(Не)учебный роман

16

Обследование заняло несколько дней. Не найдя ничего серьезного, медики решили отпустить меня домой на амбулаторное лечение. Артериальная гипотония — не приговор и её вполне можно вылечить, как сказали врачи в неврологическом отделении. Причиной обморока был низкий скачок давления и, как оказалось, довольно частое явление при таком заболевании. Плюс ещё стрессы добавили ложку дегтя.

В день выписки приехал братец. Он как-то по-особенному смотрел на меня, пытаясь не вступать в диалог. Томительное молчание тяготило, будто за плечами туристический рюкзак. Хотелось скинуть этот груз и идти дальше, да только свирепое выражение на лице Ваньки говорило совершенно о другом. Кажется, я слышала его мысли. Он, безусловно, осуждал. Не мудрено, конечно же. Порвать отношения с его другом и остаться хорошей, разве бывает такое?

Оказавшись на улице, потянулась к пачке сигарет. Уже успела достать одну, как крепкая рука выхватила сигарету и швырнула в мусорный бак. Разозлилась очень.

— А ты не обнаглел, Вань? — протянула я, покрываясь багровыми пятнами на щеках, то ли от ярости, то ли от морозного воздуха.

— Дура, тебя только из больницы выписали, а ты бегом за сигареты. Совсем мозги прокурила, — рявкнул грубый голос, в котором трудно было узнать брата. Но это был он. Стоял напротив и сверлил дыры где-то на уровне моих глазах.

Криво ухмыльнулась на одну сторону. Окинула взглядом высокого шатена и, как ни в чем не бывало, потянулась за другой сигаретой. Ванька прямо-таки опешил. Моргал долго-долго, не веря происходящей картине. Младшая сестра его ослушалась, когда такое было? Огрызалась? Да. Спорила? Да. Но никогда раньше не делала наперекор.

— Леся, твою мать, выкинь сигарету! — едва не орал Ванька, а я лишь довольно улыбалась, делая очередную затяжку. Курить особо не хотелось, но вот злить братца — было очень даже забавным.

— Сейчас докурю и выкину, — испытывать терпение Ваньки было той еще задачей.

Я видела искры в его глазах, которые так и норовили поджечь все вокруг. Слышала его тяжёлое дыхание, отчего грудная клетка высоко вздымалась вверх. Но так и не выбросила сигарету, пока жёлтый огонёк не подобрался к фильтру.

Один — ноль. Этот раунд был за мной. Ванька не посмел применить физическую силу, хоть и обещал обратное.

К машине подошли одновременно. Братец возился с моими сумками, запихивая их в багажник, будто сетки с луком, а я сидела на переднем сиденье и листала треки на музыкальной панели. Со стороны водителя громко хлопнула дверь. Ванька уселся за руль и что-то пробурчал себе под нос. Я даже не стала вслушиваться в непонятный гул, прибавляя звук на проигрывателе. Мотор заработал, заставляя машину немного вибрировать. Включилась печка, и я искренне обрадовалась потоку горячего воздуха. Порядок, можно и поспать в дороге.

Да только поспать не удалось. Через пару кварталов от больницы машина резко остановилась. Экстренное торможение — мне такое Ариевский показывал в автошколе. Резиновые покрышки завизжали на всю улицу, а зад автомобиля едва в занос не кинуло, зима всё-таки. Хорошо, что я ремнями безопасности не пренебрегла, иначе бы в больницу обратно попала. Удариться головой о торпеду было очень вероятным.

Братец из машины выскочил, как ошпаренный. Руками стал размахивать, будто важный павлин на хозяйском дворе. Рукой в сторону светофора показал и заорал во всё горло, а точнее, укрыл отборным русским матом рядом стоящую девушку.

Тут мой внутренний голос проснулся. Заставил выйти из автомобиля и звук убавить важному павлину. От машины ненамного отошла и в ступор едва не погрузилась. Зареванная, с растекшейся косметикой по всему лицу, стояла Кононова, громко хлюпая носом. Я в тот час к ней с объятиями кинулась, когда дар речи вернулся.

— Яна, милая, не плачь. Все хорошо. Все живы. Идём со мной, — за руку потянула. Кононова не сопротивлялась даже, лишь всхлипывать громче стала.

