Наша тайна

6

— С юридической точки зрения это значит, — объяснил Хол, когда Дебора позвонила ему на рассвете, — что есть обоснованные сомнения в том, что его смерть наступила в результате аварии. Это хорошая новость, Дебора. Да, я надеялся, что он был мертвецки пьян. Тогда я сказал бы, что он не мог ровно идти, его занесло под машину и он сам стал причиной аварии. Но коумадин увеличивает наши шансы. Это значит, есть нарушения с его стороны и его жена не предупредила врачей в больнице об угрозе кровотечения. Что ты об этом думаешь?

— Как врач? — спросила Дебора. — Думаю, что это очень печально. Это была случайная смерть. Как жена, я в замешательстве.

— Бывшая жена, — вставил Хол.

— Если бы мой муж принимал какие-либо серьезные препараты, — продолжала Дебора, игнорируя его замечание, — я бы постаралась, чтобы любой врач, который будет его лечить, узнал об этом в первую очередь.

— А что ты чувствуешь как водитель машины, которая сбила мистера МакКенну? Облегчение?

Она на минуту задумалась.

— Нет. Умер человек.

— Но ты здесь ни при чем.

— При чем. Его сбила моя машина. С этого все началось.

— А разве кровотечение не могло произойти без аварии?

— Ты имеешь в виду, — сухо спросила Дебора, — не могло ли у него случайно случиться кровотечение через день после полета в воздухе от столкновения с машиной и удара о дерево?

— Именно это я и имею в виду, — ответил Хол как ни в чем не бывало.

— Подозрительное совпадение.

Он настаивал:

— Ты врач. Говоря медицинским языком, такое возможно?

— Я не травматолог.

— Дебора!

— Да. Это возможно.

Он вздохнул.

— Спасибо. — Удовлетворенный допросом, Хол заискивающе добавил: — А вы очень щепетильны, Дебора Монро.

— Именно так, — в тон ему ответила Дебора. — Особенно когда речь идет о том, как поступить. Можно тебя кое о чем спросить, Хол?

— Все, что угодно, дорогая.

— Ты говорил, что мог бы завести со мной роман. А другие женщины у тебя были?

Последовало молчание, потом Хол изумленно произнес:

— Это еще что за вопрос?

— Он мучает меня с тех пор, как ты впервые об этом заговорил.

— Ты обдумываешь мое предложение?

— Конечно нет.

— Тогда почему ты меня сейчас об этом спрашиваешь? — Хол опять стал сама деловитость. — Я лучший адвокат, которого ты сможешь найти, и, если дело дойдет до суда, даже не возьму с тебя денег за свои услуги, а это немаловажно. Кстати, я разговаривал с Биллом Спеллингом. — Билл был главным редактором местной газеты. Дебора лечила его детей с рождения. — Он не будет упоминать имени Грейс в сегодняшней заметке. Вот что я делаю для людей, которых люблю.

— Коумадин? — осторожно повторила Грейс, когда Дебора произнесла это слово.

— Это препарат для разжижения крови, часто используется после сердечных приступов, — объяснила Дебора. — Он предотвращает образование тромбов, которые могут стать причиной еще одного сердечного приступа или инсульта.

От кухонной двери послышался перепуганный вопрос Дилана:

— У папы был инсульт?

Дебора не слышала, как он подошел.

— Нет, — мягко ответила она. — У папы не было инсульта. Это лекарство принимал мистер МакКенна. — Она притянула Дилана к себе. — Препараты для разжижения крови также могут стать причиной сильного кровотечения, — сказала она Грейс. — Вполне вероятно, что именно это стало причиной кровоизлияния у мистера МакКенны. Если бы врачи в отделении «скорой помощи» знали, что он принимает это лекарство, то, возможно, смогли бы предотвратить его смерть.

— Как?

— Нейтрализовали бы действие антикоагулянта другими лекарствами. Более тщательно наблюдали бы за ним.

Дилан поднял на мать широко раскрытые глаза:

— Мой врач тщательно за мной наблюдает.

