Не влюбляйся в рок-звезду

ГЛАВА 19

"Ты теперь всю жизнь будешь меня игнорировать?"

На моём телефоне высветилось сообщение от Малачи, на которое я не собиралась отвечать. Я стёрла его, даже не открыв, и убрала телефон обратно в сумочку.

Адам, сидевший за столиком напротив меня, улыбнулся и закинул гигантский кусок суши себе в рот. Моё сердце затрепетало от мысли, что он мог обнаружить все те пятьдесят сообщений, посланные мне Кайем за последние две недели.

Все они остались без ответа.

И большая их часть содержала извинения.

У меня начинались панические атаки каждый раз, когда мой телефон загорался, сообщая об очередном новом сообщении.

Возможно, с моей стороны было нечестно бросать его в Канаде? Может быть, его можно было понять, когда он винил меня за то, что я опять сбежала? Может быть, причиной того, что я всё никак не решалась поделиться с ним идеальным концом для нашей песни, который я сочинила, было то, что я боялась снова с ним работать?

Или разговаривать?

Или снова смотреть на него?

И вот я сидела с Адамом, ела суши и размышляла о жизненном выборе. Я не должна была так оставлять Кая — особенно учитывая, что у него, вероятно, был посттравматический синдром после прошлого раза, когда я исчезла посреди ночи. Но ему не следовало опять браться за бутылку.

К слову о травмах… Я тяжело восстанавливалась после прошлого раза, когда он едва прикоснулся к своей зависимости.

"Но он же не притронулся к тому напитку", — напомнило мне моё сердце.

"И, тем не менее, он играл с огнём", — огрызнулась я в ответ.

Бреннан отправил мне множество сообщений, уверив меня, что Кай был всё ещё трезв. Он был даже готов согласиться на ежедневный тест на наркотики, чтобы убедить меня снова поработать над песней.

Я уверила его, что Кай сам сможет со всем справиться, но, по-видимому, Кай не согласился на это.

Именно поэтому мой телефон беспрестанно звонил, изводя меня, а мои эмоции, разум и логика завязались в неузнаваемые узлы.

Рассматривая Адама на другом конце столика, я искренне пыталась почувствовать хотя бы подобие того, что я чувствовала к Каю. Мне не обязательно была нужна настоящая любовь, но хотя бы искра. Надежда на неё.

И всё же… ничего.

Я ничего к нему не чувствовала. Поэтому я сидела и отчаянно пыталась вставить детали одной головоломки в другую, к которой они не принадлежали.

Адам был удивительно внимательным, искренним и замечательным парнем. Он заслуживал того, чтобы влюбиться в женщину, которая любила бы в нём все эти качества. А не в сломанную девушку, которая не видела дальше своего носа и не могла понять, каким чудесным он был.

— Не хочешь посмотреть на новый рынок с фермерскими продуктами в выходные? — спросил он, ни о чём не подозревая. — Парень с работы рассказал мне, что у них продают чудесный соус "Сальса", нам надо попробовать…

— Думаю, мы должны расстаться.

Кусочек ролла "Калифорния" выскочил из его палочек и приземлился в соевый соус и васаби, расплескав их.

— Что?

— Нам надо расстаться, — прошептала я, слёзы тут же подступили к моим глазам. — Прости.

Он нахмурился.

— Я не понимаю. Ты шутишь?

Я покачала головой, слёзы потекли ещё быстрее. Боже, я была идиоткой. Я как всегда без причины всё усложнила.

— Нет. Я не шучу.

Его лицо стало мрачнее тучи.

— Это из-за Кая? Ты мне изменила?

— Что? Нет! — мои щёки покраснели, когда я услышала его обвинение. — Это не так. Я клянусь. Я ни разу даже не разговаривала с Каем, после того как вернулась из Канады.

— Правда? Тогда что произошло в Канаде? — его верхняя губа завернулась внутрь от омерзения, словно он уже решил, что я была ему неверна.

Может, так и было. Но не совсем в том смысле. По крайней мере, не считая тот поцелуй, который я прервала.

И который я всё ещё ощущала всем своим нутром.

В этом-то и была проблема. Я не могла так думать о Малачи. Чувствовать его горячие и жадные губы на моих губах, и верить в будущее с Адамом. Я больше не могла так с собой поступать. И я не могла так поступать с ним.

Это убивало меня. Разрывало на части.

Я боялась отвечать на текстовые сообщения, потому что не доверяла себе и тому, что я могла сказать.

Ну, хорошо, быть может, наше расставание имело некоторое отношение к Каю. Но это было не то, о чём он подумал.

