(не) Родная дочурка для мэра (СИ)

Глава 27

Наташа

— Мам, а можно мне губки накрасить твоей помадой? — дочурка тянется за моей косметичкой, пока я расплетаю ей косички.

Катюша сегодня захотела сделать себе кудряшки, а поскольку утюжком для волос мы пока еще не обзавелись, пришлось действовать по старинке и заплетать ей на ночь косы. А вот что насчет косметики в таком возрасте, так я категорически против.

— Катён, она же красная, тебе такой цвет не подойдет, — мягко отказываю я и беру со столика расческу, аккуратно прохожусь ею по волнистой шевелюре. — Давай лучше гигиеничкой увлажним твои губки и всё?

— А реснички тогда можно накрасить?

— Если хочешь быть похожей на панду, почему бы и нет, — прыскаю со смеху, на что дочка хмурится.

— Почему сразу на панду?

— Глаза тереть начнешь, и тушь размажется по всему лицу. А потом знаешь, какие круги черные будут, замучаешься смывать, уж поверь моему опыту, — намеренно я преувеличиваю.

И, судя по тому, как она отшатывается от косметички, мне удается отбить у нее всякое желание краситься маминой косметикой.

— Ладно, — вздыхает Катя тяжко и выпячивает свои губки. — Гигиеничка, так гигиеничка.

Только подношу помаду к ее губам, как вдруг с первого этажа раздается хлопок входной двери, а затем по всему дому разносится громкое:

— На-а-а-та, Ка-а-а-тя! Я дома-а-а-а-а!

— Ура! Дядя Богдан вернулся! — дочка радостно подпрыгивает на месте, услышав голос своего любимчика.

Да, да, именно любимчика. Она сегодня сама мне в этом призналась. Я чуть было тоже не созналась в ответ, но всё же смогла себя сдержать. Незачем Кате знать, что у меня зарождаются чувства к другому мужчине.

— Ау, девчонки! Вы у себя? — дозывается нас Богдан, шаги его приближаются, энергичные, словно он бежит вверх по лестнице вприпрыжку.

Резко перевожу взволнованный взгляд на зеркало, и тут мое сердце начинает выстукивать лихую чечетку.

— Да, мы здесь! — выкрикивает Катюша, выдавая наше местоположение, приоткрывает дверь, а я тем временем суматошно ношусь по всему периметру и ищу халат, который, как назло, куда-то запропастился.

— Черт, — ругаюсь я впопыхах, надеясь, что Богдан не залетит сюда без приглашения.

Я хоть и накрасилась, и прическу себе сделала, но приодеться еще не успела. С самого утра хожу по дому, обмотанная в банное полотенце.

Нет, я, конечно, рассчитывала на его скорое возвращение, но не думала, что Богдан вернется со своего заседания уже через пару часов… Пару часов, за которые я, надо признать, успела по нему соскучиться… Как женщина может соскучиться по мужчине, о котором думает чаще, чем следовало бы…

А сейчас меня прямо в дрожь бросает по мере приближения его шагов. Тянет меня к нему немыслимой силой. И в то же время сильно гложет стыд. Я же ему соврала. Так и не смогла сознаться, что Катюша была зачата именно в клинике «Мать и дитя», о которой он так хорошо осведомлен. Я просто побоялась. Испугалась дальнейшего развития этого и без того сложного разговора. А теперь вот жалею и испытываю муки совести. Чувство, словно я намеренно лишила себя чего-то прекрасного, когда солгала Богдану и обрубила наш диалог. Все-таки надо было перебороть себя и признаться ему. Сказать правду… Несмотря на то, что мое признание могло в корне перевернуть мою жизнь… Ведь что-то подсказывает, Богдан неспроста завел этот разговор о клинике, в которую мне посоветовала обратиться бабуля.

И я бы хоть сейчас продолжила этот диалог, чтобы дознаться до истины, но всё же лучше ему не видеть меня в таком виде. От греха подальше.

Тем временем дверь отворяется, и я вижу Богдана, которого украшает беспричинная улыбка от уха до уха.

Или всё же причина имеется?

— Вот вы где, а я вас всюду обыскался, — произносит он запыхавшимся голосом, и дочка тотчас бросается на него.

— Дядя Богд-а–а-ан! — приветствует она его, тянет к нему свои ручки, после чего Богдан подхватывает Катю на руки и что есть сил прижимает к своей груди. Так, словно она — самое ценное, что у него есть.

— Да какой же я тебе дядя, — отвечает он ей, подбрасывает в воздух, ловит и снова прижимает к себе, отчего Катюша начинает звонко хохотать и просить Богдана подбросить ее еще разок.

Я на миг зависаю, напрочь позабыв о чертовом халате. Наблюдаю во все глаза за тем, как Богдан зарывается носом в Катиных волосах и вдыхает в себя их аромат.

— А кто же тогда, если не дядя? — прочистив горло, я осмеливаюсь спросить.

Богдан переводит на меня мерцающий взгляд и мечтательно вздыхает.

