Я залетаю в комнату, мечтая помыться в ванной. Хочется смыть с себя всю эту грязь, в которой Богдан меня вымазал.
Семьей он просит его притвориться! Нас, первых встречных! Ради каких-то жалких выборов!
Да как ему только наглости хватило обратиться ко мне с подобной просьбой? А еще на свидание приглашать?
Да уж лучше бы не приглашал и о симпатии даже не заикался бы! И так понятно, что искренности в его словах было ноль!
Таков был ход. Скорее всего, он думал, что после всего этого я непременно потеряю голову и втрескаюсь в него по уши. Но я не какая-то там наивная девчонка, готовая по первому зову мужчины броситься в омут с головой.
— Мамуль, а ты поиграешь со мной? Тут и куколки есть, две — тебе и мне, — Катюша тянет меня за руку к кукольному домику, стоявшему около окна.
Бледно-розовый, вырезанный вручную, с детской мебелью внутри и кучей разных прибамбасов, от которых Катюша приходит в неописуемый восторг.
И глядя на ее искренние и живые эмоции, я просто не могу отказать ей в таком удовольствии.
— Хорошо, давай поиграем, но только недолго, нам нужно еще собираться, — отвечаю я и присаживаюсь на корточки рядом с домиком.
— А куда мы будем собираться? — с опаской интересуется Катя, передавая мне одну из куколок, а следом детскую расческу, как бы намекая, чтобы я сделала своей кукле новую прическу, пока она старательно заплетает косу своей.
— К бабушке вернемся.
— Но она же в крематории, — выдает она, немного подняв мне настроение.
— В санатории, дочур, — поправляю ее ласковым тоном. — Но уже завтра нам привезут ключи от бабушкиного дома и мы сможем поехать к ней. Просто понимаешь, здесь мы не можем больше оставаться, — аккуратно преподношу слова, стараясь не огорчить свое сокровище, а у самой злость к Богдану до сих пор бурлит в крови.
— Почему? Дядя Богдан нас вроде не выгоняет, и ты ему нравишься, — отмечает она с потухшими глазками, а затем кладет куклу на пол и с досадой смотрит на подарки, о которых она могла только мечтать. — Я хочу остаться здесь. Здесь мой домик и новые куклы. А у бабушки нет новых игрушек.
— Мы купим. Всё, что пожелаешь. Обещаю, солнц, — растрогавшись, я притягиваю к себе Катеньку, глажу по голове и чмокаю в нахмуренный лобик.
Катюша никогда не отличалась капризностью. Вот и сейчас она хоть и без особого желания, но соглашается пойти мне на уступки, печально при этом улыбнувшись:
— Хорошо, мамочка. Давай собираться.
Невыносимо больно огорчать собственное дитя, но иначе никак. Нельзя нам оставаться во владениях человека, который не гнушается вести нечестную игру.
Кто знает, может, и с нами он поступит так же нечестно. От него теперь можно всякое ожидать.
Я, конечно, признательна ему за то, что он не оставил нас в трудную минуту и приютил у себя, но теперь понимаю, что за всем этим стояли скрытые мотивы — Богдан искал личную выгоду, просчитывая ходы наперед. Поэтому будет лучше, если мы с Катей уедем, пока он не совершил очередной ход.
— Ты готова? — обращаюсь я к дочери, держа пакеты в руках.
— Угу, — уныло она кивает.
И только мы выходим из комнаты, как мой телефон начинает звонить. Опускаю пакеты на пол, достаю телефон из сумки и вижу на экране незнакомый номер.
— Алло, кто это? — отвечаю я настороженно.
— А ты угадай с одного раза, — узнаю я голос бабушки, и настроение сразу же взмывает до небес.
— Бабуль, как я рада тебя слышать! Ну как ты, рассказывай? Как отдыхается?
— Да бывало и получше, без огорода отдых совсем не тот, знаешь ли, — фыркает она в трубку. — Натуль, ты лучше расскажи мне, что это за молодой человек весь санаторий на уши поднял, чтобы подозвать меня к телефону?
Если я сейчас скажу бабушке, что Богдан — сын ее давнего знакомого, то бабуля начнет расспрашивать меня о нем. А о нем мне даже думать не хочется.
— Да никто. Просто знакомый, ничего особенного, — бросаю коротко, тая в себе раздражение к этому человеку. — Он отправит к тебе своего помощника за ключами.
— Ясно. А твой охламон где? — спрашивает она о Стёпке.
Так уж привыкла она его называть. Раньше я постоянно поправляла бабушку, а сейчас даже приятно слышать нечто подобное из уст родственницы.
— Понятия не имею. Мы разводимся.
— И правильно, только зря годы ему свои подарила, — проворчала бабуля, и я удивилась тому, что она не стала допрашивать меня о причине нашего расставания, словно ей было это неинтересно, но я-то знаю, как она любит промывать Стёпке косточки, а тут вдруг сразу сменила тему: — А по поводу ключей… Посеяла я их где-то. Все пожитки свои перевернула вверх дном, а ключи от дома так и не нашла. Небось выронила по дороге.
— Погоди, бабуль, а как же мы домой попадем? Мы не можем вернуться к Стёпке, — оторопела я вдруг.
— Придется подождать моего возвращения. Поживи пока у своего «просто знакомого». Как поняла, он человек надежный и вас в обиду не даст. Вот вернусь через десять дней, тогда и порешаем. А больше никак, Натуль. Ты у меня не прописана и фамилия у тебя другая, так что тебе даже мчсники тут не помогут.
