня-белые ночные мотыльки, походившие на человеческих больших бабочек, вихрем взмыли к острому куполу хрустальной оранжереи, отбрасывая блики, отражаясь в блестящих стенах большого сооружения. Мы замерли от созерцания такой красоты. Мелкие светящиеся чешуйки с их крыльев, словно шлейф комет, следовал за необычными ночными созданиями, а затем мерцающим звёздным покрывалом, сияние с их крыльев стало опускаться ниже, окропляя наши лица, плечи и головы светящейся пыльцой.

— Они вылупились! Альхандры, господи, как же красиво!

Я словно заворожённая оглядела чудеса оранжереи, которая раскрыла свою красоту окончательно под покровом ночи. Лишь нежная, но сильная хватка незнакомца отвлекла на плечах.

— Это очень редкое явление, мотылёк. Застать вылупление Альхандр удавалось совсем не многим. Эти прекрасные создания летают лишь одну ночь, а пыльца с их крыльев дарит необычайное чувство блаженства тем, кто успел ощутить её мерцание на коже. Говорят, она способна лечить души. — Феец коснулся моего лица, нежно проводя по скуле и растёр светящийся порошок между пальцев, показывая, как густо мою кожу покрыли чешуйки с крыльев волшебных насекомых. Его волосы, лицо и даже одежда тоже немного сияли в ночи, покрытые чистым светом и магией волшебных мотыльков. — А я уже ощущаю обещанное умиротворение, хоть и уверен, что совершенно другая Альхандра причиной тому счастью, затаившемуся внутри.

Теперь наглец смотрел на меня, хитро прищурив свои зелёные бесстыдные глаза и даже немного ухмылялся, словно уже добился, чего желал. Я осмотрелась. Он отвёл нас в укромное место под эльховым красным деревом, где мягкий, словно пуховое одеяло мох, мгновенно поглотил стопы в туфлях на тонкой подошве.

— Может, соизволите, наконец, представиться? — Скрестила руки и недовольно посмотрела на ночного вора моего поцелуя. — Вы хоть знаете кто я? Хотя, наверняка знаете. Девушек по имени Миллиора не так много при дворе, уверена.

— Ты — единственная. — Провёл кончиками пальцев по своей груди феец, в его тоне сквозил совсем иной смысл сказанного. — Я не скажу тебе своего имени, так буду знать в какой именно момент ты вспомнила его сама. А ты вспомнишь. Обещаю, — с этими словами, незнакомец стал медленно опускаться передо мной на колени, изумляя своим поведением ещё больше. Его руки вновь стали обнимать меня. С нежностью и благоговением коснулись ниже, где ещё практически незаметной выпуклостью, обозначилась моя беременность.

Я дёрнулась в руках фейца, когда тот и вовсе прижался губами к низу живота, опалил кожу горячим дыханием сквозь невесомую ткань платья и стал целовать нежное место, попутно мягко обнимая руками талию. Внутри вихрем зародилось странное ощущение, которое разлилось по телу нежной истомой. Всё происходящее напоминало очень странный сон и самый прекрасный сон одновременно… Касания ночного визитёра ошеломляли смелостью, наглостью и невероятной нежностью от которой тело само податливо выгнулось дугой в его руках. Оно предало меня, наливаясь жаром предвкушения, а незнакомец, который умолял взглядом не останавливать его действий, смотрел снизу-вверх, навевая чувство, что я давно его где-то видела, знала, но позабыла. Родство наших душ возликовало победной одой наших сердец, слившихся синхронной музыкой перестуков.

— Вы безумец, — тихо простонала я, когда ощутила, как феец поднырнул рукой под шёлковые полы моего платья и скользнул выше по бедру неспешной лаской. — И я безумна вместе с вами…

Пламя:

Моя прекрасная Альхандра стояла передо мной, а над её головой позади порхали мотыльки, озаряя хрупкий силуэт свечением тысячей бликов. Сверкающая пыльца, сорвавшаяся с крыльев прекрасных созданий, с мерцанием медленно продолжала опускаться на неё, делая образ любимой воистину божественным. Фиалковые глаза уже сверкали в полумраке, отражая огни светящихся растений, а розовый румянец проступивший на бледных щеках выглядел маняще, как и налившиеся кровью пухлые губы.

