(Не)учебный роман

33

Прикосновение его губ вернуло меня в прошлое. В то прошлое, когда лужицей растекалась у его ног от одного только взгляда. Тогда я была совсем другой. Ловила его каждое слово, надышаться тогда не могла любимым мужчиной. Мир был другим. Мы были другими. Всё было по-другому. Я любила его одури, до самого протяжного крика, что мог когда-либо вырваться из груди. Любила безрассудно и отчаянно, несмотря ни на что, а он? Он так и остался для меня сплошной загадкой. Ребусом, скандвордом, кем угодно, но только непрочитанной книгой.

— М-м-м, — мычала я в его губы, пытаясь оттолкнуть от себя мужское тело. Но он только усиливал хватку и целовал ещё жаднее, ещё больнее.

Сколько я сопротивлялась? Вечность? Не понять совсем. Из глаз слёзы покатились. Кожу обожгло солёной влагой. Тимур вздрогнул, ослабив хватку. Целовать прекратил, а сам принялся стирать подушкой большого пальца капли на моих щеках.

— Зачем? — Шептали мои губы, а глаза искали ответа, но он не отвечал. Долго не решался произнести хотя бы слово.

Смотрел на меня с нескрываемой грустью на лице, пытаясь улыбаться. Одной рукой он гладил мои волосы, а другой — продолжал стирать слёзы. Я интуитивно прильнула к его ладони, а затем накрыла ее своими пальцами. Мелкая дрожь пробежалась вдоль позвонков.

— Зачем ты это делаешь? — Я не могла остаться без ответа. Мне нужна была правда, какой бы она не была. Я запуталась. Снова погрязла в сомнениях, не понимая его противоречий. — Ты же душу мне терзаешь.

Он не признавался в своих чувствах ни разу после нашего расставания. Даже словом не обмолвился о том, что неравнодушен. Но сейчас: его руки, глаза, мышцы на лице, взгляд — всё кричало о совершенно другом. Его тянуло ко мне, как магнитом. Я видела и чувствовала это. Невозможно игнорировать учащенное сердцебиение, что колотилось внутри, когда я положила руку на мужскую грудь. Вряд ли это была тахикардия, ведь у самой сердце скакало галопом, а причиной тому была явно не кардиология.

— Леся, я не знаю, как всё объяснить. Понимаю, что не имел права тебя целовать после всего, что наговорил и сделал, но, — слова давались с большим трудом. Тимур делал глубокие вдохи, а затем — выдохи. Вспоминал, как и я. — Не могу тебя забыть. Ты — очень светлый и один из самых дорогих мне людей. Знаю, что мне нет оправдания, да я и не ищу его.

Я плакала. Ещё больше. В три ручья катились слёзы по щекам, а он продолжал их стирать пальцами, а затем стал покрывать щёки трепетными поцелуями. Время было против нас. В подкорке хранилось слишком много воспоминаний. Тех воспоминаний, что душу всю изранили и на лоскутки распустили. Я задыхалась в его объятиях, а он, кажется, и сам давно перестал дышать.

— Моя любимая, дорогая девочка, я так хочу, чтобы ты была счастлива. Наговорил тебе гадостей, а ты всё равно продолжаешь любить меня. Не плачь, Лисёнок. Всё теперь по-другому будет, — его низкий голос шептал о чем-то нереальном и таком далеком. Я даже не хотела слушать его, не то, чтобы верить, ведь он мне так и не сказал самого главного. Не сказал, что любит. Не сказал, что наше расставание было его ошибкой, ведь я любила его, а он меня бросил дурак.

