(Не)учебный роман

9

Холодный декабрьский ветер безжалостно хлестал по лицу, оставляя на коже красный румянец. Первые пушистые снежинки срывались с неба, когда на улице начало вечереть. Вокруг всё покрывалось белой пеленой, напоминающую тонкое кружево.

Ворота автошколы показались на горизонте. Я грустно вздохнула, заметив учебный автомобиль. Лимонный свет от фонаря очерчивал контур мужского силуэта. В горле образовался ком, а сердце учащенно забилось, когда в этом силуэте я узнала знакомую фигуру. Его плечи были широко раскинуты, а бедра упирались в капот автомобиля. Накинутый поверх головы капюшон полностью скрывал лицо мужчины, из-за чего невозможным было определить поворот головы, но на интуитивном уровне я ощущала тяжелый взгляд, обращенный в мою сторону.

Каблуки сапог постоянно проваливались в толстый слой снега, когда я ступала по дороге. Как бы не старалась взять себя в руки, но учащенное сердцебиение я так и не смогла успокоить. Я практически поравнялась с силуэтом, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Тщетно. Адреналин пронесся по крови вместе с каким-то непонятным страхом. Когда мужчина повернулся в мою сторону, я замерла и, кажется, совсем забыла дышать…

— Добрый вечер, Соболева, — раздался низкий голос, из-за которого по моей коже всегда бежали мурашки.

— Добрый вечер, — ответила я, казалось, спустя целую вечность, а по факту не более, чем несколько секунд.

— Я думал, ты не придёшь на занятие, — произнес Тимур, а я удивленно повела бровями, требуя подробностей.

Но инструктор не собирался посвящать в ход своих мыслей, а лишь жестом руки указал на водительское сиденье. Я послушно открыла дверь, села за руль, выполнила стандартную подготовку к вождению и стала ждать, когда он присоединится ко мне. Вот только Тимур совсем не торопился и, на удивление, до последнего оттягивал начало урока. А затем он закурил: нервно вдыхал сизый дым и выпускал изо рта серые кольца. Когда сигарета была докурена, а окурок выброшен в мусорный бак, моему терпению пришел конец. Отстегнула ремень безопасности, в спешке выскочила из учебного автомобиля и поравнялась с мужчиной.

— Тимур, а мы сегодня начнем занятие или будем смотреть на звезды? — я старалась говорить ровным тоном, не показывая волнения, но голос предательски запинался.

— Соболева, — протянул Ариевский, а затем сделал один шаг вперед, сокращая между нами дистанцию, — ты же необучаемая, а я — твой кошмар. Зачем нам занятия?

Я опешила в прямом смысле этого слова. То, что он назвал меня «необучаемой» — не впервой для меня, но откуда он узнал, как его называла я?

Набравшись смелости, я все же рискнула испытать судьбу:

— Откуда тебе известно, что я называла тебя своим кошмаром?

Тимур ухмыльнулся на одну сторону, оглядел меня с головы до ног, а затем с насмешкой произнес:

— Леся, Леся. Меня забавляет, что ты ничего не помнишь из событий того вечера в клубе. Клуб, хотя бы, помнишь?

— При чем здесь клуб?

Меня сбивала с толку кошачья ухмылка, которая так и сияла на лице автоинструктора. Больше всего мне бы хотелось забыть тот вечер, забыть все подробности, забыть к таким чертям собачьим, чтобы и не дрогнул ни единый мускул на лице, когда он упоминал о том злосчастном дне.

— Конечно, совсем не при чем. Ладно, я напомню тебе, если ты страдаешь краткосрочной памятью. Все тот же клуб, текила, а затем твои признания, как сильно я тебя раздражаю, и, что являюсь твоим персональным кошмаром. Продолжать говорить о деталях? Или ты опять начнешь оправдываться? — говорил инструктор, а я только и могла отрицательно кивать головой.

Ариевского до жути забавляла моя реакция на его слова. Он улыбался, как довольный кот, объевшийся сметаны, в то время, как я, густо краснела, покрываясь багровым румянцем. Мужской одеколон пробудил во мне некое дежавю, когда инструктор осмелился подойти еще ближе. Нас отделяло друг от друга несколько сантиметров, я даже чувствовала его дыхание на своей коже. Серые, холодные глаза были заметно прищурены, нос ритмично вдыхал и выдыхал воздух, а губы, едва приоткрытые, кажется, призывали к активным действиям. Я подавила в себе порыв сказать колкость и, видимо, сочтя это за перемирие, Тимур решился прикоснуться ко мне.

