— Вы не понимаете, — хватаюсь я за голову, меня поражает, что его заботит только своя выгода, а о чувствах других он и думать не желает. — Это будет совсем не тот эффект, которого вы ждете. Только представьте, что будет, если эти снимки попадут к моему мужу?
— Да ничего глобального, кроме того, что он начнет кусать локти, когда увидит меня на своем месте. Вот увидишь, он еще пожалеет, что так бесчестно обошелся с тобой и со своей дочерью.
Мне хочется сказать, что Катя не его родная дочь, но я вовремя прикусываю язык.
— Вы ошибаетесь! Вы совершенно не знаете Стёпу.
— Как и ты, судя по всему, — бросает камень мой огород, метнув в меня взгляд с осуждением. — Знала бы, не оказалась бы с дочерью на улице. Наташ, твой муженек самая настоящая свинья, и уж поверь, если придется, я найду способ прижучить его. Он забудет о тебе с Катей, — с невозмутимой уверенностью он заявляет, а у меня челюсть до пупа отвисает.
— Это каким образом, интересно? По башке стукните? Или взятку ему предложите за молчание? — укоризненно качаю головой и кривлю губы, с каждой минутой разочаровываясь в Богдана всё больше. — Тоже мне политик! Все вы такие! Только и умеете властью да деньгами все проблемы решать!
И меня насквозь пронзает его суровый взгляд, выражающий крайнюю степень негодования.
— Когда кто-то не стремится решить проблему мирным путем, в ход идут проверенные методы, а что может быть эффективней оказанного давления и пачки денег? — проговаривает Богдан с дьявольской ухмылкой.
А меня мороз по коже дерет. Какой же он все-таки чудак на букву «м».
— Этим вы ничего не добьетесь. Рано или поздно ваш обман вскроется, и народ поймет, что вы бессовестный врун. И что хуже всего, меня в этой истории будут считать продажной женщиной!
— Я этого не допущу!
— Тогда не допустите, чтобы эти снимки слили в сеть! Нельзя, чтобы они попали в интернет! — склоняю голову и зажмуриваюсь, удерживая в глазах слезы, которых Богдан недостоин. — Подумайте о своей репутации, если на нас с Катей вам совсем наплевать!
Богдан вздрагивает, словно я посмела влепить ему пощечину. Моргнув, он уходит в раздумья, бороду свою потирает.
— А знаешь, ты ведь права, — наконец произносит он рассудительно, нашаривая ладонью карман, хлопает по нему, словно проверяет, на месте ли то, что он в нем держит. — Снимки с поцелуем — это не более чем дешевая манипуляция. Такое больше подходит артистам, но не политикам.
— А я о том вам и толкую! — киваю часто-часто, полагая, что смогла вразумить Богдана, однако меня удивляет то, насколько быстро он передумал.
— Так и быть, я что-нибудь придумаю, но не позволю этим снимкам обнародоваться. А вот как быть со Старовойтовым? Готов поспорить, он уже обсуждает эту тему со своими прихвостнями, чтобы вывернуть ее в свою пользу.
И тут в моей голове загорается лампочка. На Старовойтова мне начхать, но я тоже сейчас попытаюсь вывернуть ситуацию в свою пользу.
— Так если Старовойтов в курсе всего, может, стоит поставить точку, пока не ситуация не вышла из-под контроля?
— Не понял, — Богдан хмурит брови, повернув на меня голову.
Я встаю с банкетки и, заведя руки за спину, начинаю мерить шагами периметр холла, мельтеша при этом перед прищуренными и цепкими глазами Богдана.
— Задача же заключалась в том, чтобы заткнуть Старовойтова и лишить его козырей, так? — припоминаю, на что получаю утвердительный кивок. — По-моему, с этой задачей я справилась. Видели бы вы его лицо! Мы с Катюшей его не просто заткнули. Мы его нокаутировали. Он теперь думает, что вы семейный человек, который ценит и уважает не только личные интересы, но и интересы своей семьи. Больше он не посмеет указывать на ваши недостатки. План уже сработал, а какие-то дальнейшие шаги только всё усугубить могут.
