Мы просили у вечности рай

Глава 42 Часть 3

— Зураб уехала. — Настойчиво начинает объяснять, не позволяя мне пройти дальше. — Дождалась, пока американку заберет брат, а потом собралась и уехала. Клянусь, их здесь нет! — Почти умоляет. Рассчитывает, что это меня остановит, но я должен все узнать. Понять и принять правду, которую воспаленный разум отказывался слышать. Ничего не отвечая женщине, направляюсь к единственному кирпичному строению в этой деревни. Нутром ощущая, что именно там найду ответы на терзающие вопросы. Узкий темный коридор. Первые двери, которые толкаю ногой, приводят меня в ту самую комнату. В которой было снято злосчастное видео. Интерьер я узнаю без труда, ведь больше сотни раз, я просматривал эту проклятую запись. Но рассматривая все досконально ничего не замечал. Замер посреди комнаты, зависнув в собственных воспоминаниях. Повторяя слова Клео, которые она произносила, глядя в объектив камеры. Так реалистично, словно сейчас видел ее перед собой. Вздрагивая, оборачиваюсь, когда чувствую чужое прикосновение к своему телу. Вижу перед собой пожилого мужчину, который с опаской смотрит пристально в глаза.

— Господин, не горячитесь. Давайте мирно поговорим. — Мужчина спокоен и достаточно уверен в себе. Понимая, что любое нападение понесет за собой последствия, старается идти навстречу.

— Кто вы? — Задаю напрямую вопрос, чтобы понять с кем разговариваю.

— Меня зовут Акиф. Я старейшина этой деревни уже на протяжении двадцати лет. — Уверенным голосом. Подсознательно ощущаю, что мужчина скрывает свой страх, стремясь утихомирить мои эмоции. — Вы ищите того, кого давно здесь нет. Остановитесь. — Делает шаг, становясь рядом практически вплотную.

— Что вы знаете? — Пальцами впиваюсь в собственные ладони, удерживая гнев. Не позволяя себе наброситься на мужчину, и вытрясти с него правду.

— Зураб помогала девушке. Всегда рядом была. Но неделю назад собрала свои вещи и уехала. — Делая пару шагов, хватается за спинку стула рукой, будто не в силах держаться на ногах.

— Почему уехала? — Хрипло. Втягивая горячий воздух через нос. Разворачиваюсь, чтобы не разрывать с мужчиной зрительного контакта. — Девушка американка отправилась вместе с ней? — Каждая мышца на теле каменной становится. Понимаю, что еще чуть-чуть, и я начну громить здесь все к чертовой матери.

— Девушку увез брат. — Не верю в его слова. До последнего думая, что все наигранная ложь.

— Мой муж говорит вам правду. — Голос позади. Поворачивая голову, вижу перед собой пожилую женщину. Достаточно милую для своего возраста. — Прошу вас господин, прикажите своим людям не громить деревню. Пощадите. Мы ни в чем не виноваты. — Клянусь, она готова броситься к моим ногам и умолять.

Делая быстрый шаг, приближаюсь к женщине. Голову клоню, глаза прищуривая. Пытаюсь понять, говорят ли они правду, или нагло лгут смело глядя в мои глаза. Не выдерживая хватаю женщину за плечи, хорошенько встряхивая.

— Что с ребенком? Девушка была беременна. — Продолжаю трясти, не отдавая отчета своим действиям. Даже понимая, что с ума начинаю сходить, остановиться уже не могу.

— Видит Аллах, мы не виноваты в том, что случилось. — Неожиданно женщина падает на колени прямо у моих ног. Начинает плакать, прикрывая лицо дрожащими ладонями.

— Не молчи! — Наклоняюсь, требуя, чтобы она продолжала. — Рассказывай все! — Не узнавая собственного голоса. Тело лихорадочно трясло. Не хотелось воспринимать происходящего, но, похоже, правда оказывается жестокой.

— Роды начались раньше времени. — Через слезы. Поднимая голову, смотрит заплаканными глазами. Прося жалости и пощады. — Девушка кричала, что малыш ее грех. И когда мальчик родился, она не хотела на него даже смотреть. Отказалась кормить. — Каждое слово, будто острая игла, впивающаяся в самое сердце. Оставляющая кровоточащую рану, которая никогда не сможет зажить. — Малыш был очень слаб. Чувствовал, что матери не нужен. Отказывался принимать чужое молоко. Аллах его забрал к себе, но, господин, мы в этом не виноваты. — Покорно голову склоняет, желая, чтобы я поверил.

— Ты лжешь. Она не могла так поступить. — Внутри все разъедается. Словно я только что сделал жадный глоток серной кислоты. Мрак опутывает, превращая меня в полуживое существо. Все рухнуло окончательно.

— Каждое мое слово, правда. Девушка винила ребенка во всех бедах. — Женщина кое-как поднимается на ноги, поправляя подол длинного платья. — Мы пытались ее облагоразумить и отдать дитя, когда она уезжала с братом. Малыш был еще жив. — Смотря в ее запуганные глаза, впервые трезво ощущаю, что она не врет. Рассказывает все, как было на самом деле. Ошибся. Собственноручно вонзил клинок в свое сердце, полюбив Клео. Наверно это мое наказание за все совершенные поступки. — На прощание девушка сказала, что хочет, чтобы ее прошлое было похоронено в этих песках. — Отводит взгляд, смотря на своего мужа. Цепенею. Гулкий шум в ушах затмевает ее голос. Перед глазами все расплывается.

— Где мой сын? — Наверно, это последний вопрос. Все ясно. Все кончено.

— Идемте, я вам покажу. — Выходит быстро из комнаты. Направляюсь следом. Женщина выскакивает во двор, и, проходя, метров пять, замирает на месте. — На том холме кладбище. — Указывает жестом направление, и я, срываясь с места, направляюсь туда. Бегу, ощущая, как ноги утопают в горячем песке. Хватаю ртом обжигающий воздух, пристально смотря вперед. Не обращая внимания на то, что Сафир бежит следом, и что-то громко говорит. Все сейчас неважно. Первая могилка. Одинокий холм, без опознавательной таблички. Обложенный огромными булыжниками. Ему даже имя не дали. Цветочка не положили. Падаю на колени, выцарапываясь пальцами в землю. От дикой боли все внутренности судорогой сводит. Мой сын. Мой мальчик, которого я даже не увидел. Не смог взять на руки. Умирал, чувствуя, что никому не нужен в этом мире. Особенно родной матери, которая со зверской жестокостью обрекла его на смерть.

— Ааааааа! — Кричу в голос, ощущая, что сердце на куски разрывается. Не прошеные слезы выступают на глазах, и я впервые за столько лет позволяю истинным эмоциям выплеснуться. Сжимая пальцами землю, продолжаю дико орать. Чувствуя, что сердце становиться каменным. Одним из этих булыжников, который лежит на могиле сына. Я способен был пережить все в жизни, но только не смерть собственного ребенка.