(Не)жестокая нежность (СИ)

2.48

Я осмотрел каждый сантиметр тела моей девочки, убеждаясь, что она цела и невредима — только на скуле расползся здоровый синяк. А кровь принадлежала полицейскому… Но главное: всё обошлось. Никто больше не пострадал. Ублюдка задержали… можно выдохнуть…

«Он ответит за то, что посмел прикоснуться, ударить… и за остальное тоже…».

«Теперь всё наладится» — провёл рукой по слипшимся волосам Тины, убирая с лица. Сейчас, когда она рядом, на душе спокойно. Весь день сижу возле неё.

— Ян? — в палату заглянула Марго. — Пошли по чашке кофе выпьем и поговорим заодно.

— Давай позже, — отмахнулся. И неважно, что обещал поведать обо всём происходящем. Маргарита Львовна завалила меня вопросами, начиная с охраны, не говоря уже о похищении и прочем.

— Понятно… — она прошла внутрь. — Значит, ответов можно не ждать.

— Устал, — не хочу ни о чём говорить. — Матери не рассказывай только. Дома думают, что у Тины возникли небольшие сложности, и она задержится в больнице.

— Хм… небольшие сложности… ну-ну… — возмутилась Марго, бегло осматривая мою девочку. — А я и не знаю, о чём рассказывать.

— Спасибо, — в очередной раз благодарю её, хотя она просила пока не делать этого.

— Ладно. Я тогда домой пойду. Твоя жена не скоро проснётся, если будет нужно — обращайся к дежурному врачу. Вот, держи, — Марго протянула ключи. — Это от моего кабинета, можешь лечь на диване. Тебе тоже нужно отдохнуть.

— Я не смогу оставить Тину, — после всех этих событий не скоро успокоюсь.

— Не сомневалась, что ты так ответишь. До завтра.

Сквозь сон ощутил нежные поглаживания по волосам. Приподнимаю голову с постели — оказывается, уснул в сидячем положении.

Тина уже не спит. Смотрит в окно и улыбается, продолжая трогать моё лицо. И не замечает, что я проснулся.

— Тина? — сжимаю её пальцы.

Она оборачивается, а улыбка ещё шире становится. Но тут же моя девочка шипит от боли — щека выглядит сильно опухшей.

Смотрю на неё, и эмоции зашкаливают, накатывают мощной волной — всё то, что сдерживал в себе, вырвалось наружу. И совершенно не стыжусь слёз, которые текут сами, когда обнимаю жену.

— Я в порядке… правда… — говорит она, уткнувшись мне в шею.

— Любимая, сладкая моя… думал, сдохну… — покрываю её лицо быстрыми поцелуями.

— А я только и держалась на мыслях о встрече с тобой… Мечтала, как окажусь дома, увижу детей, наших мам… Как скроюсь в твоих объятиях, и больше не буду бояться.

— Всё закончилось… — вытираю мокроту со своих щёк, присаживаясь обратно на стул.

— Расскажешь? — Тина ждёт, что поделюсь новостями, а мне не хочется, если честно, посвящать в подробности. — Что с ней? Женщина… врач… — уточняет.

— Всё хорошо. Она вовремя спряталась, услышав, что Дима возвращается в комнату, где оставил вас. Ты уже успела вылезти в окно. Пострадал только полицейский, одна из выпущенных этим уродом пуль попала ему в плечо, он отказался от госпитализации, «трофей» достали, зашили и всё.

— Как её зовут? И почему пошла на столь опасный шаг?

— Дарьей зовут… В остальном, когда обнаружилось твоё исчезновение, подключились все, кто хотел помочь, ты многим небезразлична, а в стенах перинатального центра все знают «безумную мамочку».

— Что с ним? — моя девочка прикасается к своему плоскому животу, а я кладу руки поверх её рук.

— Он с нами… Даже удивительно, как эта чудовищная история не привела к необратимым пугающим последствиям.

— И каков был план? Кстати, а Алину нашли? — интересуется дальше.

— Нашли… там же… мертвой — в указанном месте, закопанной под деревом…

— Какой ужас… Её убил..?

— Да… Когда девушка поняла, с кем связалась, собиралась прийти ко мне и всё рассказать, тем самым подписала себе приговор. Уволилась «по собственному». Близких родственников у неё не осталось, никто не искал. Даже для тех, кого подключил Филипп Абрамович, это оказалось проблемой — найти…

— Дима дал показания, признался во всём? — удивилась она.

«Дал показания — не то слово, целый концерт устроил».

— С головой не дружит… Возомнил, что ты его женщина, а я насильно держу возле себя. И хотел спасти — избавить от моего влияния. Так оправдывает свои действия.

— А письма? Ты говорил, всё началось давным-давно, когда умерла та девушка Яна?

— Так и есть: те письма действительно писала Алина. Не поверишь: ради забавы, никакого смысла в них не было. Когда она устроилась на мой завод, у неё завязались отношения… с этим… Тогда у него созрел план, как разлучить нас, когда стали известны такие подробности прошлого обо мне. Правда, Алина не предполагала, какая роль ей предназначена. Как влюбленная дурочка, делала всё, что он пожелает. И то знакомство с тобой, и письма в новом прочтении… Вот только, когда дошло, что нахрен ему не нужна, решила открыться… и…

— …поплатилась жизнью… — договорила фразу вместо меня. — Как же так? Я не давала ни малейшего повода… Ладно бы дружили, постоянно общались, а так…

— Знаю, всё знаю. Можешь не пояснять.

— И что теперь? А подельники ещё есть? Нас какой-то мужик увозил… когда проснулась, связанная в машине, думала, попала в дурацкий сон…

— Подельники: оба задержаны — врач из больницы, которого согласилась подменить Дарья, и тот водитель. А сучёнышу Димочке назначена судебно-психиатрическая экспертиза… Пока не ясно, что дальше.

— А как Гена отнесся ко всему?

— В шоке. Но поверил сразу… И принял активное участие. Указал на загородный дом, арендованный им же, по просьбе сына.

— Главное, успели. Он ничего со мной не сделал…

— А лицо сама себе разукрасила? — не скоро такая «красота» пройдёт.

— Уж лучше это, чем намерения изнасиловать меня и избавить от малыша…

На эту тему ублюдок заявил, что ему была противна сама мысль о беременности, знать, что это мой ребёнок, поэтому первым делом хотел уничтожить любое упоминание обо мне.

— Забудь… Я приложу все усилия для этого.

— Как дети? Что ты дома сказал?

— Не смог рассказать правду, для всех: у тебя осложнения и требуется покой на несколько дней, посещения тоже запрещены. Нам не привыкать — бывало такое раньше. Позвонишь чуть позже, успокоишь своим мелодичным голоском.

— Это правильно. А сколько времени прошло?

— Ты спала больше суток.

— Ого!

— Марго постаралась, продлила твой сон. Сказала, что ребёнку больше вредны волнения, нежели грамотная терапия.

— Поэтому я спокойна, как в танке? — Тина улыбнулась и этим опять причинила себе боль. — Чёрт…

— Сильно больно? — осторожно трогаю место ушиба.

— Пройдёт. Больше всего радует, что наша жизнь наладится.

Моя девочка тянется ко мне, желая поцеловать.

Как же я люблю её!