Я заметила её сразу, едва только толкнула тяжёлую дверь и переступила порог.
Права была Трина.
И Александр, пусть бы вспоминать о нём я не любила.
Облачённая по обыкновению в длинный чёрный плащ по фартерскому фасону, Алишан стояла возле широких серых ступеней школьного крыльца, похожая на мать, ожидавшую своего ребёнка по окончанию уроков. Её холодный строгий взгляд следил за каждым моим движением, оценивал меня, мою одежду, небрежную причёску и большую коричневую сумку на боку, где лежали тетради и учебники.
Я медленно, неохотно сошла по ступенькам. Дверь за моей спиной гулко хлопнула, пропуская других людей, посещавших вечерние занятия в местной школе.
— Здравствуй, Варвара, — произнесла Алишан ровным суховатым тоном, не выражающим ничего в частности.
— Здравствуй, Алишан, — откликнулась я, преодолевая последнюю ступеньку.
Пожалуй, чего я точно не ждала, так это того, что объявится Федина сестра всего-то год спустя.
Год вышел странным. Суетливым, суматошным, беспокойным и временами изрядно нервным.
Легализация адарской деятельности попаданки в условиях отсутствия прецедентов — штука сложная, со своими заковырками и подводными камнями, это вам не фунт изюму. Майя обещание сдержала и устроила мне встречу со знакомой адарой. Та выслушала мою историю, сильно укороченную и основательно отцензуренную, и честно заявила, что не имеет ни малейшего представления, что возможно предпринять в моём случае. Адары не отрекались от ближайшей родни, не допускали разветвления рода и никогда, ни при каких обстоятельствах не отворачивались от своих сестёр и дочерей. Какой бы ни была наследница, она — следующее поколение адар, та, кто продолжит и сохранит род, создание фактически священное и неприкосновенное. Чужие тени, сиречь попаданки, на адарские тела массово не покушались, дуайры толпами не бегали и сами адары редко когда пренебрегали своим предназначением в угоду обретения единственной великой любви. После консультации у знакомой Майи стало ясно, что либо я всему адарскому совету рассказываю, кто я есть и почему родная сестра от меня вдруг отвернулась, либо ухожу в глубокое подполье и сижу тихо-тихо, аки мышь под веником, до того светлого момента, когда Алишан всё поймёт, примет и пойдёт на мировую.
Делиться с кучей народу даже отцензуренной версией хотелось не сильно. Если правду обо мне будут знать три-четыре адары, две из которых мама и сестра моего сочетаемого, то ещё куда ни шло. Но если едва ли не все адары этого мира…
Они будут задавать вопросы и не ограничатся односложными непродуманными отмазками про дальний домен. Они потребуют подробностей, они призовут к ответу если не всю Федину родню, то Алишан как минимум, они захотят рассмотреть под микроскопом всех причастных. Они не проявят понимания Жанин и Надин, не попытаются отвязаться от меня поскорее, как знакомая Майи, и не забудут обо мне на неопределённый срок, подобно Алишан. Меня всесторонне изучат и препарируют, на мою предполагаемую родину снарядят экспедицию с дознавателями во главе — расстояние для адар не помеха. Не знаю, с чего я вообще взяла, будто заявить о себе как о представительнице нового независимого рода будет легко и просто, главное, сам процесс телепортации предварительно освоить?
Нет, легко и просто не будет.
И не было.
Конечно, после прошлой нашей встречи я уверена, что Алишан не станет меня преследовать ни как дуайра, ни как захватчицу тела её сестры. Алишан, казалось, и впрямь словно забыла о моём существовании. Целый год от неё не было ни слуху ни духу, если она появлялась по делам в Ридже, то не пересекалась ни с Виргилом, ни со мной. Собственно, о её визитах в Ридж мы узнавали от Майи, которую Алишан по понятным причинам тоже избегала, а уж откуда узнавала Майя, мы не спрашивали.