На заднее сиденье ее усадила, сев рядом. Ванька только недовольно бровями повёл, решив промолчать.

— Лесь, я не виновата, понимаешь? Я же не хотела, правда, — говорила Янка, а я уже махала брату, чтобы с места трогался.

— Всё нормально. Ваня не злится, правда, Вань? — братец только "угу" протянул, не желая вмешиваться.

— Какой Ванька? — оживилась Яна.

— Братец мой. Вон, видишь угрюмого мужика за рулем, который трехэтажным матом тебя отругал. Знакомьтесь, кстати.

Я не смогла скрыть довольной улыбки, когда Янка кинула изучающий взгляд на Ваньку. Похоже, до Кононовой только дошло, что горе-водитель, который ее чуть не сбил на красный цвет светофора, и есть мой братец.

— Да причем здесь твой братец? Я не о нём сейчас говорила. Меня Антон бросил, когда я посмела его маме слово поперек сказать. Да я не хотела, правда. Она сама скандал устроила, а я только защищалась, — снова потекли лужицы из глаз, смывая остатки черной туши на ресницах.

— Так, всё с тобой понятно, — деловито заявила я, понимая свой промах. Девушку любимый человек бросил, поэтому она и на красный свет на перекрестке выскочила, не осознавая реальной угрозы. Стресс, состояние аффекта. Синонимов много и все они подходили к этой ситуации. — Ванька, поехали в какое-нибудь кафе, а лучше — в бар.

— Зачем? — удивилась Янка, продолжая хлюпать опухшим носом.

— Будем горе твоё в вине топить, — только ответила я, ухмыляясь своим мыслям.

Ну, надо же, какая удача в руки приплыла. Янка свободная дама теперь, а Ванька давно холостой. Теперь мой черед свахой поработать, в отместку брату за Вольского, так сказать.

Два — ноль. Этот раунд тоже за мной. Интересно, а братец вообще в курсе, что я тут счёт веду и выигрываю?

В кафе оказались буквально через десять минут. За столик сели в самом дальнем углу. Ванька попытался тактично слинять, да только я клещами его за руку схватила, а под столом каблуком его ботинок к полу припечатала. Не сбежать ему от меня, пусть и не пытается даже. Братец заметно скривился, но рот открывать не стал. В меню уставился, из носа пар выпуская, а не воздух. Пришел официант. Заказ сделали персон на пять, не меньше. А чего мелочиться? Ванька всё равно заплатит. Он же с Вольским работает, значит, при деньгах. Сестру в кафе привёл, разве обеднеет?

На стол бутылку поставили. Водка. Она самая противная, но самая правильная в такие моменты. Дурь из головы за раз выбивает. Ванька рюмку налил и пододвинул к Яне.

— Себе наливай! — едва не приказным тоном произнесла я, отчего на лбу брата складка залегла, глубокая такая, горизонтальная. — Мне пить нельзя, я лекарства принимаю, а тебе — можно. Не будет же девушка в одиночестве пить.

— Я за рулём, — попытался возмутиться братец, да я снова под столом каблуком на ботинок наступила.

— На такси поедешь, — возразила я.

Китайская стена предательски пала перед моим каблуком под столом. Не стал братец испытывать прочность моей обуви и налил себе рюмку с некой злостью во взгляде:

— Чёрт с тобой, Алеся. Выпью. Только Тимура наберу, чтобы компанию нам составил.

Тут уже я со стула сползать стала. Два — один. Похоже, братец в игру подключился. Смекалистый какой.

Тимура он всё же набрал. Правда тот трубку не взял, чему я искренне обрадовалась, не скрывая улыбки. Три — один. Нет, я точно одержу победу.

Когда бутылка опустела наполовину, я решила незаметно ускользнуть. Всем сообщила, что в дамскую комнату схожу, а на самом деле к чёрному выходу пошла, заранее заметив его в самом начале. На душе так легко и спокойно стало, оказавшись, я на свежем воздухе. Домой захотелось очень. Горячую ванную с пенкой принять, слушая любимую музыку в наушниках. Так и поступила, когда вернулась домой на такси. И хорошо, что квартира встретила уютной тишиной, иначе бы не насладилась в полной мере одиночеством.

