Наша тайна

12

Это было бы слишком хорошо. Майкл к утру не успокоился. Дебора не была уверена, что именно он помнит, но он позвонил с самого утра и сказал, что собирается завтракать в кафе и ей не надо заезжать к нему. Совпадение? Возможно. Его мог бы выдать тон. Но сама Дебора с ним не разговаривала. С ним побеседовал Дилан, так и не позвав ее к телефону.

Отвезя детей в школу, Дебора заехала в кондитерскую. Столики на улице были заняты людьми, наслаждавшимися утренним солнышком.

Войдя внутрь, Дебора взяла фирменную булочку и кофе и отправилась искать Джил. Та сидела в кабинете, наклеивая адреса на летние рекламные проспекты. Не зная, с чего начать, Дебора поставила свой завтрак и упала в кресло.

Джил взглянула на сестру и сказала:

— Паршиво выглядишь.

— И чувствую себя паршиво, — пробормотала Дебора. Она могла придумать целый список слов, чтобы охарактеризовать свое состояние. Не последнее место в этом списке занимало бы «крушение иллюзий», но «паршиво» тоже подойдет. — Вчера я все сказала отцу.

Повисло молчание, потом Джил с любопытством спросила:

— Что значит «все»?

— Я сказала, что он слишком много пьет.

— Сказала? А он что?

— Ответил, что это не мое дело.

— Так он признал, что пьет?

— Отрицал. А потом набросился на меня.

Джил нахмурилась.

— Что значит «набросился»?

— Не хмурь брови, — попросила Дебора. — Именно так хмурился папа, когда говорил, что я ничего не понимаю.

Лицо Джил разгладилось.

— Почему он на тебя набросился?

— Потому что я, должно быть, задела его за живое.

— Что он сказал?

— Как смею я обвинять его в пьянстве, когда сама такая.

— Какая?

— Паршивая жена, паршивая мать.

— Он был пьян.

— Вообще-то нет, — произнесла Дебора. Она уже думала об этом. — Вот почему все так плохо. Он, может, и выпил больше, чем следовало, но излагал свои мысли довольно четко. Я думаю, что алкоголь развязал ему язык. Отец сказал то, что на самом деле чувствовал, но не хотел говорить раньше.

— Ты не паршивая жена и не паршивая мать.

— Честно говоря, Джил, я вообще не жена. Он ясно выразился и развил целую теорию по поводу ухода Грэга. Возможно, отец прав. Я не поддерживала Грэга.

— Ерунда. Это Грэг не поддерживал тебя.

— Может, и поддержал бы, если бы я попросила. А я никогда не просила. И в этом я тоже виновата.

— В чем? В том, что ты независимая? — спросила Джил. — Умная? Самостоятельная?

Дебора могла бы чувствовать себя польщенной, но лишь грустно сказала:

— Раньше я знала, что меня ждет. Теперь нет.

— Дебора, что случилось?

Дебора потерла лоб.

— Вчера действительно был тяжелый день.

— Почему?

— С чего начать? С рассерженного пациента, который пожаловался на меня папе? Со звонка школьного психолога, обеспокоенной состоянием Грейс? С другой пациентки — ах да, бывшей пациентки, — набросившейся на меня в спортзале?

— Начни с этого, — сказала Джил. — Со спортзала.

— Хороший выбор, — ответила Дебора, посмотрев на сестру. — Это объяснит, почему я поссорилась с папой.

Она рассказала о случайной встрече с Эмили Хубер.

Джил слушала, оторвав несколько наклеек с адресами.

— Эмили Хубер — единственная из твоих пациентов, кто отказался от ваших услуг. — Она прилепила наклейку к листовке. — Все, что утверждает Эмили, она в лучшем случае от кого-то услышала. — В ход пошла вторая наклейка, потом третья. — Она говорит это о папе, чтобы отомстить тебе. Ты ведь знаешь, что в прошлые выходные Эмили подавала детям ликер.

— Я сама себе так говорила. Но мне не дают покоя разные мелочи. Например, почему папа во время обеда закрывает дверь в свой кабинет. Я всегда воспринимала это как знак того, что он хочет несколько минут отдохнуть, но он мог и пить в это время. — Дебора посмотрела на сестру. — Ты бледная. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Просто устала, — сказала Джил, — но это нормально. Так папа сознался?

— Нет. Он включил телевизор погромче и не стал со мной дальше разговаривать. Сегодня утром он передал, что позавтракает в кафе, возможно, так оно и было. Но мне все равно придется с ним встретиться на работе. И возможно, это будет неприятная встреча.