— Ох, Ната, Ната! — проходится беглым взглядом по мне сверху вниз, отчего я принимаюсь топтаться на месте и придерживать полотенце руками у груди, чтобы оно, не дай бог, с меня не сползло. — Как же я соскучился по вам! Будто вечность целую не видел! — говорит он явно не то, что хотел сказать изначально, тем и лучше.

— И мы тоже скучали по тебе, правда, мам? — Катя оглядывается на меня, заставая врасплох своим вопросом.

— Угу, — киваю растерянно, ощущая, как краска приливает к лицу, не только потому, что мне неловко признавать, что я успела заскучать по Богдану за столько короткое время разлуки, но и по причине моего неприличного вида. — Богдан, а ты не мог бы выйти на минутку? Я хочу одеться, — решаю выпроводить его, а тот с места не двигается и головой в протесте мотает.

— Нет, не могу… Хоть убей, но не могу я сейчас заставить себя выйти, пока…

— Пока?

Богдан выдерживает паузу, расплываясь в воодушевленной улыбке.

— Пока не обниму вас обеих! Крепко-крепко! — заявляет он, после чего снова подхватывает Катю на руки, а потом весьма неожиданно налетает на меня, сжимая нас с Катюшей до хруста костей и кружа вокруг себя. — Вы представить себе не можете, насколько я счастлив! Я счастлив, девчонки! Счастлив, боже, как я счастлив! — твердит он, не переставая нас тискать.

Еще немного, и он задушит нас своими объятиями.

— Богдан, господи, полегче, ты же сейчас нас раздавишь, — бурчу я, и внезапно сама закатываюсь смехом.

Мне и тесно, и щекотно, и в то же время безумно приятно находиться в его объятиях вместе с дочерью. Полагаю, своими объятиями он выражает то, чего пока не может сказать… Но что же он хочет ими сказать? Что?

— Потерпите еще немного, совсем чуть-чуть, дайте насладиться моментом, — шепчет он, прижимаясь своей левой щекой к моей, а правой — к Катиной.

— Ты можешь объяснить, что происходит? Ты чего такой переполошенный? Неужели выборы досрочно выиграл? — в шутку я делаю предположение, которое кажется мне самым правдивым из всех прочих.

— Да какие, к черту, выборы! — отмахивается он, а потом снова берет нас в охапку, словно мы самые любимые его цветы. — Я выиграл, но совсем не выборы!

— А что же тогда? — изгибаю бровь вопросительно и откидываю голову, чтобы получше рассмотреть его глаза, в которых сейчас вспыхивает огонек.

— Эту жизнь я выиграл! — возбужденно он провозглашает, стискивая нас сильнее, мы уже как селедки в банке, а ему всё мало. — А в этой жизни мне повстречались вы — мое самое заветное сокровище!

Ну ничего себе заявленьице! Какими громкими словами он вздумал разбрасываться. И когда это мы успели стать для него сокровищем?

Как-то всё это сомнительно. Может, он снова что-то задумал в отношении меня и Кати? Если так, то я за себя не ручаюсь…

Сердцу же не прикажешь… Я влюбляюсь в него, с каждым прожитым часом всё больше и больше… А признаваться не хочу и не могу…

А если он снова меня разочарует? А если разочарует Катю?

Даже думать об этом не хочу… Уж лучше моя влюбленность к нему пройдет сама по себе, когда мы разбежимся, нежели он раздавит ее под грудой неоправданных надежд.

— Богдан, я ничего не понимаю. Ты можешь объяснить, в чем дело?

Пристально заглядываю в его лицо, но не наблюдаю ничего подозрительного.

Обычное выражение лица, только счастливое до безобразия. Катюша бывает такой же счастливой, когда катается на аттракционах. А на каких эмоциональных качелях Богдан покатался перед приходом домой — черт бы его побрал.

И ведь молчит как партизан!

— Объясню…. обязательно, но чуть позже, — расстраивает меня своим ответом.

— А почему не сейчас?

— Боюсь, тогда эмоции разорвут меня в клочья.

Я хмыкаю, прищурившись.

— А о моих эмоциях ты не подумал? Меня же тоже разорвет, если я сейчас же не узнаю причину твоего восторженного состояния, — проговариваю я ворчливо, на что Богдан лишь пожимает плечами, ослепляя меня своей блаженной улыбкой.

И я бы его дожала, выведала бы у него ответ, если бы не почувствовала, как полотенце начало постепенно сползать с меня.

Ой-ей…

Судорожно хватаюсь за край мертвой хваткой, но понимаю, что оно зацепилось за запонку Богдана.

Не успеваю и слова сказать, как вдруг он дергает своей рукой, решив опустить Катюшу на пол… А заодно и мое полотенце…

Караул!

Катя, к счастью, выбегает из гардеробной пулей, не застав маму голышом. А мой немой крик застревает у меня в глотке, ведь в таком виде меня застает Богдан воочию.

И я не придумываю ничего лучше, чем осесть на пол и прикрыть руками все свои стратегически важные «объекты», прячась от позора, но от него так просто не спрячешься.

— Ох, ёлки-палки! Вот это ты кренделя выписываешь, — роняет обалдело Богдан, таращась на меня.