Какой же я была глупой, когда наивно полагала, что научилась заново жить без него. Думала, забыла. Думала, разлюбила. Даже сниться перестал по ночам. Даже боль отступила, а затем и вовсе исчезла, будто и не болело никогда. Но сегодня, сейчас, чувства вспыхнули заново. Вновь в сердце протяжные импульсы отозвались, когда он решил поцеловать меня. Сопротивлялась его поцелуям, зная, что обратной дороги не будет. Сопротивлялась из-за обещаний другому, не ему. Другому мужчине я обещала хранить верность и быть с ним, и в горе, и в радости. А Тимуру я ничего не обещала, и сейчас — тоже

А потом был телефонный звонок, который прервал наши откровения. Тогда Тимур много разговаривал, предварительно выйдя из дома, а я наблюдала за ним из окна. Видела, как он ерошил волосы на голове и нервно курил, расхаживая вперед-назад.

Когда вернулся в дом, я сидела возле камина на небольшом табурете и грела руки. Он подошёл сзади. Накинул на мои колени плед, а затем прижался грудью к моей спине, не спрашивая разрешения. Я глаза закрыла на короткое время. Позволила знакомому аромату окутать сознание и утонуть в дежавю. Тимур скользил носом вдоль изгиба моей шеи, а я наслаждалась этим, понимая, что всё могло быть в последний раз.

Знала, что измена — это низко и подло. Знала, что нужно уметь сдерживать свои обещания. А ещё знала, что никогда и не с кем мне было так хорошо. Настолько хорошо, что эйфория накрывала мощной волной от одних только объятий. И я пыталась быть верной супругой. До последнего выстраивала барьер перед Ариевским. Но когда любимый мужчина находится на расстоянии меньше миллиметра, барьер слишком быстро ломается. И мой — тоже начал ломаться.

Сначала я очень разозлилась на него, когда он рассказал, в чём подозревают моего мужа. Так и шипела, подобно степной гадюки, едва с кулаками не бросаясь на Ариевского:

— Мой муж не контрабандист. Я не верю тебе. Не знаю зачем, но ты врёшь. И полиция в моём доме — твоих рук дело. Всё простить не можешь, что Вольский с твоей женой рога наставил, да?

— Замолчи, Леся. Не говори то, о чем будешь жалеть, — его глаза пылали искрами гнева. Он тоже злился, как и я. У каждого из нас была своя правда, в которую другой не собирался верить.

Я отказывалась признавать, что бизнес Вольского переступил черту закона, когда под видом обычного груза на самом деле таможню пересекали партии оружия, а затем транспортировались по всей стране. Эта схема, по словам Ариевского, работала ни один год. Вольский под видом брокера выступал незаинтересованным третьим лицом, сопровождая лишь поставку товара и ее таможенное оформление от иностранного продавца к отечественному покупателю. По факту в контейнерах с минеральными удобрениями, что приходили в морской порт, поставлялось оружие, и покупателями выступали подставные фирмы, поскольку в инвойсах не фигурировала фирма Вольского.

— Сама подумай, какой смысл мне врать? Ты ни разу не задумывалась, откуда столько бабла у твоего мужа? Ни разу не наблюдала за ним со стороны? Ничего вообще не показалось странным? — Продолжал говорить Тимур, а в моей голове всплывали картинки.

Самым первым тревожным звонком был тот вечер, когда Вольский неожиданно замуж позвал. Тогда ещё Ванька заявился, весь такой нервный, взъерошенный, с порога причитать начал: "Пять фирм под арестом. Ищут транзитеров, сейчас цепочки отслеживают". На тот момент я не придала значения фразе. Во-первых, слишком большое потрясение мне нанес Вольский, а, во-вторых, водка, которой я пыталась себя убить до беспамятства, отвлекла от реальности происходящего.

Вторым тревожным звонком был взрыв свадебного автомобиля и разговоры мужа с неизвестными на этот счёт. Плюс Вольский постоянно закрывался в кабинете, если требовался серьезный подход к делу. Да и ещё тот сейф, что был надежно упрятан в его личном кабинете. Получается, что было достаточно деталей, чтобы сложить пазл воедино, но я никак не могла этого сделать.

— Нашу свадебную машину взорвала же не полиция, верно? — Среди всего дерьма, что вылилось мне на голову, хотелось видеть абсолютную непричастность Ариевского. Иначе бы я даже думать, не смела. Он не мог, не мог так со мной поступить.