— Думаешь, он алкоголик?

— Пока нет.

— Ты предупредишь его?

— Не знаю.

— По-моему, его следует предупредить.

Дебора фыркнула.

— Легко сказать. Не ты же будешь с ним разговаривать. Он придет в бешенство.

— Но если ты этого не сделаешь, станет хуже, и ты никогда себе не простишь. Тебе нужно снова поговорить с отцом.

— У меня идея, — произнесла Дебора. — Ты расскажешь ему о наших опасениях.

— Эй, я с ним почти не общаюсь.

— Он твой отец. Разве тебя не беспокоит его состояние?

— А его беспокоит мое?

— А почему он должен беспокоиться? — парировала Дебора. — Он ведь не знает о ребенке.

Джил подняла руку.

— Я не буду говорить папе о ребенке.

— Это могло бы помочь, — упрашивала Дебора. — Ребенок — это новая жизнь. Ты могла бы сказать, что хочешь назвать ее Рут.

— Ее? Я не имею ни малейшего представления, будет это она или он.

— Это не важно, Джил. У папы появилась бы возможность думать о чем-то хорошем. Согласись, последние три года были для него нелегкими. — Дебора начала загибать пальцы. — Мамина смерть. Мой развод. Зрение Дилана. Авария. — Зазвонил ее мобильный. — Нашему отцу необходимо что-то хорошее. Расскажи ему о ребенке.

Но Джил нелегко было переубедить.

— Чтобы он начал оскорблять женщин, которые пользуются услугами банка спермы?

— Скажи ему, что хочешь этого ребенка. Это ведь на самом деле так.

— Говорить правду не всегда хорошо.

Дебора хотела возразить. Раньше она верила в силу правды. Раньше она верила, что все делится на «хорошо» и «плохо». Но не сегодня.

Телефон опять зазвонил. Вытянув его из кармана, Дебора посмотрела на экран и сразу же встала.

— Я сейчас вернусь, — сказала она Джил и, пройдя мимо тех, кто мог бы услышать разговор в кухне, вышла через черный ход, прежде чем ответить.

— Да.

— Вы дали мне свой номер телефона, — сказал Том МакКенна, словно извиняясь за свой звонок.

— Дала, — согласилась Дебора. Ей приятно было слышать его голос. — У вас хорошие новости? Я могу подъехать.

— Селена подписала разрешение, не сопротивляясь.

Дебора обошла желтый фургон.

— Это было разумно.

— На самом деле это было эгоистично. Она надеялась, что записи подтвердят ее правоту. Селена хочет верить, что это вы дали Кельвину дозу коумадина, пока он лежал на обочине.

— Чтобы он истек кровью? Бред. — Эти слова вылетели прежде, чем Дебора вспомнила, что не очень умно отзываться плохо о невестке Тома.

— Селена не знала, что ее муж принимает коумадин, — сказал Том, не обидевшись.

Дебора стала прохаживаться по переулку. Кирпичные стены с двух сторон создавали впечатление уединенности.

— Так ваш брат все-таки принимал это лекарство?

— Да. Страховая компания только что прислала факс. Коумадин записан в карте Кельвина.

Дебора почувствовала облегчение оттого, что хотя бы в этом ее невиновность доказана, а также из-за откровенности Тома.

— Он был назначен?

— Похоже, что да. Здесь указаны имена двух врачей — Вильяма Беруби и Энтони Хоукинса. Вы когда-нибудь слышали хоть о ком-то из них?

— Нет. А где они работают?

— Адреса не указаны, но плата за анализы поступала в Массачусетский медицинский центр. Я поискал в Интернете. Оба доктора работают там.

— Специальность?

— Один — кардиолог, второй специализируется на инсультах. Я ожидал чего-то связанного с инсультами, судя по нашей наследственности. Видимо, у Кельвина было несколько микроинсультов.

Дебора резко остановилась.

— У него были ТИА? — удивленно спросила она.

— Здесь так написано. Такое может быть?

— В принципе, Кельвин был слишком молод для ТИА, но такое случается. Вы можете с ними поговорить. Отметка «ТИА» вполне объясняет то, что ваш брат принимал коумадин. — Дебора продолжила свою прогулку. — Селена должна была знать о приступах.

— Нет.

Дебора остановилась.

— Как же она могла не знать?

— Мой брат был скрытным.

— Но она была его женой. Как он мог скрыть такое?