— Это совсем другое, дорогой. Твой доктор наблюдает за твоими глазами, чтобы удостовериться в правильности предписаний. В твоем заболевании нет ничего хоть отдаленно угрожающего жизни.

— А что, если состояние роговицы будет ухудшаться, а никто кроме меня об этом не узнает? Что будет тогда?

Деборе стало дурно. Очки исправляли его дальнозоркость. Проблема с роговицей не имела к этому никакого отношения, и вылечить, ее можно было только с помощью пересадки.

— Ты чувствуешь, что что-то изменилось?

— Нет. Но если бы изменилось?

— Ты бы сказал мне, и мы пошли бы к врачу. Ты действительно что-то чувствуешь? — спросила она еще раз, потому что речь шла не о дерматите, который сразу заметен на коже, и даже не о воспалении уха. Она не могла видеть, что происходит с его роговицей.

— Нет, но если бы мы не сказали врачу? Что бы произошло?

— Ты бы просто не смог хорошо видеть.

— Я бы ослеп?

Дебора наклонилась ближе.

— Сынок, все стало еще больше расплываться?

— Я просто спрашиваю, мама. Я бы ослеп?

— Нет. Мы уже говорили об этом. Во-первых, решетчатая дистрофия роговицы у тебя только на одном глазу. Во-вторых, как только ты перестанешь расти, мы навсегда устраним эту проблему.

— Мама, — резко перебила ее Грейс, — зачем мистер МакКенна бегал, если у него были проблемы с сердцем?

Дебора посмотрела на Дилана, которого ее ответ, похоже, не совсем удовлетворил, потом повернулась к Грейс:

— Люди со слабым сердцем всегда бегают. Очень важно заниматься спортом.

— Как ты в спортзале? — спросил Дилан. — А папа чем занимается?

«Папа расхаживает по комнате взад-вперед», — хотела сказать Дебора, но это, конечно, было не так. Сбежав от корпоративной жизни, он больше не расхаживал.

— Йогой, — ответила она. Дебора могла даже пошутить на этот счет — настолько это не вписывалось в новый образ Грэга, — но в силу йоги верила. Она бы хотела, чтобы Грейс тоже попробовала. Техники расслабления могли бы решить ее проблему с обкусыванием ногтей.

Дебора осторожно убрала руку дочки ото рта, но не была уверена, что Грейс это заметила.

— Думаешь, у мистера МакКенны был сердечный приступ, когда он выбежал на дорогу? — спросила девочка. — То есть, возможно, он не соображал, что делает, или потерял ориентацию и пытался попросить о помощи?

— Врачи не нашли ничего, что указывало бы на проблемы с сердцем.

— И что для нас значит тот факт, что он принимал коумадин?

— Это значит, — сказала Дебора, обрадовавшись надежде, появившейся в голосе дочери, — что в его смерти не было нашей непосредственной вины.

— Коумадин? — переспросил отец за утренним кофе, И только тогда посмотрел ей в глаза. Его глаза были красными, и он выпил пару таблеток аспирина, прежде чем приступить к кофе. Бутылка виски в кабинете — новая бутылка, вероятно, открытая вчера вечером — была нейтрализована третьей таблеткой. Хотя это очень беспокоило Дебору, проблема ее собственного спасения была более насущной.

— В больнице с облегчением вздохнули, — сказала она. — И теперь вопрос не в том, почему мистер МакКенна умер, а в том, почему никто не знал, что он принимал этот препарат. Все нужные вопросы были заданы, но ответа не было. Пациент не разговаривал, а его жена ничего не сказала о коумадине. Она не назвала даже имени доктора, у которого наблюдался мистер МакКенна.

— Коумадин нельзя купить без рецепта. Кто-то его назначил. Миссис МакКенна должна знать, кто это сделал. Если, конечно, этот парень ничего от нее не скрывал, как, по твоим словам, это делала моя жена.

Это обвинение застало Дебору врасплох. Она неуверенно произнесла:

— Я сказала тебе это только потому, что ты воздвиг маму на пьедестал, которого никто из нас не может достичь. Она была человеком. А люди ошибаются.

— Она умерла. И ничего не может сказать в свое оправдание.