— Я не та, — мои слова прозвучали как бессмысленный шёпот.

— Что это значит?

Мое горло заболело от попыток не разрыдаться.

— Я хочу сказать, что я не та девушка, с кем ты должен оказаться в итоге вместе. Я не для тебя.

Он поднял руку вверх.

— Избавь меня от этого лицемерного дерьма. У нас всё было в порядке, пока твой знаменитый бывший парень не прикатил в город.

В этом-то и было дело. У нас всё было в порядке, потому что я забыла, какого это было с Каем. У нас с Адамом всё получалось, потому что я бросилась с головой в эту жизнь, которую я должна была хотеть, и которой я должна была жить. И Адам легко помещался внутри этой маленькой коробки.

По сути, она к нему прилагалась.

Кай же был больше, чем обычный человек. У него были эти гигантские, нескончаемые проблемы и ещё огромный список причин, из-за которых мне надо было сбежать. Но увидев его, я словно впервые увидела мир в цвете. Он был подобен первому глотку свежего воздуха, сродни первой весенней траве и надежде.

— Это никак не связано с Каем, — искренне сказала я.

Так оно и было. Тот факт, что я видела разницу между двумя этими мужчинами, не означал, что я собиралась выкинуть всё то, над чем так усердно работала, чтобы снова обжечься о Малачи. Но видя, какими разными были эти отношения, я не могла оставаться с Адамом. Он заслуживал того, что у меня было с Каем, но только с кем-то другим, с кем-то, кто мог подарить ему это в ответ. Более того, у него теперь появился шанс избежать ошибок, которые совершили мы с Малачи, и найти большую и вечную любовь.

— Всё дело только во мне. И если Кай и имеет к этому отношение, то только потому, что когда он вернулся в мою жизнь, он напомнил мне о том, какой сломленной я была. Ты заслуживаешь кого-то, кто будет сильно тебя любить, Адам. Кого-то, кого не сломало его прошлое, и кто сможет увидеть, какой ты хороший.

Он отвернулся от меня. Его тело тряслось от разочарования, а челюсть была сжата от злости.

— Ты просто особо не стараешься.

— Ты хочешь, чтобы я ещё больше старалась полюбить тебя? По-твоему, это так работает? Мне просто надо продолжать стараться? Ты замечательный мужчина, Адам. Ты должен быть с кем-то, кто влюбится в тебя. С кем-то, кто не сможет этому противостоять.

Я сделала глубокий вдох в надежде, что мой совет дойдёт до него. Всё же я не была экспертом в любовных делах.

Отодвинувшись от стола, он встал раньше, чем я успела продолжить.

— Спасибо, но мне не нужны советы, как строить отношения. То, что у тебя было с Каем, было искусственным, Кловер. Это просто чёртова популярность. Не могу поверить, что ты готова отказаться от всей своей жизни ради неудачного пиар трюка.

— Я не отказываюсь от своей жизни или чего бы то ни было. Мы с Каем не вместе. И не планировали быть вместе. Я просто… просто пытаюсь во всём этом разобраться.

— Тогда нас теперь таких двое.

Часть меня понимала, что мне надо было позволить ему уйти, что не было смысла в том, чтобы и дальше причинять ему боль. Но другая часть меня, которая была более громкой, безрассудной и настойчивой, не могла позволить ему уйти, не сказав всю правду.

— То, что было у нас с Малачи, не пиар трюк. Это не было создано искусственно. Это было по-настоящему. Настолько по-настоящему, что после такого уже нельзя восстановиться. Думаю, в этом и есть моя проблема. Я всё ещё пытаюсь начать жить заново после любви, которая полностью уничтожила меня. Зная, что я никогда так больше не полюблю. Зная, что я никогда больше не восстановлюсь. Если бы Малачи не вернулся в мою жизнь, я, вероятно, продолжила бы жить в этой лжи и считала бы, что со мной всё в порядке. Но он вернулся. И теперь я знаю правду… я никогда его не разлюблю. Я никогда не смогу начать жить заново после того, что у нас было. Я слишком тебя уважаю, чтобы позволить тебе любить кого-то, кто никогда не сможет полюбить тебя столь же сильно в ответ.

Он заскрипел зубами и сложил руки на груди. Он был не из тех, кто устраивал сцены — ни в коем случае — но если бы он перевернул сейчас столик, я бы его не винила.

— Думаю, что ты ведёшь себя глупо, — прорычал он тихим рассерженным голосом. — И считаю, что ты совершаешь огромную ошибку. Но я не собираюсь сражаться за девушку, которая клянется, что она влюблена в кого-то другого.