Миллиора хотела меня, это смог понять сразу. Запахи похоти не затмевала пелена из обмана, лишь частично скрывала мою часть ароматов в её теле. Вернее, ребёнка, который стал так сильно влиять на мою бабочку. Я нежно погладил её едва округлившийся живот, где подрастала моя дочь и следом ощутил такой прилив нежности, что не удержался и поцеловал средоточие её божественной природы, которое вскоре подарит новую жизнь. Нашему с ней ребёнку.

— Вы безумец, — хрипло простонала она, запуская во мне ошеломительной силы влечение. В паху уже пульсировало напрягшееся до безумия желание, мечтая получить высвобождение из необычайно тесного капкана одежды. Я не знал, как справиться с этим животным порывом и сейчас же не взять Миллиору, но знал, она ещё не готова, а потому осадил вздымающееся пламя страсти.

Очень осторожно, чтобы не спугнуть своей настойчивостью любимую, поднырнул рукой под юбку роскошного платья и заскользил выше по шёлковой коже девичьего бедра, радуясь тому, с каким трепетом она принимает мою ласку, хотя совсем ещё не помнит меня самого. «Пока не помнит» — мысленно дал себе напутствие к цели.

— И я безумна вместе с вами, — сказала она. Эта фраза и стала ответом на все вопросы. Позволением. Надеждой.

Чтобы не вызвать опасений в моей пугливой бабочке, продолжая приклоняться перед ней, поднял юбки платья, оголяя изящную линию ног, женственно округлых бёдер и спешно поцеловал нежнейшее из мест, укрытое слоем тончайшего кружева. Её безумно приятный вкус затмил разум окончательно. Миллиора тут же вцепилась в мои волосы, что-то неразборчиво бормоча, желая прекратить безумие. Но когда мой язык стал нежно дразнить пухлые складки, едва укрытые миниатюрным бельём, то вожделенно всхлипнула и глубже погрузила пальцы в мои волосы на голове. Уже не сопротивляясь, а лишь направляя меня ближе к себе, стала двигаться навстречу. Я же полностью уложил руки на её округлые ягодицы и начал помогать удержать равновесие, задать темп.

Нехотя оторвался от неё и посмотрел в глаза, которые уже полыхали темно-фиолетовым пламенем. Обычно светлые, полупрозрачные моря, хранившие в себе сосредоточение цвета нежнейших из фиалок, обрели оттенок богатого индиго, сверкая мириадами переливов.

— Я так тебя люблю, мотылёк, — не сдержался от признания. — Прошу, вспомни меня, любимая. А если не вспомнишь, то я повторно украду твоё сердце, так и знай. Никому не отдам. Ни за что.

Потянул за тонкую ленту на спинке платья Милли и та даже не заметила, как оно медленно поползло вниз. Ошалело глядя на меня, девушка лишь попыталась задержать его на груди, когда потянул наряд ниже, чтобы поскорее полюбоваться на нежную наготу любимой.

— Не бойся, любовь моя, если не захочешь, мы не станем продолжать. Лишь одно твоё слово, и я прекращу, — успокоил её волнение. — Хочешь остановиться? — спросил, а сам молился всем Богам, уверовав в их волю, о том, чтобы она не оттолкнула мою настойчивость заполучить её в эту ночь.

Милли осмотрелась по сторонам, и я понял, что она думает, как вынырнуть из этого безумного наваждения, прекратить измену законному мужу и королю, ведь в её понимании так оно и было. Она не помнила нас и не знала, что ребёнок в её чреве прорастает из истока подобного искушения. Зато я прекрасно помнил насколько всеобъемлющая страсть и любовь между нами некогда положила начало новой жизни. И я помнил, как именно могу заставить эту прекрасную девушку позабыть обо всех доводах разума.