Его крепкая рука обвила мою талию, прижимая тело к мужским бедрам. Вторая рука зарылась на затылке, заставляя приблизиться. А затем… Он стал целовать, жадно впиваясь в самую глубину рта. Его язык скользил снизу вверх, а губы притязательно сжимали кожу. Он время от времени закусывал мою нижнюю губу, а затем нежно проводил по ней кончиком языка. Мое дыхание сперло и, кажется, подогнулись колени, когда Тимур подхватил меня руки и усадил на капот автомобиля.

Мое тело трепетало… В голове творился настоящий каламбур, и я совсем не отдавала отчета действиям, когда осмелилась положить руки на широкие плечи. Перед глазами был только он и его требовательные губы, которые обещали утопить в неизведанной страсти. Его поцелуи кружили голову и заставляли тело гореть изнутри, несмотря на холодный морозный воздух этим вечером. Я медленно, но уверенно, сходила с ума вместе с ним, не понимая и не желая понимать происходящего. Просто все принимала, как данность, не чая души в этих сумасшедших поцелуях.

— Думаю, нам нужно остановиться, — его голос нарушил странное перемирие, и я, тяжело дыша и быстро моргая ресницами, уставилась на Ариевского.

— Тимур, — протянула я, но указательный палец на моих губах призвал к молчанию.

— Соболева, просто молчи, — мужчина помог мне слезть с капота и усадить на водительское сиденье.

Я так и не смогла унять дрожь в пальцах. Так и не смогла произнести ни единого слова. Все происходило будто бы в автоматическом режиме, диктуемое подсознанием: отрегулировала спинку сиденья, поправила зеркала, проверила нейтральную скорость на коробке передач, запустила мотор, включила ближний свет фар и стала ждать…

— Трогайся, — произнес автоинструктор и я, послушно выжав сцепление, включила первую скорость, опустила стояночный тормоз и слегка нажав на педаль газа правой ногой, начала плавно отпускать сцепление.

Машина тронулась вперед. Затем очередь дошла до второй передачи, а после — третьей. Со скоростью сорок километров в час я наматывала круги по пустой учебной площадке. Затянувшаяся тишина казалась каким-то пугающим перемирием. Время от времени я бросала в сторону Тимура беглый взгляд, пытаясь понять, о чем он мог думать. Но гордый профиль не выражал никаких эмоций, от чего я все больше увязала в собственных сомнениях.

Спустя короткое время Ариевский потребовал остановиться, а затем обыденным тоном сообщил о следующем упражнении. Эстакада — трогание на подъем. Несколько минут я внимательно слушала теоретическую часть: следить за тахометром, дожидаясь нужного числа оборотов, и держать одновременно несколько педалей. Все казалось легким и понятным, пока дело не дошло до практической части. Остановив машину на определенном подъеме, я попытался тронуться с места. После неизвестно какой неудачной попытки, Тимур устало потер лоб и обратился ко мне.

— Лесь, зачем тебе вождение? Ну не получается у тебя, понимаешь? Может, перестанешь насиловать учебный автомобиль? — в его голосе не было упреков и даже претензий. Фраза больше звучала, как констатация фактов. Вот только меня совсем не устраивал подобный вердикт.

— Может, это у тебя плохо получается обучать? Может, это ты — плохой учитель, а, Тимур? Почему я должна отказываться от заветной мечты? Просто потому, что ты считаешь меня необучаемой? А кто ты такой, чтобы делать подобные выводы? Чего ты добиваешься, автоинструктор? — я хотела сорваться на крик и, возможно, даже сорвалась, если бы не этот ласковый взгляд, скользящий снизу вверх и задерживающийся на моих губах.

Тимур поддался вперед и, не спрашивая никаких разрешений, взял мою руку в свою. Легко коснулся тыльной стороны ладони, повергая меня в шок. А затем прозвучал его низкий голос, который больше походил на едва уловимый шёпот:

— Возможно. Ты знаешь, что обучение должен проводить незаинтересованный учитель?

— В чем заключается твой интерес? — спросила я, боясь услышать ответ.

Я боялась его искренних признаний, но больше всего боялась признать перед самой собой странные чувства к этому брутальному мужчине.

— В тебе, Соболева. Неужели это не понятно? — я только затаила дыхание на подобный ответ, как мужчина продолжил: — дыши, Леся, потому что я намереваюсь показать тебе, насколько сильно заинтересован.