Боль пронзила мою грудь. Я не хотела сделать ему больно. Я не ставила перед собой такой цели. Но что ещё я могла ожидать?

— Надеюсь, вы с Каем во всём этом разберетесь, — продолжил он, отойдя от стола. — Вы заслуживаете друг друга.

Он ушёл, даже не обернувшись. Я упала на стол, осознав, что могла разобраться с этим сотней других способов. И каждый из них был бы лучше, чем то, что я сейчас сотворила.

Но итог был бы один, несмотря ни на что. Я бы причинила Адаму боль в любом случае. Я бы всё равно закончила абсолютно прекрасные, абсолютно нормальные отношения, ради бездны неизвестности.

И дело в том, что, когда я сказала Адаму, что Малачи не имел к этому отношения, я действительно это имела в виду. Так и было. Я не хотела с ним отношений. И не ждала этого.

Я должна была поступить так, как подсказывало мне сердце. Я должна была быть честной с Адамом, а, значит, это должно было случиться.

"Сложные вещи — это хорошие вещи", — слова Теи шёпотом раздались у меня в голове, успокоив мой покалеченный дух. И с этим было что-то не так.

Официант подошёл к столику, видимо желая проверить, всё ли со мной было в порядке. Я истерично засмеялась. Всё ли со мной было в порядке? Нет. Всё было не в порядке.

Он предложил мне положить еду в коробки, чтобы унести с собой, но я подумала, что если буду есть эту еду, то мой желудок наполнится кислотой. Я оплатила счёт, и зареклась есть суши до конца своих дней.

Как только я собрала свои вещи, мой телефон снова издал сигнал. Пришло новое текстовое сообщение. Имя Малачи высветилось на экране, и это была наименее неожиданная вещь за всё это время.

"Обещаю, что мы можем остаться друзьями, Дикий Цветочек. Но ты должна дать мне шанс".

Впервые за несколько недель, а может быть лет, его имя стало олицетворять собой надежду. Радость. По крайней мере, я больше не чувствовала полнейший ужас.

"Ну, хорошо, — я решилась ответить ему. Внутри меня всё затрепетало, а по коже поползли мурашки. — Последний шанс".

"Лунная соната" эхом разносилась в холле "Macy's" с его высокими потолками. Мои пальцы бегали туда-сюда по клавишам. Это было любимое произведение Малачи. В его худшие моменты борьбы с зависимостью, я играла её для него. Она его успокаивала. Временно.

Конечно же, мелодия всегда заканчивалась. И он опять возвращался в свою тьму. Но когда он снова из неё выбирался, я была рядом, чтобы сыграть её.

Я всегда была рядом, чтобы сыграть её.

Пока, конечно, не ушла.

Была моя смена в "Macy's", и мелодия изливалась из моей души и кровоточила прямо на белые клавиши, пока я избавлялась от части того груза, который ассоциировался у меня с ней.

Мне больше не надо было играть её для Малачи. Он научился усмирять своих демонов сам. Было радостно осознавать это. Но в то же время горько. Меня всегда переполняли противоречивые эмоции, когда дело касалось Малачи Портера.

Даже теперь, когда мы потратили несколько недель — весь его канадский и половину европейского тура — прокладывая путь в новых водах нашей новой дружбы.

Часть меня была рада вступить на эту новую территорию. Мне нравилось, что он вернулся в мою жизнь. Мне нравилось разговаривать с ним, когда мне этого хотелось — а это происходило часто. Он всегда писал сообщения, звонил по телефону или по скайпу. Но вместе с этими здоровыми рабочими отношениями пришло осознание потери того, что у нас некогда было.

Став чем-то новым, мы отказались от того, чем мы были.

В целом меня это устраивало.

Моя нога давила на педаль, а аккорды сменяли друг друга, становились громче и ускорялись, подходя к кульминации. Я закрыла глаза и позволила музыке захватить меня. Я не просто играла эту мелодию, я её проживала. По полной. Всецело.

Моё тело двигалось, в то время как за кульминацией уже последовали печальные ноты. Я не торопясь доиграла последние такты, растянув концовку. Сыграв последние ноты, я нажала на педаль и задержала пальцы на клавиатуре, протянув аккорды как можно дольше.

Я не удивилась, когда сзади меня раздались аплодисменты. Майа всегда мне аплодировала. Даже если этого больше никто не делал.