Медленно, но настойчиво я вновь нырнул рукой под юбки платья, скользнул по нежной коже внутренней части бедра, ловко отодвинул край белья и погрузил пальцы между необычайно влажными лепестками её женственности. Очертил полукруг по затвердевшему и манящему миниатюрному клитору кончиком большого пальца, и услышал восторженный вздох. Как же она была горяча и приятна внутри…

Милли не помнила свою прежнюю жизнь, наверняка она не помнила и сладость наслаждения, какую испытывала ранее в моих руках. Осознание разрезало ум догадкой: для неё наша сегодняшняя близость — первая. Для неё эта близость первая и вовсе. Ведь я знал, Кэрол помогла моей жене избежать вынужденного соития с Градосом, а когда король узнал о её беременности, то сам больше не беспокоил сосуд своих мечтаний.

— Прости, моя маленькая герцогиня, я был невежлив, не стоило прекращать тебя удивлять.

Милли резко распахнула глаза, словно вспомнила эти слова и обращение к ней из мира людей. Мотнула головой, отгоняя странные мысли, но вскоре запрокинула её выше, выпуская сквозь губы стон, когда мои оба пальца погрузились в неё глубже. Сжавшееся от возбуждения тугое, горячее лоно дарило тягучий мёд соков, пока нежно исследовал её изнутри и одновременно поглаживал снаружи большим пальцем сосредоточение всех наслаждений.

Внутренне заликовал, когда позабытое своей хозяйкой платье, поползло вниз, обнажая нежные плечи и полушария грудей с острыми пиками сосков. Стал медленно расстёгивать и свою тунику, попутно лаская любимую, чтобы она не упорхнула из моего плена, осознавая к чему её склоняю и как откровенно будет это соблазнение. Я решил окончательно — именно сегодня моя маленькая бабочка вновь ощутит какова первая близость с мужчиной. И именно со мной, ни с кем иным.

Эта мысль принесла и моему телу новую волну возбуждения. Внизу, под одеждой стало до боли тесно. Расстегнул штаны, ибо они уже туго натянулись, впиваясь в пульсирующую вершину члена и следом освободил себя от белья.

Миллиора вновь испуганно выдохнула, когда опустила взгляд на меня и заметила, что я наполовину раздет. Или же она залюбовалась, наслаждаясь видом? Ведь вскоре она окончательно высвободила руки из широких рукавов платья, позволяя тому упасть ниже. Правильно истолковав намерения моей маленькой бабочки, не спеша освободил её тело от своих пальцев, изводящих томной лаской изнутри и дал надоедливой одежде окончательно опасть на землю. Поднял поочерёдно её стопы, целуя любимые до умопомрачения, хрупкие щиколотки, попутно освобождая от туфель из тонкой кожи.

Залюбовался нежной наготой самой желанной из женщин, которая стала ещё более манящей, прекрасной, приобретая немного большую округлость форм, благодаря беременности. Руки сами скользнули к низу её живота, а губы вновь поцеловали маленький бугорок под пупком, который вскоре будет гордо заявлять о себе и расти быстрее. Только мне были заметны изменения, произошедшие с Милли и их я впитывал с упоением, понимая кто именно стал причиной нового положения этой божественно красивой девушки. Необъяснимое удовлетворение окончательно обняло всё нутро, когда потянул на себя любимую и стал усаживаться на пушистую мшистую поверхность, увлекая её за собой на землю, а она, в свою очередь, слепо последовала за мной, не разъединяя наших взглядов.

Полностью выпутавшись из штанов, усадил любимую поверх вздыбленного до неприличия, налившегося возбуждением члена и потёрся о её влажную шелковистость всей длиной, замечая при этом на лице Милли тень страха, которую уже имел честь наблюдать в нашу первую брачную ночь. Без сомнений, девушка опасалась, что я слишком велик для неё, но ещё я видел, как яростно она хочет меня, несмотря ни на что.

— Ты не помнишь, но уже принимала меня полностью и с большим удовольствием. Не стоит бояться. Я дам тебе право самой вести в этом танце.

