Наша тайна

5

К дому отца Дебора подъехала позже, чем обычно. Услышав шум воды в ванной, она включила кофеварку и приготовила ему рогалик. Шум воды не прекращался, и женщина подумала было о том, чтобы пройти в офис и начать разбираться с бумагами, но гостиная была слишком сильным искушением.

Высокое кресло, обтянутое выгоревшей розовой парчой, стояло в дальнем углу. Упав в него, Дебора поджала ноги, как делала десятки раз, пока росла здесь. Высокие кресла изначально создавались для того, чтобы защитить людей от сквозняков или от жара камина. Дебора нуждалась в защите другого рода. Она пользовалась креслом, когда нужно было справиться с требованиями родителей, и оно спасало ее столько раз, что и не сосчитать. Ее родители были уверены, что она сильная, что она в состоянии позаботиться о себе в отличие от младшей сестры. Но даже если со стороны это выглядело именно так, на самом деле Дебора часто бывала напугана до смерти. Садясь в это кресло, она словно надевала шоры. Это позволяло ей сосредоточиться.

Она умела думать только об одной проблеме. Когда ее мысли были заняты смертью Кельвина МакКенны, Дебора не могла размышлять о беременности Джил, об обвинениях Грэга или о том, что Хол предает ее лучшую подругу.

Выбросив последние три мысли из головы, Дебора в сотый раз оживила в памяти подробности аварии, отчаянно пытаясь найтисвою ошибку. Она прокручивала в голове разговоры с полицейскими, потом с Грейс, но ничего нельзя было изменить. Именно так и поступают родители, особенно те, которые заставили детей страдать из-за развода.

Шум воды наверху прекратился. Встав с кресла, Дебора снова направилась в кухню, по дороге остановилась, вошла в кабинет и забрала стакан и пустую бутылку из-под виски. Стакан она поставила в посудомоечную машину, бутылку выбросила в ведро для мусора и развернула газету.

Новость о смерти Кельвина МакКенны еще не попала в утренний тираж. Наверное, об этом напишут завтра. Дебора очень боялась этого. Хотя еще больше она боялась рассказывать отцу о том, что пострадавший умер.

Как оказалось, отец уже знал обо всем. Когда он прошел прямиком к кофеварке, весь его вид выказывал нетерпение. Седые волосы были аккуратно причесаны, щеки побледнели. Разочарование сделало его еще старше.

— Звонил Малькольм, — объяснил Майкл, наливая кофе в чашку. Малькольм Харт был главным хирургом и его давним другом. — Похоже, у нас проблемы.

— Малькольм еще что-нибудь знает? — спросила Дебора.

— О причинах смерти? — Отец отхлебнул из чашки. — Нет. Вдова не разрешает делать вскрытие. Она не хочет, чтобы оскверняли тело ее мужа. В конечном счете, ее мнение не имеет значения. По закону вскрытие обязательно в случае насильственной смерти. Она просто тормозит ход дела.

— Разве она не хочет узнать, отчего он умер?

Майкл пожал плечами и сделал еще глоток.

— Но раз она собирается подавать в суд, ей необходимо знать точную причину смерти, — рассуждала Дебора. — Если только нет какой-либо причины, о которой она знать не хочет. Или не хочет, чтобы узнали мы.

— Например? — спросил Майкл, и в этот момент Дебора ощутила благодарность к Холу.

— Например, алкоголь или наркотики. Мы будем настаивать, чтобы сделали анализ и на то, и на другое.

На отца это, похоже, не произвело впечатления.

— На твоем месте, — сказал он, глядя в чашку, — я бы подумал о страховке. Ты уверена, что ее хватит на компенсацию, которую потребует вдова?

— Да. — Страховка была одной из статей расходов, на которые Грэг не жалел денег.

Майкл вздохнул и покачал головой.

Дебора знала, он думает, что это станет большим пятном на репутации семьи. Не желая услышать эти слова, Дебора сказала:

— Это один из тех случаев, когда я сделала бы все, чтобы повернуть время вспять.

— И как бы ты поступила? — довольно мягко спросил отец, опустив чашку. — Что бы ты изменила?