И обзавестись новыми документами не проблема, когда под рукой есть человек со связями в криминальном мире. Виргил не Люсьен, у него связей этих поболе да покрепче, к тому же имелись деньги, дабы мне быстро и без вопросов нарисовали местное удостоверение личности. Согласно этому документу я — Варвара Зотова, родившаяся в Фартерском домене в провинции Осколли двадцать шесть лет назад. Ну а что? Трое моих мужчин всё равно из Фартерского домена родом и один на свет появился в той самой Осколли. И первым доменом, где я оказалась, стал именно Фартерский. Только возраст пришлось оставить Федин, потому как смысла подтягивать его до моего настоящего не было. А что по факту большую часть времени провожу я в Бертерском… так сложилось.
Адара, в общем-то, где угодно может время проводить. Особенно если эта адара не привязана ни к роду, ни к родовым гнёздам и свободна как ветер в поле.
Я и проводила.
Иногда в Ридже, где у Виргила остался дом — гостить у сестры во время визитов в город Ворон не желал категорически, — и работа. Бросать свои тёмные делишки он не собирался, по крайней мере, до тех пор, пока не скопит на безбедную старость и домик в тёплых краях у моря. Так он мне говорил. А я предлагала хоть сейчас обзавестись домиком у моря на перепутье. Правда, строить его самим придётся и жить в нём почти в спартанских условиях, примерно как Ярен живёт. Конечно, забираться так далеко на север крайний, где большую часть года снег лежит, я бы не хотела, зато на любом из перепутий никому до нас дела не будет. Виргил обычно усмехался, обнимал меня, целовал и отвечал, что со мной можно и на перепутье. Но не сейчас. И не в ближайшие лет… двадцать точно. Вот когда он состарится окончательно, возненавидит весь мир и перестанет интересоваться всем, кроме блаженного одиночества…
Поэтому в Ридж мы заглядывали, но больше по делам. Гораздо чаще мы всей компанией бывали в трактире «Белый волк», который за год не поднялся до уровня мишленовского ресторана, но всё же стал довольно популярным заведением в Ливенте. Во всяком случае, Филипп честно старался придать ему немного лоска и фешенебельности, а я всё-таки предложила Анне продавать еду на вынос. Комнаты Бёрны сдавать перестали, один леший толку от этого ноль целых хрен десятых. Зато нам нашлось где разместиться.
Ушёл ли Филипп, пока я ему предлагала?
Ага, держи карман шире!
Филипп остался. И первые два-три месяца вёл себя так, словно никакого разговора между нами не было, ни в «Короне», ни в особняке Беллендора. Возвращаться под отчий кров он отказался наотрез, хотя несколько визитов родителям нанёс. Без меня, к счастью. Знакомиться со свекром номер один я была не настроена. Зато со свекром номер два познакомилась, когда мы с Люсьеном отправились в Осколли — должна же я посмотреть на места своего предположительного появления на свет. И с сочетаемым Надин заодно, и даже с будущей племяшкой.
Племянница родилась в срок.
А от близкого общения с семьёй Филиппа я до сих пор воздерживаюсь.
Филипп от меня тоже воздерживался.
Месяца два точно.
Он обстоятельно побеседовал сначала с Ормондом, затем с его родителями и в результате остался в Ливенте, поднимать «Волка» с колен. Бёрны и особенно Анна надеялись передать трактир сыну, но вряд ли Ормонд стал бы распыляться и пытаться тянуть и свой паб, и «Волка». В любом случае трактир продали бы рано или поздно… а так нашёлся человек, искренне заинтересованный в ведении семейного бизнеса. Выбор Филиппа нас всех удивил преизрядно. Люсьен даже предлагал сделать ставки, как надолго хватит его решимости и энтузиазма.
Как ни странно, хватило куда на дольше, чем мы предполагали. Мы периодически заглядывали к нему, поначалу иногда, влекомые любопытством и желанием поесть нахаляву, потом всё чаще и чаще, а под конец перевели «Волка» в статус места обитания, одного из нескольких. Что поделать, на хоромы как у Феодоры накоплю я нескоро, да и непонятно пока, в каком конкретно домене можно заложить основу для родового гнезда. У каждого моего мужчины свой способ заработка, какой ни есть, и вынуждать их отказываться от привычной деятельности и мчаться за мной в прекрасное далёко, где ни у меня, ни у них нет ничего, виделось неправильным.