А дальше следовал долгий и сладкий плен его губ, которые жадно целовали меня до самых настоящих мурашек по коже. Его руки скользили по округлым изгибам моего тела, оставляя жар. Я чуть не задыхалась и едва не теряла рассудок, когда незаметно для самой себя оказалась сидеть на нем сверху. С особым треском пуговицы на моей рубашке порвались. Тимур жадно припал губами к зоне декольте, исследуя шершавым языком каждый миллиметр и я заерзала на мужских коленях, пытаясь поудобнее устроиться.

Внизу живота все будто бы пылало, когда его рука, нагло задрав вверх юбку, коснулась резинки трусиков. Мир предательски рухнул, стирая без следа здравый смысл и рассудок. Это уже была не я. Это уже был не он. Это были «новые мы», двое сумасшедших, нестерпимо жаждущих друг друга. Я покрывала поцелуями его небритые щеки, прижимаясь оголенным животом к его телу. Ловкие пальцы скользили по моей спине и задерживались на упругих ягодицах, сжимая их до еле ощутимой боли.

Нахлынувшая страсть поглощала в свои сети все больше и больше. Разум покрывался пеленой: мне не избежать плена этих сладких губ и не укрыться от этих властных рук. Все его прикосновения выворачивали наизнанку каждую клеточку тела, которое просто трепетало и ждало…

Мужчина потянулся рукой к бардачку. Тем временем я уже в спешке снимала с него одежду. Футболка смиренно покоилась на заднем сиденье, поверх которой лежали мужская спортивная кофта и мой кружевной лифчик с белой офисной рубашкой. Неожиданно сиденье откинулось назад, освобождая пространство вокруг. Его руки потянулись к ремню на брюках. Вслед за этим послышался звук расстегивающейся молнии и шелест фольги. Тимур притязательно провел извилистую линию по внутренней стороне бедра, касаясь кожи в том месте, которую не скрывал тонкий слой капроновых чулок.

Я закусила губу, когда он обратил на меня вопросительный взгляд своих серых глаз. Грудь высоко вздымалась вверх, дыхание было тяжелым и порывистым. Последний шанс отказаться, последний шанс остановить все и уйти, но я не ушла и растворилась со сладким вскриком на губах…

Испепеляющая страсть поглотила нас на сиденье учебного автомобиля. В салоне машины воздух стал слишком горячим, отчего наши тела покрылись заметной испариной. Это — взрыв на самой вершине блаженства; эйфория, граничащая другому измерению.

Мир разлетелся на тысячи осколков, а затем заново открылся для нас двоих. Новый мир, только наш мир, мир наслаждений и неугасаемой страсти…

— Ты просто космос, — его голос звучал слишком хрипло, когда я заметно уставшая, но весьма довольная, зарылась лицом на его груди.

— Не хочу отпускать тебя, — произнес Ариевский, когда я, оторвав голову от его груди, принялась одеваться.

Широкая улыбка озарила мое лицо, когда я поймала на своих губах его блуждающий взгляд. Он хотел продолжения, это было очевидным. Я коснулась его щеки рукой. Провела длинную, извилистую линию, а затем очертила контур губ движением указательного пальца. Тимур тут же некрепко сжал зубами мой палец. Я вскрикнула, а он закрыл мой крик сладким, глубоким поцелуем.

Через полчаса мы ехали в машине Тимура. Учебный автомобиль был надежно припаркован в гараже автошколы. Я до последнего не могла поверить в произошедшее. Разве так бывает? Разве это все возможно? Секс с автоинструктором в учебном автомобиле! Об этом никому и не расскажешь, даже близким подругам, даже, чтобы узнать самую тяжелую степень своего сумасшествия.

— О чем задумалась? — тембр его голоса вырвал сознание из альтернативной реальности, которую уже рисовала моя бурная фантазия.

— О будущем, — только и смогла ответить, не найдя подходящих слов.

— Интересно, — ухмыльнулся Тимур, а затем удивил своей прямолинейностью, — надеюсь, ты же не считаешь, что водительские права у тебя теперь в кармане?

— Что? — я, изумленно приподняв брови, уставилась на мужчину, — ты сейчас серьезно?

— Вполне, — и он ответил действительно серьёзно. Ответил так, как обычно говорят о самых важных вещах: без насмешки, без лукавства в глазах, без упреков в голосе. — Леся, не думай себе ничего. Это был хороший секс и надеюсь, еще будет и не один, но обучаться вождению тебе все равно придется.