В конце своей речи я встаю напротив Богдана и с триумфальным видом развожу руками, мол, дело в шляпе, не стоит благодарности.
А Богдан моего ликования не разделяет.
— Это, конечно, всё очень здорово, но я всё равно не совсем понимаю, к чему ты клонишь?
— Я имею в виду, что если о нас знает Старовойтов, то узнает и все члены избирательной комиссии, если он проболтается. В этом же была проблема, а теперь ее нет. Считайте, должность мэра уже у вас в кармане. А нам с Катей нет надобности задерживаться у вас. Будет лучше, если мы с дочерью просто уедем!
Короткая пауза. Богдан выдыхает, и его лицо моментально искажается в гримасе отчаяния.
— Было бы всё так просто, но нет, Старовойтов ни за что не проболтается, это не в его интересах, а если и скажет что, то в извращенной форме, — отрезает он, теперь и меня накрывает отчаяние с головой. — И если мне не изменяет память, речь шла о месяце. А раз уж ты добровольно вступила на эту скользкую дорожку, то назад пути нет. Вы с Катей остаетесь здесь!
— Но… — пытаюсь отстоять свою точку зрения, да только напрочь забываю весь алфавит, стоит Богдану подняться и подойти ко мне практически вплотную.
— Без но, Наташ. Месяц, — четко проговаривает он у моего лица, опаляя кожу своим горячим дыханием. — Отсчет пошел с сегодняшнего дня, значит, следующие двадцать девять дней вы с Катей будете рядом со мной.
Я затравленно пялюсь на него из-под ресниц, а он на меня. Так сосредоточенно, что пугает всех моих мурашек, и они бегут от него врассыпную по коже.
Понимая, что Богдан не уступит мне ни в чем, даже в гляделках, я судорожно сглатываю и отвожу взгляд в сторону, потуже запахивая полы халата. А потом он просто обходит меня, устремляясь в гостиную.
— А если мы не согласны, вы что, нас к себе насильно привяжите? — выкрикиваю ему в спину, шагая за ним по пятам.
— Очень надеюсь, что до этого не дойдет. И потом, у меня совершенно другие планы на ваш счет.
— Какие, интересно знать?
Богдан разворачивается, резко останавливается и, как следствие, я практически врезаюсь в него. Еще пару миллиметров, и мой нос бы расплющился о его твердую грудь. Но Богдан смог предотвратить это, вовремя взяв меня за плечи.
— Сегодня у нас свидание. Забыла? Я пришел к тебе с цветами, как и подобает мужчине, пригласившему понравившуюся девушку на свидание, — его бархатистый голос звучит над моей головой, а ощутимые вибрации исходят из груди и врезаются в мои ладони, которые я невольно уперла в его налитые грудные мышцы.
Я осмеливаюсь поднять голову и посмотреть на него. В его глазах отплясывают озорные огоньки и он упорно не сводит их меня, ослепляя и завораживая своим живым блеском.
Богдан рассматривает каждый сантиметр моего лица, взглядом очерчивает губы, отчего их начинает нестерпимо жечь. А следом он подается своим лицом к моему, заставляя меня ощутить под ногами раскаленные угли и приготовить свою ладонь, в случае если придется отбиваться с помощью пощечины.
Только не целуй! Не смей!
— Так ты забыла? — всего лишь проговаривает он у моего уха, а не то, что я уже успела себе надумать.
Покрывшись красными пятнами, я прочищаю горло от сухости и буквально отскакиваю от Богдана.
— Не забыла, но… мы же договаривались на дружеский формат, — отвечаю я сипло, нервным движением заправляя прядь волос за ухо.
— А разве друзья не могут дарить друг другу цветы? — парирует он на игривый манер, соблазнительно улыбнувшись.