Я улыбнулась, посмотрев на свои руки, после чего приподняла ноги и развернулась на банкетке. Только мне хлопала вовсе не Майа.

Это был Малачи.

Непринуждённо облокотившись о мраморный столб, он стоял в своих тёмных потёртых джинсах, очередной футболке и удобном бордовом кардигане. Его борода была всё так же коротко пострижена и напоминала скорее щетину. Он уже не был похож на того монстра, каким я его встретила в первый раз, когда он вернулся в мою жизнь. На нём были очки, которые, насколько я знала, не были ему нужны. И его волосы были изящно убраны с лица.

Ну, вылитый Кларк Кент[14].

— Я тебя еле узнала, — сказала я ему, ахнув от удивления. — Эти очки, и правда, работают.

Он дотронулся до оправы.

— Серьёзно?

— Нет, — засмеялась я. — Ни капельки.

Его улыбка была искренней, широкой, захватывающей.

— Бреннан сказал, что меня не должны увидеть здесь. Предполагается, что я как бы сейчас в Бельгии.

— И почему ты не в Бельгии? — спросила я его, когда он медленно направился ко мне.

Он пожал плечами.

— У нас перерыв. И нам с тобой надо закончить песню, — носок его ноги упёрся в мою ногу, прежде чем он остановился. Мне пришлось выгнуть шею, чтобы посмотреть на него. — Я скучал… по своей гитаре.

Что?

— Твоей гитаре?

— По Фендеру, который я оставил у тебя дома? Это моя дорожная гитара. Я никогда не уезжаю из дома без неё.

Закатив глаза, я вскочила на ноги и начала собирать свои вещи.

— Жаль, что ты не сказал мне об этом раньше, — пробормотала я. — Я её уже продала.

— Что ты сделала?

Я посмотрела на него, не моргая.

— Знаешь, за сколько можно продать подписанную гитару Кая Портера?

— Она не была подписана.

— Тобой, — отметила я. — Но они этого не знают, — сделав паузу, чтобы нагнать драматизма, я быстро добавила. — Эти тупицы с ebay готовы заплатить кучу долларов за всё что угодно.

Его лицо побледнело.

— Ты подписала мою любимую гитару и продала её? На ebay?

Я попыталась сдержать улыбку, хотя это было нелегко.

— Разве не это я должна была сделать?

Он бросился на меня, схватил ремешок моей сумки и притянул меня к себе. Как только я решила, что мы сольёмся в поцелуе, его руки приземлились мне на бока, сжали и начали щекотать.

— Нет, ты не должна была этого делать, — зарычал он и засмеялся, услышав мой истеричный смех.

Я издала неприличный крик на весь "Macy's", который тут же превратился в смех. Люди останавливались и смотрели на нас. Они, наверное, задавались вопросом, не пытается ли этот парень убить или похитить меня.

— Мы в порядке, — выдавила я, пытаясь вырваться от него. — Здесь не на что смотреть.

Он поднял голову, его ненастоящие очки съехали набок.

— Тут была пчела, — сообщил он зевакам. — Я ей помогал.

— Это что Кай Портер? — пробормотал кто-то. — Выглядит похоже.

Его руки переместились на мои плечи, и он осторожно начал подталкивать меня к стойкам с косметикой.

— Может, нам лучше закончить это в другом месте.

Я развернулась, встав перед ним, чтобы толпа больше не могла видеть его лицо, и посмотрела в его ярко-голубые глаза.

— Что ты тут вообще делаешь?

— Я же сказал тебе. Я здесь, чтобы проведать свою малышку. Убедиться, что с ней всё в порядке.

Я смотрела в эти глаза, которые преследовали меня повсюду, которые мне снились, и для которых я играла "Лунную сонату". Мне надо было найти в них правду, скрытый смысл его слов.

Он хотел вернуться ко мне домой?

Почему это показалось мне таким опасным?

Мы были друзьями. И у нас так хорошо это получалось.

Именно поэтому я улыбалась каждый раз, когда получала от него сообщение. И отвечала на его вопросы в три часа ночи, потому что он всё время забывал о разнице во времени. И звонила ему каждый раз, когда придумывала что-нибудь новое для песни, или когда что-то спонтанно приходило мне на ум. И красилась перед звонками по скайпу, и носила короткие топики.

Потому что мы были по-настоящему хорошими друзьями.

"Полная хрень", — шептал мне мой разум.

"Согласна", — эхом вторило ему сердце.

"Заткнитесь оба".

— И почему я не удивлён, — пробормотал Малачи, когда мы подошли к моему Миникуперу.