Ей не следовало пускать Грейс за руль в такую погоду. Ей никогда не следовало пускать Грейс за руль. Но сказать об этом отцу и не сказать полиции значило сделать его соучастником. А это было так же нечестно, как и поступок Хола по отношению к ней.

Поэтому Дебора сказала:

— Ехала бы еще медленнее. Возможно, надела бы очки.

Майкл, похоже, испугался.

— Ты была без очков?

— Я не обязана их надевать. В моем водительском удостоверении нет предписания. — Она носила слабые очки, иногда надевала их, чтобы посмотреть фильм, не больше.

— Разве в такую ночь не нужно соблюдать все предосторожности?

— Теперь я понимаю, что нужно.

— Твоя мама надела бы очки.

Это был удар ниже пояса.

— Она когда-нибудь попадала в аварию?

— Нет.

Но у Деборы были другие сведения. Чувствуя неудовлетворение, скорее даже злость, она сказала:

— Проверь ее личную чековую книжку. Год, когда я вышла замуж. Найдешь чек, который она выписала на несколько тысяч долларов для автомастерской Руссо. Когда мама ехала по Западной улице Вязов, то отвлеклась на что-то на пассажирском сиденье и зацепила припаркованную машину.

Отец скорчил гримасу.

— Этого не может быть. Я бы знал.

— Ее машине все равно нужен был техосмотр. Она все равно отогнала бы ее в мастерскую. Спроси Донни Руссо.

— Твоя мать никогда бы мне не солгала.

— Она и не лгала. Она просто не сказала всей правды.

— Зачем ей это?

Дебора вздохнула и осторожно ответила:

— Потому что тебе нужен идеал, а мы не всегда ему соответствуем. Разве мама меньше заслуживает любви из-за того, что зацепила машину? Я была очень расстроена, когда сбила мистера МакКенну, и просто раздавлена сейчас, когда он умер. Но это был несчастный случай. — Дебора вдруг почувствовала, что сейчас расплачется. — В этом никто не виноват, но я, похоже, единственная, кто это говорит. Я твержу это своей дочери, сыну, Холу, полиции, бывшему мужу, тебе. И было бы очень мило, если бы хоть кто-то сказал это мне. Потому что, как ни странно, папа, я не железная. У меня есть чувства. И именно сейчас мне нужна поддержка.

Дебора не хотела срываться. Но она не извинилась.

Майкл странно смотрел на нее.

— Ты рассказала мне о своей матери, чтобы я не сердился на тебя?

— Дело не в том, что ты сердишься. Дело в понимании.

— Тогда пойми вот что, — сказал он и поставил чашку. — Я любил твою мать. Я был женат на ней сорок лет, и за это время у меня ни разу не было причины в ней усомниться. Похоже, ты пытаешься свалить вину на нее и на меня, чтобы выйти сухой из воды. Ты убила человека, Дебора. Может, лучше смириться с этим?

Эта атака сбила Дебору с толку, и она слишком долго формулировала свой ответ. Что она могла ему сказать? Почему для пациентов его сострадание было безграничным, а для нее не оставалось ни капли? Ответ был известен: она — член его семьи, а от семьи требуешь большего.

Требования пациентов всегда неизменны. Семейные врачи не болеют, не берут длительный отпуск, не уходят по средам раньше, чтобы поиграть в гольф или, как в случае Деборы, посидеть с Грейс. Среда Деборы бесконечно тянулась между десятью приемами в офисе и четырьмя вызовами на дом. Последней пациенткой, которая ждала ее в офисе, оказалась Карен Труттер.

— Если гора не идет к Магомету… — сказала подруга с легкой улыбкой. На ней была спортивная одежда, достаточно стильная, чтобы сочетаться с бриллиантовыми сережками-гвоздиками, которые ей подарил муж и которые она никогда не снимала.

Дебора закрыла дверь и посмотрела на Карен. Забота, которой они обменивались на протяжении восемнадцати лет, вернула ее к жизни.

— Извини, — наконец сказала Дебора, пересекая небольшое пространство, чтобы обнять подругу. — Ты заслуживаешь большего.

— Ты занятая женщина.