— Нет, конечно же. Это привет прилетел с другой стороны, о которой тебе лучше не знать. По этой причине я выкинул телефон, чтобы никто не определил твоё местонахождение. Леся, пойми, пожалуйста, и поверь мне. Твой Вольский тебя в могилу сведёт со своими делами. Те люди, с которыми он связался, а теперь отказывается работать, просто так не отстанут. Я не знаю, что у них за тёрки с Вольским, но им он нужен живой, иначе бы вас давно порешили. А ты, получается, слабое место Вольского и тебя будут искать, чтобы надавить на него, понимаешь? Тебе опасность грозит. — Молча слушала, не перебивая. Сердце билось, как сумасшедшее, а тело покрывалось холодным потом. Никогда бы не могла подумать, что действительно могу вляпаться в такое…

Самым обидным было то, что оба Тимура знали обо всем, и никто ничего не сказал. Вольский знал подноготную Ариевского, а Ариевский только говорил, что Тим опасный человек, не приводя никаких аргументов. Я и подумать тогда не могла, насколько опасный. Муж-контрабандист, разве мечтала о подобном?

А потом меня накрыло истерикой. Долго в чувства не могла прийти. Тимур успокаивал, как мог. Обещал, что теперь ни за что не бросит и никому не позволит причинить вред.

— Лисёнок, моя хорошая. Я с тобой, не брошу тебя, обещаю. Никому не позволю и пальцем тронуть. Даже Вольскому ещё раз плечо прострелю, если он решит тебя забрать. Ты о нем теперь и думать забудь, если жить хочешь. — Его губы шептали над самым ухом, а руки обнимали за плечи. Я сидела на мужских коленях, зарывшись лицом в ладонях.

Странные двоякие чувства съедали изнутри. Я не могла поверить, что всё было правдой, и не могла поверить, что отныне моя жизнь круто развернулась на сто восемьдесят градусов. Теперь в моей жизни снова сменился главный герой, а я оказалась не готовой к такому повороту. Почему-то тянуло к Вольскому, несмотря на открывшиеся обстоятельства. Хотелось думать, что все обойдется. Что Тим приедет за мной, заберет отсюда, и мы снова будем жить по-прежнему. Но по-прежнему уже ничего не могло быть.

— А что с ним теперь будет, Тимур? — Спросила я, когда ко мне вернулся дар речи. — Его в тюрьму посадят?

— Вряд ли, — ухмыльнулся Ариевский. — Такого, как Вольский не посадишь. Папа — сама знаешь кто, плюс связи на уровни правительства. Скорее всего, дело закроют, но меня это вообще никаким боком не колышет. Меня волнует только твоя безопасность и твоя жизнь.

— Тимур, пожалуйста, скажи мне, что всё это неправда или ущипни больно, чтобы я проснулась, если это сон. Я не хочу во всё это верить. Слишком жестоко, чтобы быть похожей на правду, — я смотрела на глаза цвета стали с надеждой. До последнего хотела верить, что Тимур ошибся.

— Но это правда, лисёнок, как и то, что я всегда тебя любил, и буду любить, хотя говорил другое.

— Почему? — Только и смогла выдавить из себя.

— Злой до сих пор на тебя за то, что ты к нему пошла, когда мы расстались. А ещё злой за то, что деньги Вольского на операцию Ани подсунула через благотворительный фонд. А ещё злой, что со свадьбы тогда со мной не ушла, ведь мне нужно было время, а ты не захотела ждать, глупая, — Тимур прижимал мое трепещущее тело к своей груди, а я, не скрывая эмоций, продолжала трястись от шока, как осенний лист на ветру.

— Почему тогда ничего не сказал? Зачем вел себя, как сволочь, говоря, что между нами был просто хороший секс?

— Ты знаешь правду. Это было условием твоего мужа, чтобы я мог восстановиться на предыдущей должности, а мне она была нужна, и ты знаешь для чего.