Если б только знала бабуля, на что нас Катей обрекает этот «надежный» человек, то она мигом приехала бы сюда и скрутила его в бараний рог. Но мне совсем не улыбается обременять ее. Пусть отдыхает, оздоравливается. А я что-нибудь придумаю.
— Тогда жду тебя через десять дней. И звони почаще, хорошо, бабуль? Не теряйся, как в прошлый раз.
— Да я и не терялась, вообще-то. Я звонила тебе вечером перед своим отъездом. Твой охламон еще трубку взял, сказал, что ты моешься. Ну я ему и сказала, что уезжаю. А он что, не передал тебе?
— Н-нет…
— Вот ведь поганец! — рявкает она злобно.
И не просто поганец! Да на нем клейма негде ставить, ведь, оказывается, Стёпка был в курсе, что бабушка уехала! Но это не помешало ему отправить нас в никуда, зная, что нам с Катей больше не к кому пойти.
Да как его только земля носит⁈ Ненавижу паршивца!
После разговора с бабушкой нам ничего не остается, кроме как остаться в доме Богдана до завтрашнего дня. За ночь я придумаю, как мне поступить. На худой конец, попробую кредитнуться. Без этого никак не создать для Катюши более-менее благоприятные условия. Только о ней я беспокоюсь. Была бы я одна, и ноги бы моей уже не было в этом доме. Но дочку я не могу обречь на скитания.
Весь вечер и всю ночь я думаю о просьбе Богдана. Безвыходное положение заставляет меня примерить на себя роль его фиктивной жены, но всякий раз я возвращаюсь к категоричному «Нет. Ни за что я не стану играть в такие игры, которые нам потом могут вылезти боком».
Утром меня будит дверной звонок. Надеясь, что Богдан соизволит открыть гостю, я пережидаю, стоя на лестнице и кутаясь в домашний халат.
Прислушиваюсь к звукам, доносящимся из крыла, где обитает Богдан. Шагов не слышно, только работающий телевизор разбавляет тишину. Прислуги сегодня тоже в доме не наблюдается.
Затем дверной звонок повторяется, разнося эхо во всему дому.
Я спускаюсь в холл и подбегаю к домофону, на экране которого появляется какой-то упитанный седовласый мужчина, одетый в деловой костюм.
Раз Богдан не спешит спускаться, я решаю хотя бы спросить, кого это к нему занесло. Мало ли. Может, это кто-то важный.
Нажимаю на кнопку, но вместо того, чтобы включить микрофон, случайно открываю дверь.
В окно вижу, как мужчина входит во двор и поднимается на крыльцо.
Блин!
Ну и что мне делать? Я ведь уже открыла одну дверь. Придется открывать и вторую.
— Здравствуйте, а вы, наверное, к Богдану? — вежливо обращаюсь я к мужчине, толстощекое лицо которого я уже где-то видела.
— Всё верно, — улыбчиво отвечает, заинтересованно осматривая меня с головы до ног. — А он дома?
— Нет, Богдан отъехал, — отвечаю, исходя из того, что его машина не стоит во дворе, а телевизор он, скорее всего, просто забыл выключить.
— Ох, как жаль, — уныло протягивает и засматривается куда-то в сторону густых кустарников, которые растут за пределами территории дома Богдана. — А я звонил ему, но он трубку не брал. Кое-как нашел его домашний адрес, думал, застать его у себя. У меня к нему одно очень срочное дело имеется, — важно доносит мужчина, теперь уже заглядывая за мою спину, словно проверяя, не прячется ли за мной Богдан.
Очевидно, тем самым он желает напроситься внутрь, но я не могу впустить незнакомца в дом, в котором сама живу на птичьих правах.
И тут я вспоминаю, где могла видеть этого мужчину. Это же тот самый Старовойтов, с кем Богдан делит лидерскую позицию в выборах. Я узнаю эти маленькие хитрые глаза.
— Сожалею, Николай Васильевич, но Богдан не сообщил, когда он вернется. Мне что-нибудь передать ему, когда он приедет? — тактично намекаю ему, что не впущу его в дом.
Мужчина кривит рот и снова проходится по мне оценивающим, сальным взглядом.
— А вы, стало быть, его домработница?
Не знаю, почему, но предположение Старовойтова меня оскорбляет. Я ведь в домашнем халате перед ним стою и с нечесаной головой.
Разве домработницы расхаживают во время работы в таком виде?
— Нет, я его жена, вообще-то, — гордо сообщаю я, нисколько не тушуясь, но уже буквально через пару секунд начинаю жалеть о сказанном.
Господи, что я несу? И какой только черт меня потянул за язык?
Меж тем брови Старовойтова взлетают к линии роста волос. Не мигая, он раскрывает рот, туго сглатывает, а потом снова косится в сторону кустарников и судорожным жестом ослабляет на себе узелок галстука.
— Жена? Вы жена Богдана Никольского? — удивленно повторяет, побелев, как мел. — Я не ослышался?
— Нет, Николай Васильевич, со слухом у вас всё в порядке, — фальшиво улыбаюсь, расправив свои плечи. — Так мне что-нибудь передать мужу?
Мужчина молчит, уставившись на меня, точно на приведение. Это даже смешно. Однако в следующий миг мне становится вообще не до смеха.
— Мама, мам, мне опять приснился папа! А давай мы ему позвоним! — по лестнице суматошно спускается Катюша, и всё внимание Старовойтова теперь обращается к моей дочери, несущейся метеором на первый этаж.