Провалялась в ванной добрый час, а то и больше. Счет времени потеряла, добавляя новую порцию горячей воды. Затем в кухню отправилась, чтобы приготовить любимый кофе. И хорошо, что медики разрешили его пить один раз в день, иначе бы уши в трубочку свернулись от скуки по любимому напитку.

Расположилась на диванном уголке в кухне. Включила музыкальный канал, налила американо с молоком в стеклянную чашку, подкурила сигарету и принялась получать удовольствие. Должна же быть хоть какая-то польза от больничного?

Стук в дверь нарушил все планы. И кого недобрые силы притащили к моему порогу? Мама на смене работает, значит, до утра не будет. Сестра на каникулы к бабушке в другой город уехала. Получается, чужой кто-то. С внутренним голосом к единому мнению пришли. Открывать не будем! Пусть хоть кулаки в кровь о дверь разобьют. Не откроем!

Да только дверь сама открылась, к моему откровенному испугу. Я даже пошевелиться не успела, как с порога знакомый голос раздался:

— Так птицы кричат в поднебесье. Олеся, Олеся, Олеся, — на распев протянул Ванька нелюбимую песню с самого детства.

Ну, вот и запасные ключи пригодились, которые мама любезно дала племяннику и родной сестре на всякий случай. Вот только не думала, что этот самый случай настанет, когда я решусь в одном тонком, шелковом халатике распивать кофе за просмотром телевизора.

Так и прилипла к диванному уголку, когда в кухню знакомая троица вошла. Сигарету едва не проглотила, увидев его. Три — два. А игра, похоже, продолжается.

Ванька всё же к Вольскому дозвонился и не придумал ничего лучшего, как его ко мне в дом притащить. Тим, понятное дело, согласился. Мы же временный перерыв взяли, так сказать. Точнее, это Тим предложил, я же попрощалась с ним, как и с Тимуром. Не хочу наступать на грабли, не хочу быть чьей-то слабостью. Любви хочу взаимной, да видимо, не в этой жизни. Похоже, Соболева, нужно познакомиться с эзотерикой всё-таки. А вдруг все причины кроются в прошлых жизнях? Может, действительно, слишком счастлива была когда-то, а теперь, так сказать, баланс природный восстанавливает заблудшая душа. Почём знать?

Взгляд карих глаз к дивану прибил, будто к столбу объявления приклеивают. Я, как та бумага, послушно в спинку вжалась, боясь и слово сказать. Минута вечностью показалась. В висках зашумело очень. Вольский в дверном проеме стоял, боясь шевелиться. Друг на друга уставились в немом вопросе. Он явно недоумевал, что я делаю одна дома в откровенно вызывающем халатике, который ничего особо не прикрывал. А я в загадках билась, придумывая разный вариант исхода событий.

Затем Тим с места рванул. По квартире несколько кругов сделал. Каждую дверь открыл, даже шкаф скрипнул. Искал что-то или кого-то. В слух засмеялась, наблюдая за его маниакальным синдромом. Совсем головой тронулся мужик. Думает, Ариевского прячу. А как же! Прячу, только на самом видном месте, но недоступном. В сердце прячу, в самом дальнем уголке, чтобы никто не нашел. Чтобы даже внутренний голос не добрался. А если все же решит найти, чтобы все ноги поломал, пока по тёмным закоулкам души будет рыскать. Не найти никому. Чёрная комната с черной кошкой. Бесполезно искать.

— Вольский, ты вчерашний день ищешь? Так он давно закончился. Не найдешь, — уголки глаз от выступивших слёз вытерла. Живот едва от смеха не надорвала.

— Леся, где он? — Тим игнор включил, вид самый серьезный принял. Сначала даже подумала, что пьяный заявился, а нет. Трезвый. Прозрачнее стеклышка.

— Кто "он"? — попыталась серьезный вид принять, как у Тимура, да только не получилось. Смешок проглотила, а затем прыснула со всей силы, когда Вольский штору отодвинул, чтобы убедиться в глупости своей.

— Инструктор твой! — наконец-то ответил, а затем взгляд на моё лицо устремил. Обиделся, что я слёзы от смеха глотаю.

— В автошколе, наверное. Мне откуда знать? — решила успокоиться. С дивана встала, аккуратно обходя Вольского.