— Это вы мне скажите. Возможно ли, чтобы она ничего не заметила?

— Да, — признала Дебора. — Это возможно. По определению ТИА — транзиторные ишемические атаки — это инсульт, который продолжался всего несколько минут. Симптомы могут быть неярко выраженными — непродолжительное онемение или слабость в одной половине тела, нарушение зрения на несколько минут, головокружение. Они могли исчезнуть прежде, чем миссис МакКенна заметила. Но вопрос в том, почему он ей не сказал. Инсульт — это серьезно.

— Возможно, Кельвин не хотел ее беспокоить.

— Очень благородно, но он мог сидеть за рулем и перенести инсульт, а она была бы на пассажирском сиденье и даже не знала, что происходит.

— Так же, как и когда его сбила машина, и он попал в больницу, — заметил Том.

— Да, — согласилась Дебора. — Простите. Я не хотела осуждать вашего брата или его жену. Люди поступают так, как им удобно.

Том так долго молчал, что она уже начала думать, что либо обидела его, либо их разъединили. Вдруг он тихо сказал:

— Не думаю, что Селену это устраивало. Она очень рассержена. А поскольку Кельвина нет, то она сердится на меня. Она все время спрашивает, почему он ездил в Вустер, если Бостон ближе. Для меня это очевидно. Он ездил в Вустер, чтобы никто ничего не узнал.

— И Селена ни о чем не подозревала? — спросила Дебора. — Она должна была знать, что он ездит в Вустер.

— Она думала, что он навещает друга. Кельвин сказал ей, что его зовут Пит Кавано и что он его старый школьный приятель, который потерял в Ираке обе ноги.

— Это правда?

— В школе с Кельвином действительно учился Питер Кавано. Но они с Кельвином были заклятыми врагами. Не может быть, чтобы потом они подружились.

— Иногда, когда человек становится калекой…

— Нет. Питер Кавано, который жил с нами по соседству, действительно поехал в Ирак. Но он погиб в начале войны. Кельвин использовал его имя в качестве прикрытия, поскольку Селена переехала сюда с ним из Сиэтла. С тех пор прошло четыре года. Все это время Пит был мертв.

Дебора услышала в голосе Тома злость и не могла осуждать его. Снова ложь.

— А как насчет телефонных звонков из Вустера, скажем, чтобы уточнить время приема?

— Ему звонили на мобильный телефон. Селена никогда бы не узнала.

— Но почему? — спросила Дебора. Дойдя до конца переулка, она остановилась. — Физическое состояние вашего брата внушало врачам серьезные опасения. Он боялся, что жена станет меньше его любить или, может, уйдет от него?

— Нет. Просто это был Кельвин. Мой отец был таким же.

— Скрытным?

— Невероятно. Он был мастером сегментации — разделял свою жизнь на сегменты, которые никогда не пересекались.

Дебора прислонилась спиной к кирпичной стене. На главной улице было оживленное движение.

— Сегменты?

— Семья, например. Была одна семья, в которой он родился, и вторая, которую он создал сам. Но члены этих семей никогда не встречались.

— Серьезно? — Она не могла этого представить. — Вы никогда не видели его родителей?

— Ни сестер, ни братьев. Он иногда навещал их, но мы никогда к ним не ездили.

— Разве они о вас не спрашивали?

— Они о нас не знали. А еще была работа. Мне было двенадцать, когда я узнал, кем работает мой отец.

— И кем он работал?

— Он был химиком. Между прочим, известным. Читал лекции в университетах по всей стране. Он приезжал навестить нас на месяц или два, но никогда не говорил дома о работе. Моя мама не отвечала на наши вопросы, и мне в конце концов пришлось поискать информацию о нем в библиотеке.

— Это невероятно, — произнесла Дебора, пытаясь переварить услышанное. — Но ваш брат не скрывал, кем он работает. Его жена знала об этом.

— Кое-что знала. Но Селена понятия не имела о том, сколько он зарабатывал и включает ли его контракт начисление пенсии или страхование жизни. Дома у Кельвина был свой кабинет. Его жена говорит, что он читал там по ночам. Я осмотрел каждый дюйм и не нашел ни единой бумажки, которая имела бы отношение к его работе.

— Даже ученических рефератов?

— Что-то может быть в его компьютере, но Селена не знает пароль. Мы предполагаем, что личные бумаги Кельвина находятся в его школьном кабинете. Если нет, я не представляю, где они могут быть. Мне даже неизвестно, где он хранил свои счета.

— О, счета вышлют повторно, — заметила Дебора.