Приподнявшись, наконец-то поцеловал сладкие губы. Милли ответила неожиданно страстно, дав повод осмелеть и углубить поцелуй как того хотелось с самого начала. Маленький, ловкий язычок скользнул изначально робко ко мне в рот, исследуя границы других удовольствий. Тогда я показал ей, что воистину неприлично и ворвался в её рот смело, забирая остатки воздуха, попутно вырывая стон из горла. Меня затрясло от нахлынувшего нетерпения. Желание стало подобно буре, вздымающийся внутри и скользящей тёплой смолой по венам. Когда же девушка робко стала двигаться, нетерпеливо скользя очень влажными складочками по основанию члена, то утробный звериный рык вибрацией прокатился по моим связкам.

— Смелее, любимая, — приподнял её над собой, направляя пульсирующую головку к её истекающему желанием входу.

Милли всхлипнула, когда я отпустил её талию из хватки и она резче задуманного опустилась на меня, принимая лишь часть всей длины, но испытав при этом гамму ощущений. Хотелось врезаться в шелковистость её тесного плена до основания. Взять всю, без остатка, грубо и быстро, как это бывало иногда с нами ранее. Но я помнил: для неё — это наша первая близость, и она должна стать незабываемой. Меня продолжало трясти, но дрожь лишь возросла, когда Милли стала робко принимать меня. Сама. Медленно и осторожно. Прислушиваясь к каждому приятному ощущению.

— Мы безумцы, — повторила вновь шёпотом, когда я поочерёдно стал дразнить поцелуями соски, посасывая и дразня их, вызывая в женщине, которую люблю больше жизни дрожь нетерпения.

Милли вся сжалась вокруг меня внизу, где соединялись наши тела, когда все её самые чувствительные к поцелуям места, получили моё внимание. Их я хорошо знал, изучая каждый сантиметр тела жены ранее, теперь мои знания ярко отображались на её лице. Подавшись мне навстречу от неуёмного желания, она всё больше принимала меня, пульсируя и источая влагу, а я настойчиво сдерживался, помня об обещании дать ей вести в танце нашей страсти.

— Нежная моя, красивая… — прошептал прямо в губы. Казалось, руками готов был обнять всю её без остатка. Слиться и больше никогда не расставаться. — Если есть рай, то пусть он будет подобен тебе. Лишь в тебе моё успокоение души и истинное высшее блаженство.

В глазах прекрасной Альхандры вновь вспыхнуло некое понимание. Возможно, она начала вспоминать? А может привыкать к новому чувству, которое неизменно снова стала испытывать ко мне? Милли начала смелее приподниматься и снова опускаться, позволяя проникнуть глубже и ощутить, как она, горяча и прекрасна внутри. Волны её спазмов от дикого возбуждения отчётливо ощущались мною изнутри, ведь очень плотно заполнял её, но знал — это лишь начало пути нашего воссоединения. Я не собирался прекращать наипрекраснейший момент быстро. Хотелось произвести самое лучшее впечатление на мою магически притягательную бабочку.

Коснулся её волос, ощущая, что эмоции грозят вызвать помутнение разума: кажется, мне стали мерещиться вовсе неподвластные объяснению вещи. Миллиора испускала свечение, напоминая сама хрупкого мерцающего мотылька. Но пощупав её зеркально-шелковистые пряди волос, проведя руками по плечам, осознал — это чешуйки с крыльев бабочек-Альхандр покрыли мою любимую вуалью волшебства, заставляя кожу и волосы сиять в полутьме. Милли полностью приняла меня и замерла, кусая губы и тяжело дыша. Привыкая ко мне, как это бывало всегда. Мотыльки, до этого мирно порхавшие у хрустального свода оранжереи, стали опускаться ниже. Сперва мерцающая пыльца с их крыльев опустилась на нас новым густым облаком, а после и они сами стали садиться на кустарники вокруг нас, на Милли, сидящую на мне, и прислушивающуюся к своим ощущениям.

