Секунды хватает Богдану, чтобы всё понять. Он с облегчением выдыхает и, приобняв меня за плечи, награждает благодарственным взглядом.
— Всё для тебя, любимая. Но эти цветы не настолько бесподобны, как ты сама, — произносит с хрипотцой, перемещая свои ладони на мою талию, которую тут же сжимает по-хозяйски.
Тело мурашками одолевает и в груди становится дико тесно.
Промычав от наигранного удовольствия, я носом зарываюсь в его шее. Упиваясь ароматом мужского парфюма, вновь тянусь к уху, чтобы прошептать ему:
— Прошу, только не переигрывайте, иначе я могу и передумать, — резко отпрянув от Богдана, я прочищаю горло и с улыбкой от уха до уха обращаюсь к Старовойтову, который за время нашего недолгого поцелуя успел побагроветь от смущения: — Пожалуй, я оставлю вас и пойду к дочери. Рада была познакомиться, Николай Васильевич.
— Ага, и я тоже… тоже очень рад знакомству, — промямлив, он отвешивает мне неуклюжий поклон.
Я закрываю дверь и, прислонившись спиной к полотну, начинаю жадно дышать, словно это моя последняя возможность надышаться.
Вытягиваю руки перед собой, а они дрожат как неродные.
Да у меня всё дрожит. Каждая клеточка тела.
Не думала, что притворяться чьей-то женой, станет задачкой не из легких. Эти несколько минут притворства выжали из меня все соки.
Но на этом всё. Больше я не стану так рисковать. Я сделала всё возможное, дальше пусть Богдан отдувается.
— Вот до чего же ты, Богдан, скрытная натура. Что ж ты раньше не говорил о семье? — доносится до моего слуха укоризненный тон Старовойтова, и я задерживаю дыхание.
— А зачем мне говорить с кем-то о личном, тем более с тобой? Я дорожу своей семьей. Люблю безумно их обеих. Без Наташи и Катюши я не представляю своей жизни, но об этом знают только самые близкие мне люди, — отвечает ему Богдан с уверенностью, какой я могла только позавидовать. Он прирожденный врун. — Такой уж я человек. Не привык превращать свою личную жизнь в общественное достояние. Ради общего блага даже брак решили с Наташей пока официально не регистрировать.
Врет как дышит. И это он станет будущим мэром города? Да уж, не позавидую я его жителям.
— Понимаю, и даже восхищаюсь тобой. В наше время не каждому удается вести тихую, спокойную жизнь, а тебе это каким-то образом удалось, — хмыкает Старовойтов из зависти.
— Удастся и дальше, если ты будешь держать язык за зубами, — проговаривает Богдан холодно, и я чувствую угрозу, таящуюся в его словах.
— За это можешь не беспокоиться. Я сохраню твою тайну, — сообщает Николай Васильевич.
И тут я понимаю, что эти двое друг друга стоят. Оба врут без зазрения совести.
— Так и о чем ты хотел поговорить со мной?
— Да ни о чем, Богдан. Забудь. Это уже не имеет никакого значения, — лукаво он проговаривает.
Вскоре Старовойтов уходит. Богдан тоже выходит за ворота и за каким-то делом принимается прочесывать прилегающую к дому территорию. Будто ищет кого-то… Или что-то.
В ожидании его я сажусь на банкетку и только спустя десять минут Богдан возвращается в дом, а на нем лица нет. Увидев меня, он резко убирает руку в карман.
— В чем дело? — резко встаю на ноги, видя его явную обеспокоенность, которая не на шутку тревожит меня.
Может, Николай Васильевич догадался, что я никакая не жена. Или жена, но никакая.
— В Старовойтове дело… Этот старый говнюк пришел сюда не один. Он привел с собой какого-то мужика с фотокамерой! — злобно проговаривает Богдан, со всей силы стиснув кулаки.
— С фотокамерой… Зачем ему приводить сюда человека с камерой? Только если… — из-за осознания проблемы мой язык перестает слушаться, а ноги слабеют, и я вновь валюсь на банкетку и хватаюсь за голову.
— Он снимал происходящее во дворе, пока отсиживался в кустах. И уже завтра эти снимки могут попасть туда, куда не следует. Я точно не уверен, но, зная Старовойтова, есть такая вероятность.
У меня всё внутри сжимается от страха. А когда я вспоминаю поцелуй Богдана, так вообще всё умирает.
— Ты же видел этого человека, тогда почему не помешал ему? Почему не прогнал? — стенаю я, желая повернуть время вспять и не открывать Старовойтову дверь. — Это же частная территория. Он не имел права снимать нас исподтишка.
— Если б знал, что ты встретишь меня горячим поцелуем, обязательно бы заранее позаботился о том, чтобы прописать этому козлу в челюсть и конфисковать фотоаппарат, — как тонко он перекладывает на меня всю ответственность, садится рядом со мной и, уперев локти в колени, шумно вздыхает. — Но я ж не знал. Я и подумать не мог, что ты согласишься на мои условия. Об этом нам стоило бы договориться заранее.
— Стоило, но я ж тоже не знала, что Старовойтов заявится сюда и начнет вести допрос по поводу того, кто я такая. Мне ничего не оставалось, Богдан. Я решила выручить вас. А вот вы… Вы могли и не целовать меня в ответ. Последний поцелуй точно был лишний!
Я совсем поникла. Еще немного, и начну ругать себя вслух. При Богдане. Я правда очень сильно расстроилась. Не передать словами, как я зла на себя. За то, что не обдумала всё наперед и не остановила Богдана.
Боковым зрением я ощущаю на себе его плавящий взгляд. Боюсь посмотреть на него. Наверняка он тоже злится на меня. И он имеет на это полное права.
Я сама спровоцировала этот поцелуй и всё запорола!
Теперь из-за меня снимки с нашим поцелуем могут попасть в мир. Люди начнут обсуждать нас. И тогда его жизнь превратится в общественное достояние. А спустя какое-то время — в кошмар, ведь рано или поздно ему придется сознаться в обмане. И не видать ему должности мэра, как собственных ушей.
— Наташенька, так дело не пойдет. Еще ничего не случилось, а ты уже нос повесила, давай-ка прекращай горевать, — забрасывает свою руку на мое плечо и совсем неожиданно вжимает губы в мою голову, оставляя поцелуй на волосах.
— Да как тут не горевать? Я же подставила всех, и себя, и Катю. Не надо было мне выходить из дома, — шмыгаю носом и веду плечом, чтобы сбросить с себя руку Богдана, ведь нам уже не нужно притворяться мужем и женой, соответственно, и обнимать меня тоже необязательно.
— Да брось. Тебе не в чем винить себя. Это я перегнул. Я, — с хмурым видом повторяет он, тыча пальцем в свою грудь. — Мне и отвечать, если эти снимки сольют в интернет.
— Нет! — возбужденно трясу головой и умоляюще смотрю на него. — Они не должны попасть в открытый доступ! Не должны, понимаете⁈
— Да что в этом такого? — внезапно усмехается Богдан. — Ну подумаешь, наш поцелуй увидят чуть больше людей, чем я планировал. Наоборот, это только плюс! Народ проявит интерес к моей личной жизни, и в ближайшем интервью меня вынудят рассказать о жене и ребенке. На мой взгляд, схема железобетонная. Так мы достигнем должного эффекта гораздо раньше. Не придется ждать целый месяц.