— Мама не оправдывалась бы, папа. Она бы во всем призналась, и ты сразу бы ее простил. Поэтому я признаюсь. Я попала в аварию, о которой очень сожалею. Я хотела бы быть идеальной дочерью для тебя. Но я не идеальна.

— Ладно тебе, Дебора, — проворчал Майкл. — Разве я когда- нибудь требовал, чтобы ты была идеалом?

— Может, ты и не говорил этого прямо, но у тебя высокие требования. Возьмем к примеру Джил. Она не соответствует твоим стандартам, но она любит то, чем занимается, папа. Правда, у нее отличный бизнес. Разве ты не можешь как-то заехать и просто… посмотреть? Или Дилан. Возможно, он и не суперспортсмен, но он был бы в восторге, если бы ты пришел на его игру.

— Я приду. Приду.

— Он играет сегодня после обеда.

— Сегодня не смогу. В другой раз.

Дебора знала, сколько было записано пациентов, и не понимала, почему сегодня «не смогу». Но вопрос мог бы разозлить Майкла.

— А как насчет Джил? Она бы обрадовалась, если бы ты заехал. Ты бы видел, сколько людей стоит в очереди…

— Сейчас, — прервал ее Майкл, — меня больше беспокоишь ты, чем твоя сестра. Ты говорила Холу о коумадине?

— Хол обрадовался. Ему кажется, что дело можно повернуть так, что причиной смерти будет выступать не моя машина, а лекарство.

Майкл внимательно изучал свою чашку.

— Это может меня оправдать, — сказала Дебора. — Я знала, что у мистера МакКенны не было смертельных повреждений, когда осматривала его. По крайней мере, теперь я понимаю, почему он умер. — Не дождавшись ответа, она добавила: — Хол все время на связи с полицией.

Майкл поставил чашку.

— Это хорошо. Он будет в курсе событий. Чем больше ответов мы получим, тем лучше. Половина пациентов, которых я вчера принимал, спрашивали об аварии, а ведь местная газета еще не вышла.

В полдень газета продавалась на всех углах городка. Дебора увидела ее во время обеденного перерыва на столе в маленькой офисной кухне.

Статья была не такой плохой, какой могла бы быть. Ее напечатали на первой странице, но внизу. А это значило, что она будет не первым, что прочтут люди. К несчастью, в таком маленьком городке как Лейланд большинство жителей читают местную газету от корки до корки.

Статья была посвящена Кельвину МакКенне: когда и почему он приехал в Лейланд, где жил со своей женой, что преподавал. Учителя отмечали, что он был интеллектуалом, отзывались о нем как о человеке, который и во время обеда в кафетерии читал книги по истории. Ученики говорили о том, насколько умным он был. Все выражали восхищение его способностями, но никто ни разу не сказал «любимый учитель».

Корреспондент сжато изложил события того вечера — короткая и сухая хроника. Деборе хотелось бы, чтобы упомянули тот факт, что ее машина ехала на скорости намного ниже ограничения, по своей полосе. Но в тексте просто сообщалось, что превышения скорости не было и в суд никого не вызывали. Что же касается похорон, все было так, как говорила Карен.

Никаких слов вдовы. Ни — спасибо совету Хола — слов Деборы.

Лучшим в статье было то, что имя Грейс нигде не упоминалось. Худшим — что весь мир увидел в ней имя Деборы, а значит — ложь росла.

Грейс думала, что умрет. Ее друзья никогда не читали местную газету. По крайней мере, не на уроках. Но поскольку умер мистер МакКенна, сегодня, как и следовало ожидать, все было иначе. Она даже не знала, где они брали газету, но куда бы Грейс ни повернулась, у кого-то был экземпляр.

— Ничего страшного, — заметила Мэган, дочитав статью до конца и шурша страницами. — Здесь даже не сказано, что ты была в машине.

Но, по мнению Грейс, это не имело никакого значения. Теперь весь город знал, что это их машина сбила мистера МакКенну. Полшколы останавливало девочку в холле с глупыми вопросами вроде: «Ух ты, это твоя мама его сбила? Слышишь, а она знала, что это он? А когда ты об этом узнала? А ты чувствуешь себя виноватой?»

