(Не)жестокая нежность (СИ)

1.29

— А знаешь, как тебя называет Маргарита Львовна? — вдруг спрашивает Тина, а сама рисует пальчиком на моей груди невидимый узор, обводя контур мышц.

— Нет. И как же? — в голове перебираю разные версии, эта женщина на слова и выражения не поскупится, про буйно-развитую фантазию молчу вовсе.

— Белокурый Дьявол… — она улыбается и трогает моё лицо нежными прикосновениями. Изучает меня так внимательно, словно впервые видит или не может наглядеться, как если бы соскучилась после долгой разлуки. В последнее время постоянно задерживаюсь на работе, и ей приходится часто засыпать одной.

— Белокурый Дьявол? Вот, значит, как… — с «белокурым» согласен, моя блондинистая шевелюра тому виной и тут без вариантов, но на чудовище вроде не похож.

— Есть в этом доля истины, — отвечает моя девочка игривым голоском.

— Всё-таки Дьявол? Неужели, я такой страшный? — переворачиваю её на спину, подминая под себя.

— Нет. Наоборот, привлекательный, даже слишком… Напоминаешь демона-искусителя… Твой взгляд, голос, запах — всё это сводит с ума. От тебя такая мощная сексуальная энергетика исходит, всеми фибрами ощущаешь на себе воздействие. Устоять невозможно. Хочется безоговорочно подчиняться твоей власти, хочется твоей любви и ласки, хочется принадлежать тебе… всегда… — откровенничает Тина.

— Ого. Ты уверена, что всё это обо мне? — впервые слышу подобную характеристику.

— О тебе, конечно, — она томно смотрит, не отрывая чарующих глаз, и поглаживает мой затылок шаловливыми пальчиками. — Я так чувствую. Ты моя жестокая нежность.

— Жестокая нежность? — снова удивился. — Ещё больше запутался, — разрываю объятия, сажусь, потом устраиваю её на своих коленях. — Объясни. Ты считаешь, что я жестокий?

«Кажется, перегнул тогда в клубе, напугал, и теперь подсознательно она будет ждать резких грубых действий» — я ведь не такой.

Причинять женщине боль намеренно из садистских побуждений, с целью получить удовольствие от этого — не про меня. Но из-за Тины сносит крышу постоянно, и теряю контроль. Пройдёт ещё немало времени, пока мои эмоции перестанут чрезмерно фонтанировать, улягутся и войдут в правильное русло, иначе могу потерять её, задушить собой…

— А слово нежность пропустил? — она обхватывает моё лицо ладонями и покрывает поцелуями. Тащусь от подобных жестов. Любовь Тины настолько чиста и естественна в своём проявлении, что буквально ощущаю, как проникает в каждую клеточку тела.

— И как это связать с жестокостью? — прикрываю глаза и наслаждаюсь простой лаской.

— Э… м-нн… как бы точнее сказать… — она продолжает целовать мои веки, задумавшись на минуту. — Жестокая нежность — это сочетание не сочетаемых понятий. В твоём случае — смесь многогранных чувств и всевозможных оттенков эмоций. Ты не жестокий, нет, хотя и мягким нельзя назвать… Нежность в тебе присутствует, но на публику не показываешь это, оставаясь всегда серьёзным, чтобы никто и никогда не узнал, что есть на свете вещи, заставляющие испытывать тебя слабость. Именно так думаю…

«Как интересно, и главное безошибочно, она описала мою натуру».

— Красиво говоришь. Моя слабость — это ты, — улыбаюсь. Ловлю сладкие пухлые губки, целуя их жадно и напористо.

— А я знаю, — Тина резко разрывает поцелуй и заразительно смеётся, откинув голову назад.

— Ах, так! — падаю вместе с ней на кровать. Нависаю сверху и удерживаю её запястья над головой. — И как давно раскусила меня?

— Я не кусаюсь, — смотрит с хитринкой в глазах, — или…

Медленно тянется к моему рту. Потом нежно покусывает нижнюю губу, обводит контур языком и посасывает место укуса.

— Решила окончательно свести с ума? — завожусь с пол-оборота. Теряю голову от её прикосновений.

— Я ведь твоя слабость, — она выгибается в моих руках, желая снова поцеловать, а ножками обхватывает мой торс.

— Люблю тебя, сладкая…

…На следующий день мы поехали в посёлок. Тина хотела провести весь день там, помочь моей маме по дому, пока вопрос с домработницей не решён, и чтобы со спокойной совестью наслаждаться отдыхом, на который мы собрались — наша первая совместная поездка. Впереди нас ждут чудесные три дня и две ночи на берегу персидского залива.

Конечно, без праздничного ужина не обошлось.

Мама и Тина накрывали на стол, а я наблюдал эту милую картину.

— Нам тебя послал сам Бог, — мягко сказала моя родительница, поглядывая на Тину. — Никогда не видела сына таким счастливым. Быстрее, что ли, женились бы…

«Не сомневался, что опять поднимет этот разговор, при каждой встрече не упускает возможности скорее нас окольцевать».

— Мы не торопимся, — она улыбается и косится в мою сторону.

«Да я хоть завтра в ЗАГС, не сомневаюсь ни на долю секунд, что мне нужна эта девушка на всю жизнь. Но она, правда, не спешит увидеть себя в белом платье и никогда не мечтала об этом — с её же слов, а свадьба, как таковая, не привлекает вовсе. Пусть пройдёт время, и как только созреет — обязательно поженимся».

— Вы, молодые, никогда не торопитесь, — произносит мама, — а я хочу, чтобы этот большой дом наполнился детским смехом и топотом маленьких ножек.

Моя девочка растерянно смотрит, ищет поддержку, чтобы помог с ответом.

— Мама, — подхожу и обнимаю её за плечи. — Дай нам год и всё будет. Только учти: начнём — не становимся. Наделаем кучу детей.

— Ян! — щёки Тины покрываются румянцем. Обсуждать такие темы ей неудобно.

«М-м-м… как она мило стесняется… Представила весь приятный процесс в действии? О, да, это восхитительно, феерично, страстно и чувственно».

— Все в порядке, — улыбается мама. — Поверь, от своего сына я слышала даже пошлые шуточки. А тут, дети — только в радость.

Нас прервал внезапный звонок.

Я оставлял указания заместителям на период своего отсутствия и не ждал каких-то вводных… Вдобавок, когда достал телефон из джинсов, увидел, что номер скрыт… Это напрягло, а внутри поселилась тревога, с нарастающим эффектом…

Поднимаюсь на второй этаж, чтобы поговорить в тишине.

— Да? — отвечаю.

— Ян, здравствуйте… — звучит смутно знакомый женский голос. — Это Энн, я няня вашего сына.

— Здравствуйте… Что случилось? — сразу спрашиваю. Никогда она не звонила мне, значит — есть повод, и явно нерадостный.

— Мне жаль… — вздыхает она.

— Вы можете нормально объяснить?! — повышаю голос.

— Примите мои соболезнования, — очередная дурацкая фраза.

— Какие нахрен соболезнования?!! Да не тяните! Говорите! — срываюсь на крик. Думаю о Максе, и тут же гоню мрачные мысли.

«Только бы не он, только бы не он…» — прикрываю глаза, в которых резко помутнело от перенапряжения.

— Маша… умерла… — наконец, сообщает Энн. — Передозировка наркотиками…

А у меня груз упал с плеч, когда услышал, что с сыном всё в порядке, при этом не испытал ни грамма жалости к бывшей жене, наоборот, ощутил облегчение.

И плевать, как это звучит…