Филиппу неплохо и в Ливенте.
Виргил аферы проворачивать предпочитал в Ридже.
Люсьен с Вороном, осваивает непростое мошенническое ремесло. У них там и команда своя подобралась, и территория знакомая, вдоль и поперёк изученная, и прочие важные нюансы, в которые я благоразумно не лезла. Надо перенести мужчин обратно в Бертерский домен — я переносила. И не делала разницы между теми, кто с привязкой, и теми, кто со мной по зову сердца. Ну, или ещё какой важной части тела.
— Ты учишься? — во взгляде Алишан, обращённом на здание школы за моей спиной, пробилось удивление. Само оно, серое, трёхэтажное, с широким крыльцом под козырьком, вызывало у меня стойкие ассоциации с моей школой, оставшейся в другом мире.
— Хожу в вечернюю школу, — пояснила я. — Заново учиться считать, писать и читать мне не нужно, к счастью, но вот с остальными знаниями… у меня немного беда.
А заставлять мужчин заниматься со мной изучением всего, что им и так давно известно, я не хотела.
— Учу историю, географию, культуру разных доменов… черчение ещё.
— Черчение? — Алишан перевела взгляд со здания на меня. Удивления в нём заметно прибавилось, и нарочитая холодность отступила.
— Вдруг пригодится?
Алишан качнула головой, не представляя, где в адарском деле может пригодиться черчение.
Ещё подрабатываю полулегальной телепортацией. Виргил мне пассажиров находит, да и в Перте уже есть люди, знающие, к кому обратиться в случае необходимости. Ормонд, бывает, тоже посылает потенциальных клиентов. Я не задаю вопросов им, а они мне, я выполняю свою работу, а они её оплачивают, и мы расходимся, вполне довольные друг другом.
Алишан повернулась и неспешно двинулась через школьный двор. Я помахала рукой знакомой девушке из числа учащихся вечерней группы, догнала Алишан и пошла рядом с ней. Темнело нынче с каждым днём всё раньше и мощённый плиткой двор освещали фонари. Небо хмурилось, грозя пролиться очередным дождём, кажется, пятым на этой неделе, дул прохладный ветерок, заставляющий плотнее кутаться в тонкий плащик.
Пора пальто доставать с тёплой курткой за компанию. Вспомнить бы только, где они у меня лежат.
— Как он… они? — спросила Алишан вдруг.
— Мой гарем, ты имеешь в виду? — я притворилась, будто не заметила оговорки. — Нормально. Живём себе потихонечку на несколько домов и два домена. Не перегрызлись, не переубивали друг друга и даже мозг почти не выносили. Толком и не ревнуют мальчики мои…
Наверное, потому, что понимают, зачем и на что подписались.
— И озейн Катрино?
— И он в том числе.
Потребовался один промозглый вечер, не очень удачная телепортация, бесячий клиент, острое желание кому-нибудь пожаловаться на этого хмыря и немного алкоголя. И — хоба! — проблема воздержания разрешилась сама собой. Поутру я не стала спрашивать, почему Филипп внезапно передумал, а он, по-моему, был только рад, что я не лезу ему в душу с мозговыносительными беседами. Угу, больно оно мне надо, опять по десять раз уточнять, какая ему вожжа под хвост попала. Мне и прошлых его тараканов хватило с избытком. И пускай в общей сложности времени с ним наедине я по-прежнему проводила меньше, чем с остальными, и степень взаимопонимания между нами уступала прочим, однако, как говорится, лиха беда начало.
— Рада, что у тебя с твоими… сочетаемыми всё наладилось, — градус радости в голосе Алишан невелик, но, похоже, чем богаты…
— А у тебя как дела? — спросила я без особой надежды на ответ.
