Глава 19

Наташа

Сколько бы ни перечитывала заголовки статей, где фигурирует фамилия Богдана, ни в одной из них не упоминается никакой поцелуй.

В них вообще нет упоминаний обо мне. Все статьи старые. Такие, какие я их помню. Еще с поездки в троллейбусе.

— Ничего нет, — изумляюсь я, — это же хорошо? Или может быть, еще рановато для таких новостей?

Богдан с торжествующей ухмылкой на лице блокирует телефон и прячет в свой карман. Довольный как слон.

— Ничего не рано. Все важные статьи публикуются в семь утра, чтобы люди за чашкой утреннего кофе, пока собираются на работу, ознакомились со свежими новостями. А раз статьи нет, значит, опасность миновала, можно смело выдохнуть.

И я выдыхаю демонстративно. Это очень хорошая новость.

— Это всё ты, да? Ты повлиял на то, чтобы снимки не опубликовали? — настораживаюсь я, рассчитывая на то, что Богдан не сделал ничего неправомерного.

— Да пустяки, я практически ничего не делал, — таинственно отвечает Богдан и отмахивается, но по лицу вижу, что он мне что-то недоговаривает. И это ой как мне не нравится.

— Охотно верю, — саркастически проговариваю и складываю руки на груди. — Так и о чем ты хотел поговорить со мной?

— О твоем предстоящем… — начав так убедительно, Богдан неожиданно обрывает речь, мнется чего-то. — Я хотел бы… хотел бы поговорить с тобой о выходных. Чем займемся в предстоящие дни? Если у тебя имеются какие-нибудь пожелания, можешь озвучить их.

Хм. Богдан явно хотел поговорить не о выходных.

Ну ладно. Будем считать, что мое чутье меня обмануло.

— Пожелания? Ох, я даже не знаю, — в растерянности закусываю нижнюю губу. — Обычно мы с Катюшей проводим выходные за творческими занятиями. Ей очень нравится мастерить поделки. В прошлую субботу, например, мы с ней лепили из пластилина фигурки животных, а в воскресенье делали мозаику из бисера.

— Творчество, значит, — хмыкает Богдан, барабаня пальцами по столешнице. — Что ж. Тогда буду иметь в виду.

В безмолвной тишине мы допиваем кофе, после чего Богдан сообщает мне, что ему нужно ненадолго отъехать.

Богдан

С Наташенькой мне хочется быть предельно честным и откровенным, а вот расстраивать ее и разочаровывать в мои планы не входит. Хватит с нее и того, что я предложил ей стать моей фиктивной женой, особо и не надеясь на положительный ответ.

Но это, на мой взгляд, был единственный способ заставить Наташу с Катей задержаться у меня как можно дольше. И они сейчас здесь. Наташа вошла в мое положение и подыграла мне, чему я был несказанно удивлен. И теперь моя задача заключается в том, чтобы не разочаровать ее, не заставить ее пожалеть о своем решении.

Поэтому, разумеется, я был вынужден скрыть от нее тот факт, что флешка с фотографиями нашего поцелуя со вчерашнего дня находилась у меня. Вчера я догнал это чертового фотографа и вытряс из него всю правду.

Как выяснилось, Старовойтов нанял его вовсе не для того, чтобы запечатлеть наш поцелуй с Наташей. Николай Васильевич рассчитывал на то, что сможет дискредитировать меня. Спровоцировать на конфликт в ярко выраженной форме агрессии. А позиция жертвы против позиции агрессора в моем лице предопределила бы результаты голосования в пользу Старовойтова. На то и был расчет.

Да только у него всё равно ничего не вышло бы. У меня не наблюдается проблем с управлением гневом. В особенности, если меня пытается задеть человек, впавший в крайнюю степень безысходности, вроде Старовойтова. Я мог только посочувствовать ему.

Конечно же, так просто отпустить фотографа я не мог. Немного надавив на него, я изъял накопитель со снимками.

И я уже видел эти снимки. Они безумно хороши.

Наташа на них смотрится бесподобно. Вылитая богиня любви и красоты, сошедшая с небес. А вот я выгляжу на них по уши влюбленным в эту очаровательную богиню.