В магазин он приехал на такси, которое заказал прямо из аэропорта.

Я нажала кнопку на брелке и разблокировала двери.

— Что?

Выражение его лица стало лукавым.

— Наверное, тебе хорошо платят за работу в "Macy's".

— Машина не такая уж и дорогая, — начала спорить я, проскользнув на водительское сидение, спасаясь от пронизывающего октябрьского ветра.

Он пригнулся и сел на пассажирское сидение. Его колени упёрлись в бардачок.

— Мне казалось, что ты руками и ногами за минимализм.

Я сурово посмотрела на него.

— Это МИНИкупер.

Он ущипнул меня за бок, угрожая снова начать щекотать, и у меня перехватило дыхание.

— Ты балбес.

— Шучу.

Он кивнул в сторону выезда с парковки.

— Домой, водитель. И побыстрее.

— Ты торопишься? — спросила я снова серьёзным тоном.

Я всё ещё не знала, почему он был здесь.

На его губах заиграла улыбка, а его глаза были сияющими и искренними.

— Вовсе нет, — пробормотал он тем своим голосом, который пробирал до самого нутра.

Он был сексуальным, ранимым и одновременно головокружительным.

Мы поболтали по дороге к моему лофту. О группе. О туре. О том, как Бреннан недавно отстал от них, предоставив им немного свободы. И когда я спросила его, почему он это сделал, он пожал плечами и сказал, что это как-то было связано с Торонто, когда я там была.

Но это не имело для меня никакого смысла, потому что Бреннан, с которым я имела дело в тот выходной, был невероятно напряжённым.

По пути домой мы купили еды на вынос. Он сказал, что мечтал о "Голубом лотосе" с тех пор, как последний раз был в Канзас-Сити, и я была рада удовлетворить его просьбу.

Мы разложили еду на обеденном столе, и уткнулись в острую курочку и говядину с брокколи.

— Вон она, — сказала я ему, когда он откусил свой спринг-ролл. — В целости и сохранности.

— Ты её передвинула, — сказал он обвиняющим тоном.

— Если честно, я даже пробовала поиграть на ней, — сказала я и беззаботно засмеялась.

— Что?

— Ты так легко научился играть на пианино. Я подумала, может быть, у меня такая же суперспособность. Похоже, что нет.

Я снова улыбнулась, вспомнив, как я несколько раз держала его Фендер у себя на коленях. Сидя на диване со скрещёнными ногами, я пыталась разбудить богиню музыки, которая была похоронена внутри меня. Если честно, мне просто был нужен повод, чтобы подержать его гитару. Я знала, что у меня не было к этому способностей. И мне они были не нужны. Так как они были у Малачи.

— У тебя есть суперспособность, — настойчиво сказал он. — То, что я делаю за пианино, даже близко с ней не стояло.

— Ага, моя суперспособность родилась благодаря длительным часам тренировок, в то время как мои властные родители стояли надо мной и выкрикивали угрозы, чтобы я ещё сильнее старалась.

Он улыбнулся и стал гонять еду по тарелке своими палочками.

— Лия и Марк лучшие.

Я закатила глаза, услышав то, как нежно он произнёс имена моих родителей.

— То же самое они думают о тебе. Ты их третий ребёнок, которого у них никогда не было, но которого они всегда хотели.

Он посмеялся тому, как я подразнила его.

— Ага, а мои родители считают меня ребёнком, которого они никогда не хотели, но с которым им всё равно приходилось мириться. Так что, всё закономерно.

Он редко говорил о своих родителях. И под "редко", я имею в виду "никогда". Когда мы уехали из Сент-Луиса, чтобы записываться в Лос-Анджелесе, они для него словно умерли. И тому была причина.

Так же как и он, я была рада отделаться от них.

Через два года после того, как Кэйд, Малачи и я покинули город, они переехали из района, где жили мои родители, поэтому я даже не знала, чем они сейчас занимались. И были ли они ещё живы.

— Что с ними сейчас? Я давно их не видела.

— Отец ушёл в отставку из силовых структур, — сказал он отрешённым голосом. — Теперь он помогает кому-то управлять охранным предприятием. Мама всё ещё работает в транспортной компании. Они одиноки и несчастны. В общем, всё по-старому.

Мой желудок скрутило в узел. Я наклонилась вперёд и накрыла его руку своей.

— Я так рада, что ты от них сбежал. Они тебя не заслуживали. И Рути тоже.