Дебора отодвинула стул и присела.

— Эта женщина бегала, пытаясь сделать столько, сколько возможно, пока не случилось непоправимое.

— Это был несчастный случай.

— Спасибо. Но только… — Дебора понимала, что даже если не думать о том, кто именно был за рулем, важен сам факт обмана. То, что Карен ничего об этом не знала, еще больше усложняло ситуацию.

— Даниель говорит, что Грейс не было в школе.

— Как я могла ее заставить? — спросила Дебора. — Она просто сама не своя.

— Возможно, ей нужна консультация специалиста?

— Нет. Только время. Прошло еще слишком мало времени. Ты что-нибудь слышала о похоронах?

— Похороны состоятся в пятницу после обеда. Здесь в городе.

— Здесь? — Дебора была разочарована. Она надеялась, что похороны будут далеко отсюда. — Странно. Мистер МакКенна прожил в Лейланде не очень долго.

— Занятия отменят, чтобы ученики могли прийти на похороны. А в пятницу вечером в школе будет поминальная служба. Хол помог тебе сегодня утром?

— Сколько смог. Еще слишком многое остается неизвестным. У меня все внутри переворачивается, когда я думаю об этом.

— Джон Колби не будет тебе ничего предъявлять, — сказала Карен. — Он знает, что ты значишь для этого города.

— Это может обернуться против него, — заметила Дебора. — Он уже получил предупреждение насчет своей необъективности. Именно из-за того, кем я являюсь для этого города, он, возможно, будет ко мне более строг.

— Почему?

Но Деборе не хотелось опять перечислять возможные обвинения.

— Пусть Хол тебе расскажет. С его стороны было очень мило встретиться со мной.

— Почему бы нет? Он любит тебя.

Во второй раз за сегодняшний день при упоминании о Холе Труттере Дебора почувствовала себя обманщицей.

Карен нахмурилась, видимо, собираясь сказать что-то еще, и на секунду Дебора испугалась, что Хол рассказал жене о своих чувствах. Потом Карен закрыла рот, прокашлялась и тихо сказала:

— Вообще-то я здесь по делу. У меня уже две недели жутко болит локоть. Ты говорила, что я должна сообщать тебе, если что-то долго меня беспокоит.

— Жутко болит? — переспросила Дебора, сразу заволновавшись. — Какой локоть?

Когда Карен протянула правую руку, Дебора взяла ее и начала нажимать пальцем.

— Болит?

— Нет.

— Здесь?

— Нет.

Чтобы исключить перелом, она нажала еще в нескольких местах, стараясь не причинить подруге боль.

Оставив в покое локоть, Дебора осмотрела запястье, подвигала его в суставе. Это заставило Карен вскрикнуть. Когда Дебора повторила движение, Карен опять запротестовала. Дебора еще раз осмотрела локоть, на этот раз обращая особое внимание на боковое сухожилие.

— Здесь, — сказала Карен, шумно вдохнув.

Дебора села.

— Сколько раз на этой неделе ты играла в теннис?

— Каждый день, но…

— Это не праздное любопытство. Карен, у тебя «локоть теннисиста».

— Женщины в моей команде не получают подобной награды.

Дебора облегченно хихикнула.

— У тебя воспаление локтевого сустава, вызванное игрой в теннис.

— Но я уже пять лет играю каждый день. Почему же вдруг появилась боль?

— Потому что ты играешь каждый день в течение пяти лет.

— Я думала, что-то с костью. Ну, знаешь, правая грудь, правая рука…

Дебора прервала ее.

— Знаю, дорогая. В прошлом году были ребра, в позапрошлом — плечо. Это происходит каждый год.

Карен моргнула.

— Каждый год?

— Ну, последние три года. Сколько прошло после мастэктомии[1]*, шесть лет?

Карен сглотнула.

— Ага. Но страх все еще остался.

— Страх будет всегда. Поэтому ты приходишь ко мне на прием.

— Но если причина психосоматическая, почему я ощущаю боль?

— Ох, Ка. Это не психосоматика. Повреждение настоящее. У тебя воспалено сухожилие на внешней стороне локтя. В другое время года ты просто не обратила бы на это внимания. Причина во времени года.