Фотографии вышли настолько живыми, что я бы сам с удовольствием опубликовал их, если бы у меня имелось на то право. Так я и планировал сделать… пока не увидел Наташины слезы и затаенный страх в ее невероятно красивых глазах.

Тогда я решил, что не могу пойти против воли женщины, которая заставляет меня чувствовать себя живым, а не тем бесчувственным роботом, каким я ощущал себя до встречи с ней. Не могу и всё тут.

Запала она мне в душу. Еще с первого прикосновения к ней, когда предотвратил падение в грязь около дома ее бабушки. Меня словно торкнуло.

С тех пор тянет к ней необъяснимой силой, а мое желание прикасаться к ней растет в геометрической прогрессии.

Сам не могу себе объяснить, как так вышло, что во мне внезапно проснулась душа романтика. Я ведь никогда не был романтиком. Не тянуло меня на подвиги на этом поприще.

Впрочем, если отбросить в сторону все мелочи (а ее пока еще официальный муженек и является не более чем мелочью), из нас с Наташей могла бы получиться не только фиктивная пара, но и самая что ни на есть настоящая. Во всяком случае я бы попробовал поухаживать за ней, пока у меня еще имеется запас времени. Его не так уж и много, как хотелось бы. Всего четыре недели, но полагаю, у меня есть все шансы покорить ее сердце.

А Катенька… Признаться честно, я уже… Уже вижу, как называю ее своей дочерью. С первых минут общения с этой чудесной малышкой у меня возникли необъяснимые чувства к ней. Родственные. Отеческие. По-другому и не скажешь даже.

Причем до встречи с Наташей и Катей я не видел себя в роли отца. Ни разу ничего подобного за мной не наблюдалось. Я вообще не задумывался о детях, а тут… Чужие женщина и ребенок вызывают у меня столько ярких, теплых эмоций.

Каким-то невероятным образом этим девчонкам удалось круто поменять мое привычное мировоззрение. Да так, что одна только мысль о Степане Митрошине провоцирует во мне желание хорошенько отмудохать его.

У меня просто в голове не укладывается, как этот балбес мог бросить своих жену и ребенка. Как он посмел променять Наташу на другую? Она же идеальная, черт возьми. Идеальная мать. Идеальная женщина. Да с нее иконы нужно писать!

Ну всё. Решено.

Не быть мне Богданом Никольским, если я не женюсь на Наташе по-настоящему и не возьму на себя полную ответственность над ее дочерью!

Собственно говоря, об этом я и хотел поговорить с ней за чашкой кофе. Далеко не о предстоящих выходных, а о предстоящем разводе. У них ведь имеется общая дочь, а это значит, что бракоразводный процесс может затянуться на неопределенное время.

Нет, я не господь бог, но я бы мог посодействовать Наташе. Я могу приложить все усилия, чтобы не только значительно ускорить процесс развода, но и лично проследить за его ходом. Важно, чтобы всё прошло без сучка и задоринки.

Вот только в самый последний момент я сдрейфил и не смог заговорить о разводе. Всё дело в доверии, а с ним у нас могут возникнуть определенные сложности. На данном этапе Наташа и слушать меня не станет. Не доверяет она мне пока что. И я это чувствую всякий раз, когда смотрю в ее глаза. Но тут я могу ее понять.

Как можно поверить тому, кто предложил фикцию вместо попытки построить серьезные отношения? А я хочу… хочу, чтобы наше общение с Наташей привело к чему-то большему, чем простая фикция.

Мда. Ну и кашу я заварил. Самому от себя тошно.

Но ничего. В лепешку расшибусь, но исправлю ситуацию.

Я докажу Наташе, что мои чувства к ней не имеют двойного дна. Не просто так я надел ей кольцо на палец. Уж точно не ради поддержания легенды о нашем якобы браке. В этом крылось нечто большее. Иначе не стал бы я заморачиваться над гравировкой наших инициалов.

А если по прошествии времени у нее останутся на мой счет сомнения, тогда к черту всё! Сниму свою кандидатуру с участия в выборах, да и дело с концом! Плевал я на политическую карьеру!

С этими мыслями я выхожу из магазина детских игрушек, расположенного внутри торгового центра. С четырьмя пакетами в руках иду по направлению к лифтам, чтобы спуститься на подземную парковку.