— Я недавно смотрел документальный фильм про одного альпиниста. Его мама ужасно с ним обращалась. Никогда не говорила, что любит его. Относилась к нему, как к мусору, — Он подался вперёд и, удерживая мой взгляд, понизил голос. — Благодаря ей он стал одним из величайших альпинистов-одиночек.

Он непринуждённо пожал плечами, и мои мысли забегали в голове, в попытке уследить за тем, что он говорил.

— Иногда ужасные родители это просто ужасные родители. Но иногда они заставляют детей становиться великими. Не сами по себе. А потому что ребёнок учится упорству, вопреки им.

— Ты хочешь сказать, что они стали причиной твоего успеха?

Ярость начала закипать у меня в крови. Не потому, что я не была согласна с его утверждением, а потому что всё ещё злилась на них за все те моменты, когда они не были добры к Каю, когда не обращали на него внимания и издевались над ним. Он заслуживал гораздо большего, чем такое детство, и таких родителей. Я полностью отрицала идею того, что они были причастны к его успеху.

Он усмехнулся, увидев мои сжатые кулаки и сердитую гримасу.

— Я хочу сказать, что я не думаю, что был бы здесь, если бы они любили меня и заботились. Меня преследовало сильное желание доказать им, что они были не правы, поэтому я был намерен стать успешным, — он сделал глубокий вдох, наклонился вперёд и развернул свою ладонь так, что теперь мы по сути держались за руки. — Они не должны были делать всего того, что они делали со мной. Но я их простил. Я помирился с ними.

Его слова имели для меня мало смысла. Что он сделал? Когда? А главное, зачем?!

— Это один из этапов программы реабилитации?

Это казалось логичным… рациональным. Я могла согласиться с тем, чтобы простить их, если это было частью процесса выздоровления.

Он улыбнулся, и его улыбка была одновременно грустной и нежной.

— И да, и нет. Но в основном, нет. Это больше связано с тем, что мне надо было отпустить. Я провёл столько лет своей жизни с этой злостью на них. Я позволил ей отравить меня, уничтожить. Уничтожить мой успех. Уничтожить все хорошие и прекрасные вещи в моей жизни. И хотя их больше не было рядом, я всё ещё позволял им всё портить. И я устал от этого.

Все мои внутренности превратились в воду. Я едва могла сдерживать себя.

— Ты серьёзно?

Он взял мою руку, нежно обхватив мои пальцы, а потом прижал её к своей груди. Его сердцебиение было сильным. Размеренным.

— Я многое упустил, Кловер. Та ночь в Торонто… это был не я…

— Тебе не надо ничего объяснять, — сказала я ему. Я отчаянно пыталась увести его в правильном направлении, подальше от чего-либо отравленного. От его родителей. Алкоголя. Наркотиков. Директоров. И если бы пришлось, от себя.

Он смотрел на меня своим неумолимым взглядом.

— Нет, надо, — он облизал губы, что заставило моё сердце затрепетать. — Всё, что ты тогда видела. Эта бутылка с виски. Это была ошибка. Я вообще не планировал её пить, но я понимаю, как опасно было подвергать себя этому искушению. И прости, что это так долго продолжалось.

— Тебе не надо передо мной извиняться.

— Надо, Кловер. Определённо надо.

Я кивнула, молча согласившись с ним. Он настолько твёрдо это решил и так серьёзно к этому относился, что я даже почувствовала неловкость. Когда я всего лишь хотела смести всё то, что произошло, под ковёр и полностью забыть об этом, он решил вытащить все проблемы наружу, пролить на них свет и заставить меня посмотреть на всё это.

Боже, быть может, именно это я и должна была делать всё это время? Его зрелость, несмотря на ту ошибку, которую он совершил в Канаде, заставила мои щёки вспыхнуть от стыда. Я хотела быть как он. Я хотела принимать свои ошибки и смотреть людям прямо в глаза, когда я перед ними извинялась.

Я хотела расти каждый раз, когда у меня что-то не получалось, и взрослеть, когда это было нужно.

Теперь он влиял на меня уже совершенно иным образом. Вместо привычной боли и жалости, которую я к нему испытывала, я почувствовала надежду и обожание.

Ах да, страх тоже никуда не делся. Так значит, вот кем он теперь стал? Было ли это навсегда? Или он в любую секунду мог снова нырнуть вниз головой в бездну?

Он сжал мою руку и наклонил подбородок, пытаясь поймать мой ускользающий взгляд.