— Но я же не напоминаю себе сознательно, что приближается годовщина.

— Это необязательно. Твое подсознание и так все помнит.

Похоже, Карен наконец-то расслабилась.

— Локоть теннисиста? Ты уверена?

— Девяносто девять процентов.

— И не нужно делать рентген?

— Нет, если ты возьмешь на пару дней больничный, будешь прикладывать к руке лед и принимать противовоспалительное. Если не наступит улучшение, сделаем снимки.

— Ты думаешь, с моей стороны было глупо бежать сюда?

— Вовсе нет, — возразила Дебора. — Я сама говорила, чтобы ты приходила. Ты перенесла рак груди, и врачам приходится относиться к тебе со всей серьезностью. И поверь мне, я так и делаю. Воспаление сухожилия произошло по другой причине, но я понимаю твое беспокойство.

— Ты единственная. Я не могу говорить об этом с Дани. У нее свои страхи.

— А Хол?

— Он не хочет слушать. Начинает нервничать. — Она закусила нижнюю губу, прежде чем выпалить: — По крайней мере, я всегда так думала. Дебора, я должна тебя кое о чем спросить. Как ты думаешь, у Хола когда-нибудь кто-то был?

Дебора спокойно переспросила:

— Ты имеешь в виду любовницу?

Карен кивнула.

— Мне позвонили в понедельник вечером. Какая-то женщина. Она спросила, знаю ли я, где мой муж.

Дебора широко раскрыла глаза.

— А ты знала?

— Я знала, где он должен был находиться. Он должен был находиться на работе. Но что-то в ее голосе говорило, что, возможно, его там нет.

— Ты поинтересовалась, кто она?

— Нет. Я повесила трубку.

— А номер определился?

— Высветилось «номер неизвестен». Хол пришел домой на час позже. Сказал, что был на встрече. Но он насквозь промок после дождя. Я бы заметила, если бы его встреча прошла в постели номера «люкс» и он приехал домой сразу после душа.

— О, Карен.

— Это не первый раз.

— Она звонила раньше?

— Однажды, пару месяцев назад. Голос показался мне знакомым. Потом я поняла: мне так показалось из-за того, что я слишком часто вспоминала тот звонок. — Карен теребила одну из своих бриллиантовых сережек. — Ну? Как ты думаешь, Хол смог бы?..

«Конечно нет», — хотелось сказать Деборе, но это было бы неправдой. И без того чувствуя себя предательницей, она пробормотала:

— Я думаю, он относится к тому типу мужчин, на которых женщины обращают внимание. Возможно, кто-то из офиса к нему неравнодушен, а поскольку шансов на взаимность нет, она в отместку звонит тебе и надеется, что ты устроишь Холу допрос.

— Я ничего не спрашивала у него. Он бы очень расстроился, если бы узнал, что я ему не доверяю.

— Может, он хотел бы знать об этом звонке. Чтобы поговорить с той, кто это делает.

— Нет, нет. Я просто поделилась с тобой. — Протянув здоровую руку, Карен нежно погладила подбородок Деборы. — Ты права. Это была женщина, которая хотела бы, чтобы Хол был свободен, а это не так. — Она широко улыбнулась. — Видишь? Ты помогла мне сегодня дважды. — Она провела по волосам Деборы, убрав несколько выбившихся прядей. — Знаешь, тебе очень идет эта стрижка. Когда я вспоминаю о тебе, то мысленно представляю тебя с длинными волосами. Так ты выглядишь более раскованной.

— Мне все время кажется, что у меня на голове беспорядок.

— В этом есть какой-то вызов. Это новая ты, Дебора.

Дебора отступила. Новая Дебора была обманщицей.

— Вызов, да? Мой отец говорит, что это непрофессионально.

— Отлично. Пусть лечит свой артрит у кого-то другого, — посоветовала Карен, потом помолчала. — Как он относится к аварии?

Дебора ничего не ответила.

— Значит, плохо, — догадалась Карен.

Ощущая ту же боль, что и сегодня утром, Дебора бросилась его защищать:

— Честно говоря, у него сейчас непростой период в жизни.