— Да я и не думала об этом, — с нескрываемой обидой, я отвернулась лицом к окну. Желание продолжать разговор уже отсутствовало.

— Не дуйся, лисёнок, — Ариевский коснулся рукой моего плеча, но я резко вздрогнула и еще больше прижалась к двери, увеличивая между нами дистанцию.

— Тормозни, пожалуйста, возле той серой машины, — жестом руки я указала мужчине на место парковки и приготовилась ждать.

Когда машина остановилась в указанном месте, я потянулась рукой к заднему сиденью, чтобы забрать свою сумку, но Тимур, сочтя это трусливым побегом, схватил мою руку чуть выше локтя:

— Лесь, ты же не обиделась, правда?

— Что ты хочешь услышать, инструктор? — в свой ответ я вложила столько горечи, что на мужском лице застыла маска раскаяния.

— Значит, инструктор? — прозвучал риторический вопрос, на который я положительно кивнула головой, хотя этого и не требовалось, — я думал, что теперь все будет по-другому, — добавил, смотря прямо мне в глаза.

— Тимур, до свидания. Спасибо, что подвез. Думаю, ты прав. Теперь все будет по-другому. Я найду другого инструктора. Наше обучение теряет свою актуальность. Я больше не смогу тебя воспринимать, как обычного человека, — я собиралась уйти и даже успела потянуться к ручке на дверях, но у Ариевского был другой ход мыслей.

Он в один миг заблокировал центральный замок, запрещая мне покинуть салон автомобиля, чем не на шутку разозлил мою достаточно спокойную натуру. А затем он сделал попытку приблизиться ко мне, но я выставила руку перед собой, призывая сохранять дистанцию.

— Лесь, ну не хотел я тебя обидеть. Я привык говорить правду. Может, она тебя и обидела, но я не преследовал именно такой цели. Не хочу, чтобы ты изначально воспринимала начало наших отношений, как какой-то учебный роман, — его серые глаза пытались заглянуть будто бы в душу, так пронзительно и изучающе скользили по всему овалу моего лица.

— Не учебный, Ариевский. Вообще не роман, — подытожила я, — а сейчас я хочу уйти, поэтому открой, пожалуйста, дверь и разреши уйти.

— Хорошо, — только и ответил Тимур, а затем все-таки снял блокировку с центрального замка.

— Пока, — произнесла я ни разу не посмотрев на него, моего автоинструктора, личного кошмара, а возможно, уже и ни этого, и ни того.

Но вечер, как оказалось, приготовил мне ещё один сюрприз, когда, переступив порог дома, меня встретили сразу трое людей. Мама сияла, как новогодняя ёлка, настолько сильно сверкало её платье в каких-то пайетках. Сестра изучающе осматривалаа меня с головы до ног, пытаясь придумать очередную колкость. И лишь Тим осмелился подойти, и поприветствовать. В этот момент мне казалось, что недавняя пикантная сцена с Ариевским была написана прямо на моем лице, поскольку взгляд мужчины был слишком подозрительным. Но все происходило совсем по-другому сценарию.

— Привет, а я решил познакомиться с твоей мамой, — произнес мужчина, делая шаг навстречу.

— Зачем? — только и смогла ответить, пытаясь уклониться от его рук, которые уже расстегивали пуговицы на моем полушубке.

В спешке я рванула в свою комнату, оставляя всю дружную тройку стоять с широко открытыми ртами. Багровый румянец покрыл все лицо, когда я представила, чем могло все закончиться, позволь я Тиму снять с себя полушубок: отсутствующие пуговицы на рубашке, мятая юбка, порванные чулки, красные царапины на шее от щетины Ариевского. Все это было бы грандиозным фиаско и очередной порцией корвалола для мамы. Конечно же, я не могла позволить такой исход, поэтому уже через дверь я попросила дать мне время переодеться.

Через пять минут удивленный взгляд Тима встретил меня прямо на выходе из комнаты. Я потуже завязала пояс домашнего халата, оттягивая ворот едва не до самых ушей.

— Что случилось, Леся? — произнес Тим, легко касаясь рукой моего плеча.

— Кажется, тебе лучше уйти, — сухо протянула я, но мой ответ не удовлетворил мужчину.

— Почему? — на его лице читалось непонимание, отчего я испытала самый настоящий приступ совести. Внутренний голос твердил признаться во всем, но здравый смысл приказывал молчать.

— Мы слишком торопимся, прости, — прозвучал мой ровный голос, больше похожий на голос палача, который ведает все пункты смертельного приговора.