В зале Ваньку с Кононовой застала. Целовались на моём диване. Ухмыльнулась. Значит, сваха с меня куда лучше, чем с братца. Янка теперь в него клещами вцепится и всё. Пиши, пропало. А точнее, Ванька пропал, только ему об этом никто не сказал. Да и не скажет, пока штамп на странице с семейным положением не добавится. Вот тут-то я повеселюсь. Братец меня замуж хотел выдать, а получится, что я его раньше в семейно-строительный отправлю.

В кухню вернулась. Там уже Тим на диване сидел. В телефоне своём рыскал. Искал что-то.

— Кофе будешь? — поинтересовалась чисто из вежливости, но он согласился.

Пришлось готовить. В турке по-восточному, как он любит. В голове диалог с внутренним голосом начался. Голос требовал Вольского вместе с новоиспеченной парочкой к прадедушкам лесным отправить. Сопротивлялась. И так много экшена было на этой неделе. Не перенесу очередной разбор полетов. Пусть уж сидят, раз пришли. А я, сославшись на плохое самочувствие, по-тихому сбегу в спальню да изнутри закроюсь для надёжности.

— Как ты себя чувствуешь? Почему мне не позвонила, сказать, когда тебя выпишут? — отчитывать принялся, будто имеет право на это.

Хмуро брови свела на переносице, пытаясь в руках себя сдержать. Ни к чему эта забота. Тошнит просто от Вольского. За километр воротит даже. Скоро ненавистным станет из-за своей гиперопеки. И чего он мог во мне найти? Я же колючая, как та роза чайная. Руки все расцарапаешь, пока цветок надумаешь сорвать.

— Давай лучше о тебе поговорим, Тим. Как рёбра? Заживают? Как машина? Починил? Как работа? Больничный взял или у руководителей не полагается болеть? — ерничать решила, это он сразу понял. От того и мышца на скуле напряглась. От того и ухмыльнулся криво на одну сторону.

— Всё нормально, не переживай. У меня день рождения скоро, — будто невзначай заявил.

— А ещё скоро Новый год, — добавила я.

— Придёшь? — улыбнулся с надеждой какой-то.

— А если скажу "нет", ты сам придешь, верно? — в край обнаглела. Издевалась над ним просто. Да всё равно уже было. Не даст же по шее за словесный батл?

— Возможно. Лесь, я всё ещё не теряю надежду, — деловито заявил, будто на переговорах с контрагентом. Только я не фирма. Со мной бесполезно переговоры вести. Проще попугая убедить в том, что он кошка.

— Тебе никто не запрещает её терять. Она же последней умирает, Тимур, правда?

— Лесь, а если я перестану быть хорошим парнем и тогда, — замялся на полуслове, а я продолжила за него.

— Станешь плохим королем. Методы свои используешь. Возможно, добьешься желаемого, но насильно мил не будешь, верно? — глаза его ответили. Согласен был. Да только не хотел этого признавать.

Думал сначала ухаживать за мной. С перепугу в любви признался и замуж позвал. Потом просил быть его. А теперь угрожать надумал. Да только в шахматы, видимо, в детстве совсем не играл. Просчитался Вольский. Давно уже шах и мат его чёрному королю выпал. Игра закончена. Фиаско.

— Алеся, тебя же никто никогда не любил так, как я. Почему ты такая упрямая? Зачем оборону держишь? Я, в отличие от твоих других, будущее тебе предложил. Законной супругой хотел назвать и фамилию свою дать. Но тебе, видимо, больше в любовницах нравится быть. Ты в детский сад свой не наигралась. К любви запретной тянет. А чего там хорошего, а, Лесь? На втором плане всегда быть и ждать, когда ты понадобишься, чтобы нужду справить, так, что ли?

Внутри всё в тугой узел затянулось. Ладони зачесались. Хотелось смачную пощечину влепить. Сдержалась. Видимо, лекарства действуют, что в больнице прописали, иначе бы давно прогнала Вольского из своей квартиры.

— Тимур, ты так ничего и не понял. Я устала тебе повторять. И если ты действительно меня считаешь такой, как назвал, почему ты всё ещё здесь?

— Да потому, что забыть тебя никак не могу. На коленях перед тобой ползал, а ты холодная королева, что в сердце, что в постели, — с дивана вскочил и из квартиры вышел, громко хлопая дверью.