Единственный человек, с которым можно было бы поговорить, это Даниель. Но была одна проблема — как могла она сказать Даниель неправду? А если сказать правду, это может повредить маме.

Поэтому Грейс сбросила звонок Даниель так же решительно, как и звонки остальных друзей, и отправилась на следующий урок, опустив голову, хоть это и не мешало людям обращаться к ней. Во время обеденного перерыва Грейс пришлось отбиваться от такого количества вопросов, что в конце концов она взяла свой поднос, так и не поев, выбросила содержимое в мусорное ведро и просидела в женском туалете до звонка.

Но тогда начали приходить текстовые сообщения. Во время уроков запрещено было посылать сообщения, но все всегда это делали. Нарушали правила, и никто не обращал на это внимания. Они нарушили правила, и никому не было до этого дела.

Грейс выключила телефон.

На тренировке было еще хуже. Вопросов было столько, что тренер принял гениальное решение и попросил ее сделать короткое заявление. А что она могла сказать? «Это был ужасный вечер — видимость нулевая — нам теперь очень плохо». Только слова. Они даже приблизительно не передавали того, что она чувствовала. А чувствовала она себя обманщицей. Но не было никакой возможности сказать правду и не выставить обманщиками маму, дядю Хола, полицию, корреспондента из газеты и всех остальных, кто рассказывал о случившемся в тот вечер.

Сегодня она бегала неважно. Первую дистанцию пробежала плохо, вторую еще хуже. А восемьсот метров — свой конек — настолько жалко, что тренер отпустил ее прежде, чем она добежала дистанцию.

Грейс наполовину дошла, наполовину добежала до кондитерской. Телефон все еще был выключен, и она скрылась в тетином кабинете, пока все — из школы, просто все, кого она знает и кто может начать задавать вопросы, не уйдут домой. Она бы сидела здесь до маминого прихода, если бы не проголодалась. Грейс жадно проглотила булочку и два морковных пончика, запила это все эспрессо, который сама сделала, когда тетя не видела. Дело было не в эспрессо. Просто Джил терпеть не могла, когда племянница пила кофе вообще и точка. Но если сегодня еще нужно до ночи делать домашнее задание и учить новые слова, то как обойтись без кофеина?

Девочка чувствовала себя виноватой за то, что действует за спиной Джил, — но не настолько виноватой, чтобы не выглянуть и, прежде чем выйти, не удостовериться, что никого знакомого за прилавком нет. Она осмотрелась, думая, чем помочь тете. До закрытия осталось меньше часа, людей в магазине не было, и остальные работники ушли. Дилан уже вытирал столы, что обрадовало Грейс, поскольку она терпеть не могла эту работу. Ей нравилось сверять чеки по кредитным картам, но Джил делала это сама. Поэтому девочка начала складывать на поднос оставшуюся выпечку. Присев за витриной, она спряталась от тех, кто мог войти.

Грейс поглядывала на дверь. Дилан делал то же самое, бросая обеспокоенные взгляды между взмахами тряпкой, но у него были на то свои причины. В пять у него бейсбольная игра, и он переживал, что мама опоздает. Он уже надел форму и три раза спрашивал Джил, отвезет ли она его на стадион, если Дебора не приедет вовремя. И дважды спросил Грейс, пойдет ли она смотреть игру, если мама не сможет.

Грейс изо всех сил хотела этого избежать. Она просто не смогла бы стоять у всех на виду, глядя, как кучка десятилетних мальчишек пытается ударить по мячу.

Ее уже начала охватывать паника, когда мама наконец приехала. И не из спортзала, как предполагала Грейс, На ней все еще была одежда, в которой она ушла на работу. Мама обняла Дилана, сжала локоть Джил и повернулась к Грейс. Присев рядом, Дебора тихо сказала:

— Я пыталась дозвониться тебе. Как прошел день?