— Он все еще тоскует по твоей матери?

— Очень.

— Ты тоже.

— Но ему сложнее. Он возвращается в пустой дом. Они были родственными душами, всегда были вместе. По вечерам, на выходных он просто не знает, чем себя занять.

— Он мог бы помогать в кондитерской. Рут там очень нравилось.

Дебора фыркнула.

— Папа ни за что не признается, что это так. Он никогда не любил кондитерскую. — Она подумала, изменится ли его отношение, когда там появится его внук.

— Он мог бы отвезти Дилана на рыбалку, — предложила Карен.

Они уже обсуждали это раньше. Рыбалка определенно была подходящим вариантом для мальчика с дальнозоркостью. Дилан отличался усидчивостью, любил подумать и, поскольку далеко он видит хорошо, мог бы наслаждаться видом. Возможно, ему даже удалось бы насадить наживку на крючок.

— Я уже предлагала, — сказала Дебора, — но у папы всегда находится список неотложных дел, которые ему необходимо выполнить.

— Они действительно неотложные?

— Некоторые — да. А некоторые — просто отговорки.

— Отправляй его на вызовы несколько раз в неделю. Почему только ты должна нестись в больницу посреди ночи?

Я не должна. Мне нравится, особенно с постоянными пациентами. В таких случаях я лучше всего чувствую себя в роли доктора. У папы уже прошел период, когда это необходимо.

— Возможно, именно поэтому ему это нужно. Может, он забыл, как это.

— Может, — согласилась Дебора. — Но дело не в том. Я уже и не помню, когда меня последний раз вызывали посреди ночи.

Как и следовало ожидать, после таких слов Дебору в три часа ночи вызвали в больницу. Пациенткой была женщина двадцати семи лет, которая дважды за последние несколько недель приходила с жалобами на боли в животе. В первый раз ее осматривал Майкл, во второй — Дебора. В обоих случаях анализ крови не показал никаких изменений, и, следовательно, не было оснований предполагать аппендицит.

Сейчас же женщина, похоже, обезумела от невыносимой боли. У нее был жар, и ее рвало.

Дебора быстро оделась, разбудила Грейс, чтобы предупредить о своем уходе, и отправилась в больницу. Она подъехала туда одновременно с пациенткой, которую привез перепуганный муж. Деборе удалось помочь им быстро пройти в отделение «скорой помощи» и сдать необходимые анализы. Потом она соединила их с хирургом, который должен был делать операцию, проводила женщину наверх и немного посидела с ее мужем. Потом решила найти докторов, которые тоже приехали сегодня на вызов.

Одна из них, Джоди Райд, наблюдала за состоянием своего пациента после операции. Она присоединилась к Деборе в холле.

— Хочешь узнать о Кельвине МакКенне, — догадалась она, жестом приглашая Дебору к ближайшему компьютеру. Включив его, Джоди махнула рукой, показывая на экран. Там был отчет лаборатории. Дебора сразу же выделила одно слово.

— Коумадин? Я не знала, что мистер МакКенна его принимал.

— Мы тоже не знали, а я была здесь, когда его привезли.

— На нем не было медицинского браслета с предупреждением?

— Нет. Ни кошелька, ни документов, ничего. И к тому же он не разговаривал. Мы специально спросили его о том, какие лекарства он принимал, и о наличии аллергии, но мистер МакКенна не ответил. От его жены тоже помощи не было. Она только качала головой, когда мы спрашивали. Ни слова о состоянии сердца, ни намека на то, что пациент принимает антикоагулянт вроде коумадина.

— Но ведь на упаковке есть специальное предупреждение, — не сдавалась Дебора, — «Сообщите своему врачу». Как она могла не знать?

— Неизвестно. Но это объясняет, почему у мистера МакКенны произошло кровоизлияние.

Дебора не могла поверить. Они с отцом давали пациентам, принимающим препараты наподобие коумадина, специальные карточки, которые следовало носить в бумажнике. Но это помогало, только если пациент всегда имел при себе бумажник.

— В крови еще что-то было? Наркотики? Алкоголь?

Нет. Только коумадин.