Девушка не заметила, как оказалась в ореоле свечения прекрасных созданий. Как прекрасно сияла её фарфоровая кожа, покрытая мерцанием чешуек с крыльев Альхандр и как плавно они складывали крылья, сидя на её волосах и возводя божественный ореол вокруг её головы. В этот момент лик моей любимой окончательно соединился с образом творцов. Я быстро осознал почему кровную линию, которой принадлежала моя возлюбленная, назвали именем этих прекрасных созданий.

Миллиора лишь замерла, глядя сверху вниз фиалковыми глазами и впитывая мой восторг, пока некоторые из мотыльков всё ещё кружили вокруг нас.

— Ты, как они, — выдохнул надсадно. В груди, казалось, поместилась целая вселенная, разрывая её всеобъемлющим священным чувством. — Настоящее чудо…

После этого девушка посмотрела на свои плечи, руки, которые покрыла мерцающая пыльца, повела по моей груди, лицу, тоже любуясь тем, как густо насытилась наша кожа сиянием с крыльев Альхандр.

— Невероятно… — простонала с надрывом она, закатывая свои прекрасные глаза, когда приподнял её, резко опустил и вонзился сразу глубоко, побуждая плотно сжаться вокруг меня от вожделения.

Стаи мотыльков вновь вспорхнули, пугаясь резкого движения и осыпая нас новой порцией сияющих чешуек. Миллиора склонилась ко мне и смелее поцеловала, страстно лаская языком моё нёбо, покусывая губы и двигаясь всё смелее, стремясь усилить удовольствие. Я крепко сжал её мягкие ягодицы, помогая задать нужный темп. Стал двигаться навстречу.

Взгляд её окончательно затуманился, по щекам скользнули слёзы, образуя более тёмные дорожки на сияющей коже. Я же продолжал поглаживать гибкое тело. Целовать её грудь, губы, шею, дразнить покусываниями мочки остроконечных ушей, вбиваться в самое сердце её влажного естества, проталкиваясь всё глубже и глубже с каждым неистовым толчком, стараясь забрать её всю у этого мира себе. Устремляя нас выше и выше. Фиолетовую радужку её глаз окончательно поглотил расширившийся из остроконечного в круглый зрачок. По лицу Милли беспрерывным потоком прокатились тени самых противоречивых эмоций. Она широко раскрыла глаза, глядя при этом безотрывно в мои глаза, затуманенные сильнейшим желанием.

— Эрбос! я больше не могу. Эрбос… — заметалась вдруг девушка в руках, громко выкрикивая моё имя.

Моё имя! Осознал я, радуясь. Она вспомнила!

— Да, милая, вот так. Уверен, ты сможешь вспомнить и остальное. — Мои поцелуи осыпали лицо Миллиоры, пока я переворачивал её мечущееся тело на спину и властно вошёл вновь, наполняя до краёв. Её же сознание наполняли мгновения нашего общего прошлого под властью сильнейших эмоций, пока я вбивался в неё резче, подводя к самому пику удовольствия.

Ещё.

И ещё.

Окончательно вытесняя магию внушения Градоса и возвращая любимой память обо всём, что произошло с нами, я, то ускорял темп движений, то сбавлял его, чтобы продлить наипрекраснейший миг единения душ и тел, как можно дольше.

Все самые лучшие моменты, на ряду с ужасающими, наполняли её ум чередой воспоминаний, но сладкие волны сильнейшего оргазма, которые вдруг с содроганием завладели хрупким телом, стали бальзамом для истерзанной души. Я прижался лбом к её лбу в момент, когда и меня стал настигать пик удовольствия.

— Смотри мне в глаза, Миллиора, — приказал своей жене, когда та стала закатывать их от нестерпимого потока наслаждения. — Смотри и помни, кто твой мужчина. Я заберу тебя у всего мира, даже если для этого придётся его уничтожить.

Милли ошарашенно распахнула глаза, она точно знала, что так и будет. Наша любовь была всеобъемлюща, непостижима и кровава, но она содержала в себе истинную несокрушимость. Незыблемость и вечность.