— Прости, что из-за меня тебе пришлось пройти через это. Прости, что заставил тебя переживать, потому что ты не знала, где я. И прости, что кинул бутылку в стену. Я учусь контролировать свои эмоции, но я не идеален. Я сломан и испорчен, и я работаю с тем, что у меня есть, — от его самоуничижительной улыбки слёзы подступили к моим глазам. — Но это не оправдывает моего поведения. Ты простишь меня?

— Ты меня не напугал, — искренне сказала ему я. — Я испугалась за тебя. Я знаю, что ты не причинил бы мне боль намеренно.

— Знаешь?

— Да, — прошептала я, вложив в эти слова всё, что у меня было.

— А ты знаешь, что себе я тоже никогда больше не причиню боль? — спросил он.

Его вопрос заставил воздух вырваться из моих лёгких. И я почувствовала, будто начала падать вниз, лишившись опоры.

— Малачи…

Мы сидели так близко друг к другу. Наши ноги переплелись, его колено находилось между моими коленями. Моя рука лежала у него на бедре. Моя другая рука лежала на его груди. Наши лица отделяло лишь несколько сантиметров, и всё, что я могла сейчас видеть, это его. Только его.

Я хотела поцеловать его.

Я хотела уткнуться лицом в его шею и заплакать.

Я хотела убежать.

Но я не хотела отвечать на этот вопрос.

— Я-я не знаю.

Уголки его губ разочарованно опустились вниз. И я всем своим телом ощутила, как сильно он нахмурился. Он выпрямился. И отпрянул.

— Прости, — быстро добавила я.

Слеза скатилась из уголка моего глаза.

Мои эмоции, казалось, заставили его передумать. Он протянул руку и смахнул слезу.

— Всё нормально, Кловер. Я понимаю.

Искренность в его голосе заставила моё сердце и мою душу расслабиться. Не всё ещё было потерянно только потому, что я не смогла дать ему ответ, который он хотел услышать.

Он снова наклонился вперёд и оставил неспешный и мучительно сладкий поцелуй в уголке моих губ.

— Но я надеюсь, что ты готова к тому, чтобы я доказал тебе это, Дикий Цветочек.

Я чуть не опрокинула стул, когда поспешила встать и сбежать от Малачи, от всех этих чувств и от отчаянного желания, подмывающего меня сказать ему, что я ему верила, что я ему доверяла, что я его любила. Я переместилась к пианино и похлопала по банкетке.

— Разве нам не пора поработать?

Он протёр стол, и убрал еду в холодильник, пока я разогревала пальцы, чтобы хоть как-то себя занять. Его движения были медленными, более решительными.

Поскольку я только что отыграла трёхчасовую смену в "Macy's", я давно уже разогрелась.

Да я просто пылала.

Наконец Малачи передвинул стул от стола к пианино и достал из чехла гитару. Он зажал в зубах медиатор мраморного цвета, сбросил свой кардиган и начал настраивать гитару.

— Ты помнишь, на чём мы остановились? — пробубнил он сквозь мешавший ему кусок пластика во рту.

Я пробежалась по нашим нотам, лежавшим передо мной, в поисках последней строчки, которую мы записали.

— Эм… О, эта боль. О, эта боль. В душе. В груди. Она стара, но так свежа.

Его низкий смех должен был стать для меня первым предупреждением.

— Вот уж нет.

Он опустил свою гитару и наклонился ко мне.

Но я так и не смогла понять, о чём он думал, когда он схватил меня за руку и притянул к себе. В ту же секунду его губы впились в мои.

Когда оказалось, что стул и банкетка стоят под неудобным углом, он подался вперёд, не прерывая поцелуя. Он обхватил мою голову руками, не давая мне сбежать — словно сейчас я была способна на это. Словно я вообще могла это сделать. Затем он оседлал банкетку.

Его поцелуй поглотил меня всю, воспламенив меня до самого нутра, потряс меня так, что я уже никогда не смогла бы быть прежней. Никогда.

Его губы двигались сначала нежно, пробуя меня на вкус, боготворя.

— Кловер, — простонал он.

Я чуть не задохнулась от того, как трепетно он произнёс моё имя, и от того, как его язык двигался у меня во рту. Он брал то, что ему принадлежало.

Что всегда принадлежало ему.

Я поцеловала его в ответ, не в силах врать себе ни секунды больше. Наркоман. Выздоравливающий наркоман. Рок-звезда. Лучший друг. Бывший парень. Это не имело значения. Малачи Портер был моим. Он всегда был моим. И всегда должен был быть моим.

А я всегда должна была быть его.

— Я не могу остановиться, — прорычал он, покусывая мою нижнюю губу.

По моему телу прокатилась дрожь, вместе с накопившимся желанием, которое я так долго сдерживала.