— Ничего я не выписываю, — булькаю я стыдливо, зажмуриваю глаза со всей силы, только бы не видеть его бесстыжий взгляд, словно ощупывающий меня. — Это всё твоя запонка виновата! Полотенце за нее зацепилось, и оно слетело с меня! — зачем-то оправдываюсь.

Слышу удивленное хмыканье. Открываю один глаз и вижу, как Богдан вытягивает перед собой руку, с которой свисает злосчастное полотенце.

— О, и правда зацепилось, — произносит он сквозь грудной смех, — а я уж грешным делом подумал, что это была такая попытка разговорить меня.

— Вот еще! — буркнув, я разеваю рот в возмущении, а потом Богдан становится серьезным. Он отцепляет полотенце и подходит ко мне, заставляя меня захлопнуть рот и сильнее сжаться.

— Да шучу я, Нат… Просто забавно вышло… Неожиданно, — заботливо накрывает меня полотенцем, а затем достает из шкафчика тот самый халат, который я так и не смогла найти. Поднимает меня, помогает надеть халат, глядя мне точно в глаза. — И не переживай, я же моргнул, когда ты оголилась, так что ничего не успел увидеть.

А мне в это слабо верится. Но надо отдать должное, что он вовремя исправился и повел себя, как джентльмен.

Хотя… с выводами я поспешила.

— Ната моя, — выдыхает он собственнически и так сладко, обвивая меня своими руками и околдовывая потемневшим взглядом.

— М? — протягиваю хрипло.

Мы стоим слишком близко друг к другу. Грудная клетка Богдана трется о ворот моего халата при каждом его шумном вдохе. Дыхание его ложится на мое лицо обжигающим теплом. Богдан прикасается к моей руке, которую я держу на узелке пояса. Сжимает мягко, а потом тянется ко мне, будто бы намереваясь поцеловать.

А я хочу этого… Очень сильно… С момента нашего первого и последнего поцелуя…. Хочу и в то же время не могу.

Трусиха я потому что!

— Так… ты не скажешь, что все-таки произошло на заседании? Почему ты выиграл эту жизнь? Что это вообще значит? — вырывается из меня сбивчиво и крайне возбужденно.

Богдан замирает в считанных сантиметрах от моих губ. Вздыхает шумно, а потом прижимается своим горячим лбом к моему.

— Я прошел тест на девяносто девять баллов из ста возможных, — наконец произносит после приличной паузы.

— Тест? Какой еще тест?

После моего вопроса его руки надежно смыкаются на моей пояснице, отчего мне становится невыносимо трудно дышать.

— На отцовство, — отвечает он с теплотой в голосе, но меня от его слов пробирает холодом.

— Подожди, — передергиваю плечами и с трудом выпутываюсь из его объятий. — Хочешь сказать, у тебя есть ребенок?

— Угу, представляешь? Только сегодня узнал. Нет, конечно, у меня были некие догадки, что она мне родная дочь, но сегодня всё подтвердилось. Я отец чудесной девочки! — тараторит он как заведенный, а его улыбка настолько широкая, что щеки вот-вот треснут.

Я туго сглатываю, чувствуя, как холод уже сковал меня всю.

— Девочки? И… где же твоя дочь? — кое-как проговариваю, и ровно в этот момент в гардеробную залетает моя Катя. С как попало накрашенными губами.

То-то она так лихо умахнула из гардеробной. Краситься втихушку побежала.

— Мам, мам, а когда мы уже будем в платья наряжаться?

— Вспомнишь солнце — вот и лучик, — Богдан произносит себе под нос, нажимая пальцем на кончик Катиного носика. — Ну всё, девчонки мои, собирайтесь, через час выезжаем, — снова он тараторит, а следом просто сбегает, да так, что только пятки успевают сверкать.

А ровно через полтора часа мы уже находимся в доме четы Никольских-старших, где сидим впятером за накрытым столом со множеством блюд и закусок, приготовленными золотыми руками Марины Юрьевны.

С первых минут знакомства с родителями Богдана, с этими замечательными людьми, я ощутила себя желанным гостем в их уютном доме. Своей без преувеличения. Нас с Катюшей окружили заботой и теплотой со всех сторон. Семейство Никольских хлопотали вокруг нас, обхаживали. Не давали даже из-за стола выйти, пока каждый из присутствующих не произнесет тост.

А когда тосты закончились, к нам за стол подоспел еще один гость.

Я тогда сдуру подумала, что у меня в глазах двоится. Грешила на настойку, которую осмелилась пригубить по наставлению Лариона Богдановича. Но, как оказалось, это был брат Богдана — Мирон.

Можно было сразу догадаться, что перед нами близнецы, ведь они невероятно похожи. Оба высокие, отлично сложенные и по-мужски красивые.

Но как бы там ни было, мое сердце отзывалось только на одного мужчину — на Богдана, на коленях которого практически весь вечер просидела моя Катюша.

Он особенный, что ли. В моих глазах так уж точно. А то, что у него есть ребенок, и то, как он отреагировал на данную новость, — так это делает его еще более привлекательным и желанным.