Ничего не предвещает беды, как вдруг…

— Мирон! — слышу позади себя мужской бас.

Не останавливаюсь. Дальше следую своей дорогой, думая, что мне показалось.

— Мирон, да погодь ты! — снова окликает, догоняет меня и преграждает путь. Засматривается на меня и шарахает себя по бедру. — Богдан? Ты, что ли?

Вот так встреча!

— Да ладно⁈ Значит, не показалось! — в искреннем удивлении восклицаю я, раскинув руки в стороны. — А ты, я смотрю, опять сына родного не признал, — беззлобно поддеваю его.

Я рад встретиться с отцом, несмотря на то, что он перепутал меня с моим братом. Но хорошо хоть сразу осознал свою ошибку.

— Не признал, так и есть. Вас же с Мироном хрен отличишь со спины. Ты только не сердись на отца своего, — он хлопает меня по плечу, бросает беглый взгляд на пакеты, которые я так и держу в руках. — А ты почему один тут шастаешь? Где Валера? Без него я тебя и не признал.

— А у Валеры кое-какие дела нарисовались, — отвечаю, не вдаваясь в подробности, поскольку Валера со вчерашнего дня следит за Старовойтовым, а отцу об этом лучше не знать.

— Неожиданно, — отец хмыкает подозрительно, седыми усами шевелит. — И ты в одиночку отправился за покупками? Что хоть купил? — любопытствует он, заглядывая в один из пакетов. — Детские товары? А тебе на кой они?

Сказать? Не сказать?

— Да девушка у меня одна сейчас проживает, у нее дочка маленькая. Собственно говоря, все эти подарки я купил для нее, — решаю ответить со своей честностью, не привык я лгать отцу.

Вот только я планировал рассказать о Наташе с Катей чуть позднее, когда вся ситуация с выборами устаканится. Но отец своим появлением внес в мои планы коррективы, поэтому приходится менять их на ходу.

Впрочем, так даже лучше. Легче так уж точно.

Не передать словами, как мне хотелось поделиться с отцом своими эмоциями. Они бьются во мне ключом.

Однако эмоции свои я пока что вынужден держать под контролем. В противном случае отец решит, что я спятил.

— Постой, — отец и без того весьма ошарашен этой новостью. — А что хоть за девушка? Я ее знаю? Откуда она, чем дышит?

— Наташа родом из соседнего городка. Женщина очень красивая и воспитанная, но человек она далеко непубличный, так что ты ее точно не знаешь, — отвечаю, полагая, что этого будет достаточно, но не тут-то было.

— И что это за тон такой? — прищуривается отец и хмурит кустистые брови, обводя мое лицо сканирующим взглядом.

— Какой такой тон? — уточняю, стараясь держаться невозмутимо.

— Ты буквально пропел ее имя. Наташа, — передразнивает меня отец. — Что-то я не припомню, когда ты разливался соловьем при упоминании женщин.

— Подловил, — развожу руками и чувствую, как губы непроизвольно расползаются, а за грудиной печь начинает. — Я действительно без ума от Наташи. Уверен, она вам с мамой тоже очень понравилась бы.

Я ставлю пакеты на пол и достаю телефон из внутреннего кармана пиджака. Открываю галерею и с дуру показываю отцу одну из фотографий, сделанную тем фотографом. Старовойтова я со снимка вырезал, оставив только Наташу с Катей.

Отец надевает очки, присматривается внимательно и долго, и с каждой последующей секундой его брови ползут всё выше.

— Как-как говоришь, ее зовут?

— Наталья Митрошина, — протягиваю я певуче.

— Митрошина… Значит, показалось, — бурчит он, вернув задумчивый взгляд на снимок.

— Что показалось? — напрягаюсь я, подумав, что отец ее всё же знает.

— Да на одну мою знакомую похожа эта девушка, но, видимо, я ошибся, — поясняет отец. — Богдан, а ты ведь нисколько не преувеличивал, она и впрямь очень красивая. Естественная, нежная красота, таких нынче мало осталось, — он ожидаемо приходит в восторг, глядя на экран телефона, а затем тычет указательным пальцем. — А что это за ангелочек рядом с ней? Это и есть тот самый ребенок, кому ты подарки прикупил?