— Только не домой. Счета приходили на абонентский ящик. — В голосе Тома не было ни тени улыбки; похоже, он решил облегчить душу. — Этому Кельвин тоже научился у папы — несколько абонентских ящиков. Счета приходили на один, личная корреспонденция — на другой. Все отдельно, все конфиденциально. У Кельвина также было несколько мобильных телефонов. Мне известен только номер в Сиэтле. Я не знал, что брат переехал на восток, пока Селена не позвонила мне на прошлой неделе. Чудно, правда?

Чудно, по-другому не скажешь. Все остальные слова имели более негативное значение.

— У вашего брата были друзья?

— Возможно, но не в том смысле, как вы или я это понимаем. Дружба требует общения.

— Но он же состоял в браке. — В отличие от нее и Тома.

— Состоял, хотя я не знаю, зачем он женился. Я бы понял, если бы у них были дети. Но Селена утверждает, что Кельвин не хотел детей.

— Вы когда-нибудь разговаривали с ним об этом?

— Я? Нет. Я даже не знал, что Кельвин женился. Пока Селена не позвонила и не сказала, что он умер. — Том помолчал. — Возможно, мне не стоило вам этого говорить.

Суровое напоминание о том, что они находятся по разные стороны баррикады. Но Дебора все равно не удержалась:

— А Кельвин занимался бегом?

— Если и занимался, то я об этом не знал. Но Селена говорит, что они познакомились, катаясь на лыжах. Я понятия не имел, что он катается на лыжах. Поэтому вполне возможно, что Кельвин занимался бегом. А почему вы спрашиваете?

— Место, где мы его сбили, находится в трех милях от его дома. Это шесть миль, если считать расстояние туда и обратно. Довольно большая дистанция для бега под проливным дождем. Либо он был фанатом легкой атлетики, либо… — Дебора хотела сказать «ненормальным», но исправилась: —…оригиналом.

— Оригинал, — подтвердил Том. — Он заслужил такое определение.

— А как вы этого избежали?

Последовала короткая пауза. Затем Том спросил:

— Откуда вы знаете, что избежал?

Она попыталась понять, говорит ли он серьезно.

— Вообще-то не знаю, — наконец сказала Дебора.

Был еще с десяток вопросов, которые ей хотелось задать, и среди них: почему, если Кельвин принимал коумадин по предписанию доктора, он не рассказал об этом врачам «скорой помощи». Но тут за угол свернула машина. Это был седан Джона Колби. Дебора помахала, поймав его взгляд.

— Мне нужно бежать, — сказала она Тому. — Спасибо, что поделились со мной информацией.

— Ваш адвокат будет доволен.

— Мой адвокат ни о чем не узнает. — Она смотрела, как Джон поворачивает в переулок. — Нужно бежать. Еще раз спасибо.

Выключив телефон, Дебора подошла к автомобилю. Ей нужно было кое о чем поговорить с Колби.

— Что произошло в субботу вечером? — поинтересовалась она.

— В субботу вечером? — переспросил он, явно не понимая, о чем речь.

— Кто-то заявил на Хуберов в полицию.

Дебора отступила, чтобы дать Джону возможность выйти из машины.

— Ах, это. Это был их сосед. Он постоянно звонит, все время жалуется на автомобильные сигнализации. Вечеринка показалась ему слишком шумной.

— Вы сказали Хуберам, кто звонил?

— Нет, — осторожно ответил Джон и посмотрел не нее.

— Они спрашивали, не я ли это была?

Он отвел глаза.

— Да. Я сказал им, что не разговаривал с вами.

— Но они не поверили.

— Нет. — Он опять посмотрел на Дебору. — Они утверждают, что это из-за того, что Грейс не было на вечеринке. Ее не приглашали?

— Приглашали, — со вздохом ответила Дебора и провела рукой по волосам. — Она просто не захотела идти. Из-за этого я потеряла двух пациентов, Джон. Эмили перевела девочек к другому врачу.

— О, простите. — Это прозвучало так искренне. — Я говорил ей, что это были не вы. Хотите, я пойду к ней и скажу, кто это был на самом деле?

Дебора испугалась, что это только подтвердит слухи о том, что полиция ее покрывает.

— Нет. Если доверие потеряно, его уже не вернуть.