Мир взорвался. Последние яростные толчки перед моей разрядкой заставили любимую поморщится от приторной неги, от этого она лишь сильнее сжала ноги на моих бёдрах, позволяя максимально углубить проникновение. Горячее семя хлынуло из меня, даря чувство лёгкости и наполняя Миллиору больше прежнего горячей вязкостью моих соков. Волны оргазма накатывали одна за другой, пока я тонул в глазах любимой безотрывно глядя в широко открытые, фиалковые озёра, подёрнутые дымкой безумной любви и страсти на пике блаженства. Обнимая свою хрупкую бабочку, ещё долго целовал её лицо, губы, пока она пыталась восстановить сбившееся дыхание.

Тяжело дыша и не размыкая объятий, освободил тело любимой от тяжести своего тела и уложил её голову к себе на грудь. Мы ещё долго говорили, пытаясь разобраться всё ли она смогла вспомнить, а когда поняли, что магию Градоса прорвало словно плотину и её воспоминания все и разом вернулись, придались уже неспешной и ласковой неге плотского единения. Каждое касание, каждый поцелуй стал на вес золота, глотком счастья в условиях скорого расставания. Милли понимала, что вскоре ей предстоит возвратиться в замок, а я знал наверняка, что придётся её отпустить.

Сегодня. Только сегодня её отпущу, успокоил себя, но это вовсе не помогало. Лишь нектар губ и нежные касания рук любимой помогали успокоить отчасти душу. Вскоре и эти мгновения пришло время завершить, ведь Кэрол постучала в высокие двери оранжереи где-то у входа в обитель волшебных растений. Милли подхватила оставленное лежать на земле платье словно из жидкого изумруда, и я помог его зашнуровать, попутно целуя её плечи, спину. Оделся сам. Девушка взглянула на небо, чернеющее над хрустальной крышей оранжереи и поняла по укатившимся к горизонту трём лунам, что ночь вскоре станет окрашиваться первыми красками рассвета.

— Мне пора, — сказала она тихо, при этом порывисто обнимая и прижимаясь.

Руки её вцепились в меня, словно Милли тонула. Я тоже сжал её хрупкое тело в руках, не желая отпускать. Расставаться. Нечто ужасное залегло на дне души, разрушая и оскверняя все пережитые в эту ночь прекрасные мгновения. Я снова почувствовал, словно предаю свою любимую, заставляя остаться в этом плену. В опасности.

— Я вытащу тебя отсюда. Обещаю, мотылёк. — Поцеловал её в макушку, вдыхая любимый аромат её волос и приподнимая подбородок выше.

Девушка тут же прижала тонкие пальцы к моим губам, прильнула щекой к моей ладони, потеревшись о неё кошкой. Так, как это делала только она…

— Ч-ш-ш-ш… Не надо обещаний, Эрбос. Пусть это мгновение останется мне без грустных слов и лживых надежд, когда придёт день кары. Пообещай мне лишь одно. Позаботься о моих родных. Забери их в безопасное место, если что-то случится со мной. Сделай всё, чтобы мама и папа, Эрион, Кэрол, Йен, как бы я не злилась иногда на этого громилу, не винили себя. Скажи, что я их люблю. Передай моей подруге Лоре, что я не хочу видеть слёз на её щеках. Не обижай Ненси, — горько усмехнулась. — И крепко обними за меня Никоса.

Я в ужасе замотал головой, осознавая, что Милли не верит в чудеса и что избежать разоблачения, сбежать, ей не удастся. Она прощалась. Навсегда.

— Нет! Я ни за что не оставлю тебя! — Прижал её к себе настолько сильно, что каждое вырывающееся рыдание из её груди ощутил содроганием в своей груди.

Мои глаза наполнились редкой влагой. Я знал, что Милли права. Шансов на побег было крайне мало, а сила короля казалась немыслимой, благодаря защите Королевского амулета. Все мы в глубине души понимали : обман — лишь отсрочка перед трагедией.

— Ты должен увести их отсюда и разрушить врата до рождения ребёнка. Когда Градос узнает… он не пощадит никого.