— Хорошо. Пока не вышла газета, — ответила Грейс с неожиданной злостью. Да, злостью на маму. Ведь это Дебора начала этот обман. — Все ребята вытягивали шеи, чтобы посмотреть на меня. Я чувствовала себя преступницей.

— Они просто читали о мистере МакКенне. Не каждый день умирает учитель.

— Они читали о тебе, — возразила Грейс злым шепотом, — и если они не задавали мне вопросы, то смотрели на меня так, будто знали правду. Я еле выдержала тренировку. То есть я плохо пробежала, даже не добежала восемьсот метров, это вообще никуда не годится. Вся команда смотрела на меня.

— Ты выдумываешь.

— Нет, мама. Они смотрели и говорили о похоронах. Все пойдут. А мне что делать? Он был и моим учителем. Мне тоже идти?

— А ты хочешь?

— О боже, конечно нет, — прошипела Грейс. — Это было бы ужасно, быть там, зная… зная… — Она не могла выговорить это. — Но все остальные идут. Если я не пойду, это будет выглядеть ужасно. — Она поникла. — Становится все хуже и хуже, мама. Это просто… невыносимо. Если бы я все еще любила папу, я бы уехала к нему до конца учебного года, — произнесла девочка с угрозой, ожидая возражений. Грейс знала, как мама не любит, когда она говорит, что ненавидит отца.

Но Дебора смотрела сквозь стекло витрины на Дилана. Он перешел к следующему столу и стал вытирать его размашистыми медленными движениями. Хотя он стоял к ним спиной, по движениям головы можно было предположить, что он следит за своей рукой. Грейс достаточно знала о его глазах, чтобы обеспокоиться.

Она встала рядом с матерью, и в следующую минуту они наблюдали уже вдвоем. Потом Дебора подошла к Дилану и положила руку ему на голову. Он подпрыгнул от неожиданности.

— Все нормально, дорогой? — спросила она.

Он интенсивно закивал.

— Все в полном порядке.

— Ты очень близко рассматривал эту тряпку. Ты четко ее видишь?

Он покачал головой.

— Ты бы сказал мне, если бы видел ее расплывчато?

— Мама! Ничего не расплывается. Мы же скоро выезжаем, правда? — спросил он и встревоженно посмотрел на Грейс. — Ты ведь тоже едешь?

— О Дилан. Я не думаю…

— Ты должна поехать, — отчаянно прервал он. — Видишь? Вот почему тренер не выпускает меня на поле. Потому что моя семья не ходит на игру. Зачем ему меня выпускать?

— Погоди минуту, — сказала Дебора. — Я не пропустила ни одной игры. Разве я не семья?

— Одна маленькая часть. — Мальчик опять взглянул на Грейс и взмолился: — Пожалуйста, ну пойдем! — От этого сестре захотелось плакать, потому что она не могла отказать, когда он так на нее смотрел. Он был ее младшим братом с ужасно слабыми глазами, который так кошмарно играл в бейсбол, что больно было глядеть. Грейс не понимала, зачем родители разрешили ему играть.

Хотя нет, понимала. Они разрешили, потому что играть в бейсбол — это нормально, а родители хотели, чтобы он был нормальным. Они хотели, чтобы у него были друзья. Они хотели, чтобы он был обычным мальчишкой. Они хотели, чтобы он любил спорт.

— Еще пять минут, — сказала сыну Дебора и повернулась, чтобы он не увидел, как она одними губами попросила Грейс: — Пожалуйста, пойдем. Мы нужны ему.

— Как вообще кто-либо из нас может туда пойти? — прошептала Грейс, когда мама оказалась ближе. — Мы убили человека.

— Мы не…

— Разве это не будет выглядеть нехорошо, если мы там будем?

— Возможно. Но неужели у нас есть выбор? Ведь речь идет о Дилане. Разве можно наказывать его за то, что мистер МакКенна умер?

Грейс разрывалась на части.

— Ладно, — проворчала она. — Я поеду на игру, но не пойду на похороны. Я просто не могу этого сделать.

Когда они уходили, к ним присоединилась Джил.

— Вы пойдете на похороны? — спросила она Дебору.

— Я собиралась пойти, из уважения.