— Не останавливайся, — простонала я. — Пожалуйста, не останавливайся.

Он застонал, издав низкий горловой звук, и всё его тело сотряслось. Наши языки переплелись вместе, в то время как мы заново узнавали друг друга. Его пальцы прошлись по изгибу моей шеи, затем упали на грудь, которую он взял в свою ладонь. Его большой палец прошёлся по моему соску.

Я издала звук отчаяния, который точно никогда не издавала прежде. Это была страсть. Жажда. Его палец снова прикоснулся к моему соску, но мне этого было недостаточно. Мне надо было больше.

Схватившись за его футболку обеими руками, я притянула его ближе. Наш поцелуй продолжался и продолжался, а желание между нами всё росло и росло. Вместе с Малачи мы были ходячей катастрофой, но я была готова рискнуть.

Он изменился. Как и я. Но, несмотря на то, что я верила в это, мы всё ещё были двумя поломанными жизнью людьми. Он мог снова всё испортить. Я могла всё испортить.

И пусть так.

Пока мы были вместе, пока мы оба появлялись в жизни друг друга в самые важные моменты, мы могли справиться со всем остальным.

Он отпрянул. Слёзы норовили потечь из-под моих закрытых век, но я сдержалась. Я не собиралась плакать каждый раз, когда он целовал меня. Мне надо было научиться жить с этой кипящей страстью, норовившей политься через край, и этим ощущением того, что всё так, как надо, которое пронзало мою душу. Мне надо было это сделать.

Потому что я знала, что это всё не пройдёт.

— Я так давно хотел это сделать, — прошептал он, прижав свой лоб к моему. — С тех пор, как ты появилась из ниоткуда в той ложе, — он сделал дрожащий вздох. — Я искал тебя в течение пяти лет. Где бы я ни находился. Я не мог остановиться. Я всегда думал о тебе. Ты была как преследовавший меня призрак. Ошибкой, которую я хотел исправить. И вот я увидел тебя там. Такую красивую. Мне пришлось приложить все свои силы, чтобы не выкинуть микрофон и не наброситься на тебя.

Я засмеялась, представив эту картину.

— Вечер мог бы получиться очень интересным. Вероятно, я бы отвесила тебе пощёчину.

Он снова поцеловал меня. Этот поцелуй не был долгим, но он был столь же пылким и заставил пальцы на моих ногах поджаться.

— Такой ответ мне нравится больше.

— Я рассталась с Адамом, — сказала ему я, избавляя его от чувства вины, если оно у него было.

Он засмеялся.

— Кэйд мне рассказал. Так как ты всё равно не собиралась этого делать.

Отклонившись назад, я встретила его проницательный, пристальный взгляд. Указав пальцем на него, а потом на себя, я призналась:

— Я боюсь этого. Нас.

— Я знаю.

Никто никогда не звучал более побеждённым, чем этот мужчина, который просто принял мой страх. Это убило меня. Вскрыло изнутри. Мои руки, сжатые в кулаки, не отпускавшие его футболку, задрожали. Уронив голову ему на грудь, я попыталась сделать вдох, преодолев огромный комок прошлых сомнений и боли, накативших на меня.

— Прости.

Он поцеловал меня в макушку.

— Тебе не надо извиняться, Кловер. Тебе просто надо обратить внимание.

Я посмотрела на него. Я не могла сдержаться.

— Обратить внимание на что?

Его улыбка была уверенной, чудесной и такой, чёрт возьми, белозубой.

— На вот эту бесконечную связь, соединяющую нас.

Тряхнув головой, я попыталась избавиться от того невероятного желания обхватить его шею руками и прилипнуть к нему.

— Что если я её потеряю?

Его глаза вспыхнули, и низкий смех сотряс его грудь.

— Не потеряешь, Дикий Цветочек. Я об этом позабочусь.

Остаток ночи мы сочиняли так, словно были одержимы вдохновением. Мы поработали над песней, которую писали, и начали несколько новых. Мы писали стихи, музыку и отдельные строчки, потому что не могли иначе. Потому что мы, наконец, снова были вместе, снова писали вместе, снова гнались за неиссякаемой музой, которая оживала каждый раз, когда мы были вместе.

Когда мы не писали музыку, мы целовались. И целовались. И целовались до тех пор, пока это не стало так же естественно и необходимо, как дыхание.

Я проснулась вместе с Малачи на диване, ощущая изнеможение и удивительное ощущение того, что я занималась тем, что я любила.

Музыкой.

И Малачи.