— Я знаю… знаю… Но дай мне попробовать освободить тебя. Верь мне, Миллиора, я смогу освободить вас, — уложил руку на её живот. — Только верь в меня.

Стук у входа повторился ещё более настойчиво, заставляя поторопиться. Милли кивнула и взглянула в мои глаза, необычайно легко запрятав гримасу боли на лице за маску искренней улыбки. Она стала так мудра и от этого ещё более идеальна в моих глазах, что сердце вновь защемило от боли. Маленькие прохладные ладони аккуратно стёрли влажные дорожки с моих щёк.

— Будь счастлив, Эрбос, и помни о чём тебя просила, — настойчиво попросила она. — Спасибо, что вернул мне память о прошлом. Спасибо за эту прекрасную ночь. Жить в той пустоте было невыносимо. Теперь я знаю кто я и почему тут. Помню нас. Нашу любовь. Это придаст сил… Но я буду верить в тебя, обещаю, ведь у меня есть только это.

— Я не прощаюсь, мотылёк. Тебе не избавиться от меня, не избежать моей компании до конца жизни, так и знай.

— Иногда жизнь весьма быстротечна, Эрбос. — добродушно улыбнулась девушка, а в глазах её на мгновение обозначился страх.

Я обнял подбородок любимой.

— Помнишь, что я обещал тебе, мотылёк? Пока жив я, будешь жить ты. Пока молод я, будешь молода ты. И я не забираю этих слов, а лишь дополню: если погибнешь ты, то и я устремлюсь за тобой. Обещаю. Ведь для меня не останется смысла существовать без тебя и нашего ребёнка. Я не смогу жить ни в одном из миров, зная, что позволил вам погибнуть. Авалард знает об этом и позаботится о твоих родных не хуже меня самого.

Глаза Миллиоры расширились, когда она ощутила, как нити сильнейших обещаний вновь протянулись между нами и коснулись душ. Она осознала, или же увидела в моих глазах решительное намерение идти за ней до самого конца и во что бы то ни стало. Больше с её губ не сорвалось ни слова уговоров и доводов. Она поняла, что настроен крайне серьёзно.

— Мне пора, — снова произнесла она, но её объятия стали лишь крепче.

Мы хватались и жадно гладили друг друга, пока ещё более громкий стук не разрезал пространство. Любимая резко высвободилась из моих объятий, чтобы не было так сложно отстраниться. Повернулась к выходу.

— Не будем прощаться. И пусть Боги помогут нам преодолеть этот кошмар.

— Постой, я провожу. Ты всегда боялась темноты.

Милли повернулась ко мне, осмотревшись вокруг, и неожиданно очень тепло улыбнулась. Глаза её поднялись выше, туда, где покрывалом из сверкающих звёзд, раскинулась глубокая тихая ночь, мерцая над кристальной сводчатой крышей оранжереи. Красоту звёзд лишь ещё больше скрашивали светящиеся Альхандры, мерно порхающие высоко над головой. Я вдруг ясно осознал, что это мгновение останется со мной навсегда.

— Нет, Эрбос. Больше нет. Ведь поняла, я слишком люблю звёзды, чтобы бояться ночной темноты.

И речь шла вовсе не о тьме ночи, а лишь о том, как прекрасен в ней виден свет. Свет любви, надежды, преданности. Подобно тому, как сегодня ярко сияли звёзды и три полных луны на небе, сейчас сияли и наши судьбы на полотне действительно тёмных обстоятельств, истребляя мрак сиянием любви.

Я крепко сжал кулаки, когда Миллиора, вся в светящейся пыльце, направилась к выходу из обширной оранжереи, оставляя меня одного. Лишь спустя некоторое время я обрёл вновь хладнокровие, расхаживая по оранжерее, словно запертый в клетке зверь. Но отныне я обрёл и уверенность — ничто не сможет помешать освободить моего волшебного мотылька . И даже если ценой станет смерть, её я приму с благодарностью ради освобождения любимой. Эта любовь стоила смерти.