— Путь мой тернист и ухабист, — отозвалась Алишан уклончиво. — Я хотела разыскать того мужчину… Костаса… но, кажется, он навечно сгинул на перепутье.
Если за прошедший год с Костей не произошло ничего непоправимого, то, скорее всего, он затихарился где-нибудь подальше от адар и благоразумно не высовывается.
— Если хочешь, я могу отдать тебе…
— Что отдать? — Алишан остановилась перед распахнутыми створками ворот. По другую их сторону застыл её зафир, почти невидимый в тени глухой школьной ограды.
— Фотографических портретов было два. Один был у Феодоры… вернее, припрятан в схроне в избушке Ярен. Ты его ещё разорвала. Второй остался у Костаса. Он… портрет… попал ко мне, — потом его у меня Виргил реквизировал, но когда мы перебирались в Бертерский домен, я нашла фотку среди вороновских вещей и забрала обратно, напомнив, что всё равно на ней не совсем я. — На том портрете осталась подпись, сделанная рукой Феодоры.
И слово «прости».
Сейчас, по прошествии времени, я была уверена, что дописал его Костас. Феодору он любил по-своему. Другое дело, что к его почти благородным чувствам ещё много чего примешивалось, и не всем этим ингредиентам есть место в любви.
Помедлив, Алишан кивнула.
— Хорошо.
— Дуган… озейн Долстен в порядке?
— Да. Он горюет… но кто нет?
— А… Александр? — вот о нём спрашивать точно не хотелось, однако когда ещё представится возможность узнать?
— Он… — Алишан вновь покачала головой, не торопясь делиться подробностями. — Он оказался не таким, каким я его помнила, знала… думала, что знала. Нынче я не понимаю, что делать… с ним и…
То есть разыскали Санька-то. Впрочем, вряд ли он смог бы уйти далеко.
— Это непросто, Фе… Варвара. Всё, что он сделал… с тобой, с нашей Фео… этому нет прощения, нет оправдания. Нет понимания, отчего так произошло.
Почему же, у меня есть. Но не думаю, что Алишан понравится моё виденье ситуации с Александром.
— Я много размышляла в последние месяцы… о брате, о Фео, о моём сыне… о том, что ждёт наш род в будущем, — Алишан смерила меня неожиданно острым, цепким взглядом. — Ты знаешь, о чём пойдёт речь?
— Догадываюсь.
— Боюсь, это неизбежно, — Алишан отвернулась от меня и принялась с повышенным вниманием изучать арку ворот. — Я могу публично отречься от тебя, чужачки, волею случая захватившей тело моей бедной сестры. Могу запретить тебе приближаться к членам нашей семьи, отказать тебе в праве наследования. Могу обличить пред всем миром…
— Нет проблем, — я равнодушно пожала плечами. — Окончательно уйду в подполье, переберусь на перепутье, может, даже домом на колёсах обзаведусь, как у ветреных… то есть проклятых.
Год назад такая перспектива меня не то чтобы пугала, скорее виделась нежелательной.
Сейчас я понимала, что и на перепутье можно жить. Ясен-красен, не так, как в большом цивилизованном городе, однако вполне себе можно. Я не пропаду и мужчины, если решат остаться со мной несмотря ни на что, тоже.
— Могу, — повторила Алишан. — Но кровь нашего рода не вытравить из твоих жил. Я могу что угодно говорить, однако от моих слов тело Фео не изменится настолько, чтобы перестать быть частью нашего рода, не растеряет силу адары. Однажды зеркало перейдёт к тебе, желаю я того или нет. Оно исчезает бесследно, лишь когда род прерывается. И мой зафир…
— У меня есть свой, — возразила я поспешно. — Он очень хороший и умный, и я ни на какой другой зафир его не променяю.
— И ты в свой срок передашь его своей дочери. Но, быть может, у тебя родятся две дочери и тогда вторая будет рада получить собственный зафир.
У меня ещё ни одной дочери нет, а Алишан уже наследство между племянницами делит.