— Как бы там ни было, — доверительно сказал Джон, — хорошо, что Грейс туда не пошла. Когда к старшей дочери приходили друзья, Хуберы угощали их пивом. И можно не сомневаться, что они предлагают то же друзьям Ким. Я бы лично поехал туда, чтобы проверить, не утих ли шум, но больше жалоб не поступало, поэтому я ничего не предпринимал. Конечно, я бы кусал сейчас локти, если бы кто-то из детей врезался на своей машине в дерево. Но была только одна жалоба. — Он погладил рукой свой округлый живот. — В этом городе довольно сложно, из-за всех этих богатых родителей и прочего. Иногда приходится ловить их на слове. — Джон облокотился о крышу машины. — Вчера я видел Грейс.

Дебора приподняла брови.

— Правда?

— На стадионе. Она тренировалась с командой. Боже, как она бегает! Все остальные глотали за ней пыль. — Джон улыбнулся. — Она напомнила мне вас.

— Я никогда не бегала.

— Нет, вы плавали, и делали это очень быстро. У вас сохранились награды?

— Ага. Они в коробке в подвале.

— Вы их не выставили? Такими вещами нужно гордиться. Благодаря вам наша местная команда достойно выступала.

Дебора уже довольно давно не вспоминала о своих наградах. В последний раз она доставала их, чтобы показать детям, и то только потому, что Карен все время о них рассказывала. Для Грэга они были напоминанием о победах девочки из консервативной семьи, одержанных в то время, когда он строил дома в бедных кварталах, носил длинные волосы, серые от грязи шорты и недельный слой пота. Ко времени знакомства с Деборой у него уже был собственный бизнес, и он сам понемногу становился более консервативным, но никогда не проявлял интереса к ее школьным наградам.

Теперь в ответ на вопрос Джона Дебора пожала плечами.

— Когда я вышла замуж и родила детей, призы уже не казались мне такими важными. Я не хочу жить прошлым.

— Это разумно. Но не очень хорошо для детей. Некоторые просто не могут повторить судьбу родителей. Я не хочу сказать, что Грейс не склонна к лидерству, но вы понимаете, что я имею в виду. Вы очень сильная женщина. Перед Грейс высокая планка. Она все еще занимается естественными науками?

Дебора кивнула.

— Собирается пойти по вашим стопам и по стопам вашего отца?

— Надеюсь, что да.

— А она хочет этого так, как хотели вы?

— Говорит, что хочет.

— Лучше знать это наверняка, — посоветовал Джон, глядя на свои ботинки. — Мне известно, как это, когда разочаровываешь родителей. «Кем ты хочешь стать?» — постоянно спрашивал мой отец. В моей семье все адвокаты.

— А вы начальник полиции. Это тоже немало.

— Если бы были живы мои родители, они сказали бы, что это совсем не то. — Он поднял глаза. — Не знаю, почему я начал этот разговор. Думаю, для меня это до сих пор больная тема. Вы-то как кремень, даже сейчас, после аварии. Я беспокоюсь о Грейс, она еще ребенок. И возможно не такая сильная, как вы.

— Думаю, что эта неделя была для нее слишком насыщенной.

— Надеюсь, Грейс не будет прятаться от своих друзей.

Дебора была настроена оптимистично:

— Ей просто нужно побыть одной.

— Гм. Поклонница Грейс Келли не должна так себя вести.

— Не поняла.

— Ну помните, Грейс Келли?

— Конечно, — ответила Дебора, ощутив легкое беспокойство. — Каждая девочка мечтает быть такой, как она. Мне едва исполнилось тринадцать, когда она умерла.

— Помните, как она умерла?

— Она была за рулем, когда машина съехала с дороги и врезалась в насыпь.

— Угу. У ее дочери после этого был сложный период. Знаете, ведь с Грейс Келли в машине никого не было. Я всегда думал, что, возможно, именно ее дочь вела машину, но это скрыли.

— Но у принцессы Грейс был инсульт, — возразила Дебора.

— Ну, это неважно, — сказал Джон. — Вашей Грейс повезло, у нее есть вы. — Он почесал затылок. — Послушайте, мне действительно жаль, что так получилось с Хуберами. Мне, видимо, следовало просто сразу туда поехать и сказать, от кого поступил звонок. Неприятно осознавать, что из-за меня вы лишились двух пациентов. Если я могу чем-то помочь…

— Можете, — произнесла Дебора. Она подумала о том, что рассказал ей Том о своем брате. Ей, наверное, следовало сообщить об этом Джону, но она чувствовала — хотя, может, это и глупо, — что не могла злоупотреблять доверием Тома. — Поторопитесь с отчетом об аварии, Джон. Вы мой должник.