— Ага, — киваю я, раздувая грудь от чрезмерной гордости, взявшейся из ниоткуда. — Малышку зовут Катя.

Отец поднимает на меня округлившиеся глаза. Присматривается долго, после чего его взгляд вновь падает на фотографию. Секунда — и он снова взирает на меня. Только теперь уже с претензией.

— Да что ты мне заливаешь⁈ Она ж вылитая ты в ее возрасте! У нее даже ямочка, как у тебя! — возбужденно проговаривая, отец пальцем обводит мой подбородок, хмурится. — А ну-ка, признавайся, Богдан! Я чего-то не знаю? Ты нашел женщину, которая родила благодаря твоему биоматериалу?

— Если какая-то женщина и успела родить от меня, то это точно не Наташа, — отрезаю я с хладнокровием, а самого внутри обида гложет.

Мне обидно, что Наташу я не встретил раньше. Обидно, что ее дочь не моя…

— Ты прямо уверен? Тест на отцовство уже делал? — сомневается отец, не прекращая глазеть на Катю со снимка.

— Отец, ну ты чего в самом деле? — возмущаюсь я, веду плечом. — Какой, к черту, тест? Ничего подобного я не делал. И не собираюсь!

— Ну и зря. А вдруг Наташа успела воспользоваться твоим донорским биоматериалом? Ну просто не может быть такого явного сходства… Я бы на твоем месте задумался.

А то я не задумывался.

Пять лет назад, будучи убежденным в том, что дети мне не нужны, я сдал свое семя на хранение. На тот случай, если передумаю, когда уже будет поздно.

И где-то через полгода я передумал… На счет хранения.

Я решил утилизировать всё свое «добро», но отец меня переубедил, предложив стать донором. Я подумал, а чем черт не шутит. Полная анонимность подтолкнула меня на такой шаг. Однако ровно через месяц я все-таки избавился от биоматериала, понадеявшись, что никто им не воспользовался за это время. Не мог бы я спокойно жить, зная, что в жилах чьих-то детей течет моя кровь.

А когда увидел Катю впервые, ее глаза, так похожие на мои, ямочку на подбородке, черты лица и подходящий год рождения в ее свидетельстве… Первая мысль, которая меня посетила: «А не была ли она зачата в пробирке? Не моя ли она?»

Ага, размечтался!

— Это исключено, — категорично мотаю головой, глотая разочарование. — Катя родилась в браке от другого мужчины. К ее зачатию я сто процентов никакого отношения не имею.

— Жаль, — уныло произносит отец, вздыхает, а потом, как обычно, начинает причитать: — Вот вырастил двоих оболдуев, а толку нет ни от одного, ни от другого. Небось так не доживем мы с вашей матерью до внуков!

Родители спят и видят, как мы с Мироном создаем семьи с кучей детишек.

И их опасения можно понять. Они боятся, что мы затянем с деторождением (а то и вовсе не придем к вопросу продолжения рода), и им так и не удастся понянчиться с внуками.

Мы сами появились у них из пробирок, в достаточно позднем возрасте, так что родители наши уже далеко немолодые. Отцу скоро семьдесят стукнет. И, конечно, порадовать их хочется. Осчастливить и самому познать счастье семейной жизни.

Да только эти мысли стали возникать у меня всего пару дней назад. Раньше я как-то не задумывался о создании семьи.

Дурак.

— Чего-чего, а внуков вам с мамой ждать осталось недолго. Будут вам и внуки, и внучки, — отвечаю я уверенно, предаваясь мечтам. — Это я могу тебе пообещать!

У отца выступает влага на глаза. Он снимает очки и двумя пальцами пережимает переносицу.

— Отец, ты чего? Плохо тебе? — бросаю пакеты и с тревогой смотрю на него, готовясь звонить в скорую.

Он испускает протяжный вздох, хлопая меня по плечу.

— Хорошо мне, хорошо, сынок. Это же самая хорошая новость, — отец широко улыбается, и я с облегчением выдыхаю. — Уверен, из тебя получится не только добропорядочный мэр, но и образцовый семьянин.

Меня всего передергивает, словно за оголенный провод голыми руками взялся.

— Спасибо, отец. Твоя поддержка дорогого стоит, — бормочу я и натягиваю неестественную улыбку на лицо, мысленно молясь, чтобы родитель ничего не заподозрил.