— У тебя трое… двое сочетаемых и вероятность рождения двух дочерей велика. Наш род продолжится, даже если я отрекусь от тебя, а ты назовёшься новым именем. Неважно, чего желаю я или ты, наша кровь, наша сила сохранится и приумножится. Поэтому бессмысленно разбрасываться опрометчивыми словами, они не изменят ничего, кроме отношений между нами. Тебе пришла пора занять место, пусть не принадлежащее тебе по праву рождения, но готовое принять дочь свою, кто бы ни находился ныне в её теле. Принять имя и жить так, как подобает адаре положения Феодоры.
То есть затвориться в четырёх стенах позолоченной клетки и смиренно ожидать, пока старшая сестрица не сочтёт годной хоть на что-то, кроме обвешивания сочетаемыми и продолжения рода?
Благодарю покорно.
Небеса всё-таки разразились мелким, докучливым дождём, и я отступила под арку ворот, правда, слишком узкую, чтобы защитить от зачастивших, застучавших по плитке капель.
— И, возможно, ты хочешь обрести третьего сочетаемого… — Алишан осталась стоять под дождём.
— Нет, не хочу.
— В сущности, ничто не препятствует адаре в выборе мужчины, с которым она не связана… тем более при наличии сочетаемых… но этот мужчина никогда не заменит истинного сочетаемого.
— Ему и не надо заменять, — я оглянулась на шум подъезжающей машины. — Он на своём месте, официальные сочетаемые на своём. И все довольны и счастливы.
— Нить, протянутая оком…
— Крепка и замечательна. Но и нить, протянутая между двумя сердцами по их выбору, ничем не хуже.
Жёлтый свет фар мазнул по зафиру, ограде и створке, расчерченный тонкими нитями дождевых струй. Автомобиль остановился перед воротами, но мотор не заглушил.
А я так и не привыкла называть автомобили мехаходками.
— Ладно, Алишан, мне пора, за мной приехали, — оттопырив указательный палец и мизинец, я наполовину машинальным движением поднесла их к уху и рту. — Спишемся-созвонимся… ой, то есть встретимся ещё.
И не один раз, подозреваю.
Потому что Алишан приняла решение допустить-таки опальную попаданку в род и теперь не отвяжется, пока не убедится, что я на всё согласна.
Развернувшись, я вприпрыжку бросилась к машине. Дверь со стороны пассажирского сиденья открылась, и я поскорее нырнула в тёплое нутро.
— Привет, — я потянулась к Ормонду, поцеловала его и лишь затем закрыла дверь. Заметила, сколько занятных эмоций отразилось на лице Алишан, когда она в свете фонаря у ворот разглядела мужчину на водительском месте.
Ну да, не Филипп, не Люсьен.
И даже не Виргил.
Но данное ему обещание я сдержала. Предупредила заранее, честно и без утайки, как он хотел. Правда, Виргил всё равно ещё долго ходил мрачнее и недовольнее обычного и упрямо не торопился привыкать к моему новому мужу в довесок. Это Люсьен только плечами пожал философски. Филипп вообще заявил, что он знал, что так будет, и зря его слова никто не воспринимал всерьёз. Он-де с самого начала видел искры между нами.
Какие, на хрен, искры? С Ормондом вспышек страсти безудержной не было, с ним всё было плавно, неспешно и почти благочинно. А ещё нежно, обстоятельно и очень надёжно.
— Привет, — Ормонд внимание на Алишан, конечно же, обратил, да и зафир невозможно не заметить, но расспрашивать не стал и вырулил с дороги перед школой. — Как прошли занятия?
— Хорошо, — я сняла сумку и бросила её на заднее сиденье. — Домой?
— Домой.
Сегодня я у Ормонда. От его квартиры и к школе ближе, и удобств немного больше, чем в «Волке», и вообще получилось такое уютное гнёздышко на двоих. А завтра у меня нет ни занятий, ни клиентов, и мы поедем в Ливент, к остальным моим мужчинам.
Заодно и обсудим.