— Но ты же была за рулем машины, которая его сбила.

«Вот именно», — подумала Грейс.

— Разве это не причина, чтобы пойти? — спросила Дебора.

Грейс затаила дыхание. Обычно тетя была на ее стороне.

В этот раз Джил только нахмурилась.

— Для таких случаев должен быть свой этикет. Может, нужно спросить у Хола?

Дебора позвонила из машины. Хол отмел идею без малейших размышлений:

— Оставайся дома.

— Почему? — спросила Дебора уже с офисного телефона Джил.

— Потому что твое присутствие может расстроить вдову.

— Но ведь это же похороны. Будет полно людей. Я постою с краю. Она даже не узнает, что я там была.

— А ты не думаешь, что тебя увидят другие? Дебора, это быстро станет известно.

Это она понимала. После выхода местной газеты авария была новостью номер один. Если Дебора начнет прятаться после того, как самоуверенно разъезжала по городу, будет только хуже.

— Разве это так плохо? — спросила она. — Ты не разрешил мне разговаривать с прессой, но я ужасно чувствую себя из-за всего этого, Хол. Я же не специально переехала его. Я ведь живу не в городе с миллионным населением и знала этого человека. Я отвечаю за то, что произошло.

— Вдова может этим воспользоваться.

— Тем не менее моя машина сбила ее мужа. Пойти на похороны — это меньшее, что я могу сделать.

— Как друг, дорогая, я понимаю, — терпеливо ответил Хол. — Как твой адвокат советую тебе не ходить. Мы все еще не знаем, что собирается делать вдова. Твое появление может ее спровоцировать, и станет только хуже.

Дебора не спрашивала Хола насчет похода на игру младшей лиги, потому что не хотела, чтобы он запретил и это тоже.

Доставив Дилана на поле, они с Грейс встали вместе с другими семьями за боковой линией. Воздух становился прохладнее. Родители стояли плотными группками, кутаясь в пальто и куртки, что всегда мешало нормально разговаривать. С Деборой и Грейс все держались достаточно приветливо. Если бы люди считали, что Деборе здесь не место, они бы дали ей это понять.

Первые восемь подач Дилан просидел на скамье запасных. Наконец на девятой подаче, когда его команда выигрывала семь очков, тренер выпустил мальчика на поле. Дилан вышел на площадку, надевая сначала каску, затем очки. Он поднял биту и занял позицию. Он смотрел, как первый мяч пролетел высоко над его головой.

— Молодец, — выкрикнула Дебора, переживая, чтобы он не сдался. Когда вторая подача оказалась такой же, как и первая, а мальчик все ждал, она закричала: — Смотри, Дилан! Смотри!

— Его сейчас уведут, — пробормотала Грейс. Тут же третий мяч полетел через площадку. Дилан сильно размахнулся и не попал. Над толпой пронесся стон.

— Все хорошо! — закричала Дебора, хлопая в ладоши и пытаясь его подбодрить.

Грейс приставила руку ко рту:

— Следующая будет лучше, Дилан!

Это произошло на следующей подаче. На этот раз мяч летел низко. Дилан не шевельнулся.

Дебора молилась. Он мог ударить по мячу. Она знала, что мог. Он делал это с Холом на прошлых выходных, и хотя Хол подавал прямо на биту, мальчик был счастлив.

Счет был три — два. Дебора не знала, кто в кого вцепился сильнее: она в Грейс или наоборот, но теперь они обе кричали, возбужденные не игрой, а чем-то другим. Но это было не важно.

Подающий крепко взял мяч, размахнулся и бросил. Мяч ударил Дилана в плечо. Мальчик развернулся, на минуту растерявшись, потом отбросил биту и счастливый побежал на первую базу. Когда следующий нападающий выбил мяч, Дилан взял вторую базу, потом перешел на третью на одинарном ударе в правое поле. А когда лучший игрок команды вышел на площадку и сыграл двойной аут, Дилан выиграл очко.

Бежать не было смысла, поскольку команда соперников была закрыта, но Дебора не видела Дилана в таком радостном возбуждении последние несколько месяцев. Она была счастлива.