Пока ничего толком неясно, но насчет поста мэра у меня еще вчера появились некоторые сомнения. А так ли мне это нужно вообще? С чего вдруг я решил, что это дело жизненной необходимости? Просто потому что еще в юношестве я пообещал отцу пойти по его стопам?

Обещания я привык исполнять, но в жизни ведь бывают исключения, поэтому отца я решаю пока не посвящать в свои думы. Пусть радуется, раз уж повод появился.

— Кстати, а ты где маму потерял? — интересуюсь я, так как обычно мама с отцом неразлучны. Они как Бонни и Клайд постоянно вместе.

— А мама твоя дома сейчас, — проговаривает отец вкрадчивым шепотом.

— И как же она отпустила тебя одного?

— А она и не отпускала, я сам спозаранку махнул в торговый центр. У нас же годовщина на следующей неделе. Сапфировая свадьба как-никак. Вот, ищу ей подарок. Всю голову себе уже сломал, а так и не нашел ничего подходящего. Может, хоть у тебя есть мыслишка, что ей можно подарить?

Мой отец безумно любит мою маму. Даже спустя столько лет брака за плечами глаза горят при ее упоминании. Их любви можно только позавидовать. Отец боготворит ее. До сих пор на руках носит, пылинки сдувает, цветами и подарками заваливает по поводу и без. Поэтому даже удивительно, что он не может отыскать подходящий подарок.

— А ты присмотри ей подвеску из сапфира, а еще купи билеты в театр. Думаю, мама оценит, — предлагаю я первое, что приходит в голову.

— Точно! — оживляется отец, тюкнув себя ладонью по лбу. — Как же я сразу не додумался⁈ Старый совсем стал, мозги уже высохли все!

— Да какой ты старый? Ты еще любому пацану фору можешь дать! — подбадриваю я его.

— Скажешь тоже! — хохотнув, он отмахивается, а затем из его кармана раздается звонок. — О, Мариночка звонит, — бурчит он, глянув на экран, суетиться начинает. — Ну всё, я побежал.

— Удачи в поиске подарка! — выкрикиваю ему вслед.

— Спасибо! Только в следующую пятницу не планируй ничего. Жду тебя с Наташей и Катей на нашем празднике. И только попробуйте не прийти! — пригрозив напоследок, он отвечает на звонок, а после скрывается в отделе с драгоценностями.

Я перевожу взгляд на свои пакеты.

И чего это я так мало накупил подарков? Рук-то у меня хватит еще на пару-тройку таких пакетов. А если не хватит, в зубах понесу.

Да и Наташеньке сделать приятное страсть как хочется. Особенно после того, как увидел мое кольцо у нее на пальце. Она его не сняла.

Знала бы она, как такая, казалось бы, сущая мелочь греет мне душу…

Эх, гулять, так гулять!

Главное, чтобы Наташа не подумала, что тем самым я лишь пытаюсь задобрить ее, потому что это не так.

Мне просто хочется сделать ее хотя бы чуточку счастливей. Хочется почаще наблюдать на ее лице улыбку. Хочется знать, что она думает обо мне всякий раз, когда смотрит на подаренное мною кольцо. И если имеются способы приумножить ее мысли обо мне, то я воспользуюсь ими….

Потому что сам я думаю о Наташе каждую свободную минуту… И мне это чертовски нравится…

Уже по дороге к дому мне на телефон приходит два сообщения. И их содержания не на шутку меня тревожат:

Министр транспорта: «Богдан Ларионович, ну как же так? Почему мы узнаем о вашей семье не от вас лично, а от Николая Васильевича? Неужели вы нам настолько не доверяете? Или сглаза боитесь?»

Секретарь: «Добрый день, Богдан Ларионович! Ввиду последних обстоятельств рекомендую вам в экстренном порядке (до дня заседания избирательной комиссии) внести поправки в ваши анкетные данные и автобиографию в графах семейное положение и дети. Поторопитесь».

Ничего не понимаю…

Как так вышло, что Старовойтов разболтал о Наташе с Катей?

Ему же это невыгодно совсем!

Ответ напрашивался сам — Старовойтов что-то недоброе задумал…

Загрузка...