Не влюбляйся в рок-звезду

ГЛАВА 3

Они стали лучше чем, когда я играла с ними. Зависть закипала в крови, пока я слушала идеальную гармонию, которую создавала эта группа, заполняя концертный зал самыми невероятными звуками.

Малькольм на второй гитаре и бэк-вокале. Пит на басу. Грэй со своими забавными инструментами, начиная с банджо и заканчивая губной гармошкой и укулеле. Он тоже пел и добавлял красоты основному вокалу своим на удивление душевным голосом. И мой брат Кэйд на барабанах.

И, конечно, Малачи. Мне было больно смотреть на него.

Он стал крепче с тех пор, как я видела его в последний раз. Мускулы под облегающей чёрной футболкой были хорошо очерчены, а сам он выглядел менее… худым. Волосы стали короче. Если раньше они были артистично растрёпаны и обрамляли его лицо, то сейчас они были коротко пострижены и профессионально уложены. Его руки двигались уверенно, когда он играл на гитаре. И он умудрялся оставаться на месте, а не бегать по сцене, как сумасшедший, как это было раньше.

Самым поразительным изменением в его внешности стала борода. Он всегда пытался отрастить бороду, ещё со времен старших классов, но она росла клочками и была жидкой. Тогда это была всего лишь упрямая попытка подростка, который хотел бороду. Сейчас было заметно, что он чувствует себя очень комфортно с растительностью на лице. Теперь он был более зрелым, более внушительным. Его новый стиль словно требовал внимания к себе.

Я оставила позади больного, напуганного мальчика, и теперь смотрела на мужчину, в которого он вырос.

Мой желудок сжался. Много лет назад я краем газа заметила заголовок газеты в продуктовом магазине: "Кай Портер отправлен на реабилитацию". В моей голове пронеслись воспоминания об одиноких ночах в отеле, когда после долгих часов безуспешных поисков в незнакомых городах, я ждала, когда он найдёт дорогу в наш номер. А ещё я вспомнила о том его каждодневном состоянии, и каким неопрятным он был и как дрожал, в то время как мы переезжали из города в город. Его трясущиеся руки. Его красные глаза. И постоянно отсутствующий вид, когда он обдумывал свой следующий напиток, свою следующую таблетку, свою следующую дозу.

Его безжизненное тело в моих руках, когда я переживала самые ужасные ночи в своей жизни.

— Зачем ты так поступаешь с собой, Малачи?

— Я не знаю, как остановиться, Кло, — бормотал он. — Помоги мне захотеть остановиться.

Но я не могла помочь ему. Никто не мог.

И только стоя здесь и видя перед собой доказательство того, что он был здоров, я задумалась о том, что может быть на этот раз он смог.

Кай прошёл реабилитацию?

Неужели это сработало?

Я закрыла глаза, слушая гипнотический звук его голоса, и сквозь меня прокатилось отвратительное чувство неверия. Проглоченные несколько глотков джина норовили вот-вот вновь появиться. Я не знала, что делать со всеми этими чувствами. Со всеми этими мыслями. Со всеми этими "а что если?".

Большую часть времени в течение последних пяти лет я провела, стараясь сосредоточиться на "здесь" и "сейчас", и хотела забыть обо всех своих невероятных днях в качестве рок-звезды.

Но теперь я стояла здесь, в этом театре, с той самой группой, которую помогала создавать, и я не знала, что делать.

Адам встал с кресла и подошёл ко мне. Он обнял меня рукой за плечи и прижал к себе. Его присутствие успокоило моё бешено стучащее сердце, и прошептало, что всё будет хорошо.

Сейчас было не лучшее время для паники.

Близость Адама напомнила мне о жизни, в которой я сейчас жила. Я смогла забыть о Малачи, ну, почти, и сосредоточиться на прекрасном звучании группы. Чёрт побери, они стали такими классными.

Конечно же, небольшая, самодовольная часть меня знала, что клавиши могли бы серьёзно помочь им связать некоторые части песен вместе. Но для всей остальной толпы это был самый прекрасный звук, который они когда-либо слышали.

Прижав руку к своей щеке, я осознала, что улыбаюсь. Ну, хорошо, может быть, я всё ещё ставила себе в заслугу этот звук.

Может быть, я всё ещё чувствовала гордость и причастность к этой безумно популярной группе.

Это были мои мальчики. Дело было не только в Малачи. И в наших запутанных отношениях. Дело было так же во всех остальных. Эти парни определили моё детство. Это были люди, с которыми я выросла. Они были друзьями, с которыми я пошла за своими самыми сумасшедшими мечтами.

Чёрт, один из них был моим братом. Как и моим лучшим другом, пока я не ушла из группы. Это была единственная вещь, которая смогла разделить нас.

И я всё равно бы ушла, даже зная о том, что это сделает с нашими отношениями.

Оторвав взгляд от Малачи, я посмотрела на Адама. Он был погружен в абсолютный транс, его полностью захватили ритм и звуки, которые издавали эти боги музыки.

— Что думаешь? — закричала я, перекрикивая шум, издаваемый группой и толпой.

Его глаза сверкнули обожанием.

— Они прекрасны.

Я улыбнулась ему, после чего протиснулась между его телом и перилами, позволив ему обнять меня за талию. Мы танцевали под песни, которые я не знала, но которые пел слишком хорошо знакомый мне голос.

И на протяжении всего этого времени у меня было ощущение, что я кому-то изменяю. Но если бы вы спросили меня, Адаму или Малачи, я бы не смогла ответить.

После двух джин-тоников на середине шоу, знакомый гитарный перебор более медленной песни заставил моё сердцебиение ускориться в три раза.

— Как насчёт старой доброй песни? — проговорил Малачи в микрофон, и толпа начала ликовать.

Это был один из тех редких моментов за сегодняшний концерт, когда он перестал играть, чтобы сказать что-то толпе. На протяжении последнего часа он всё время пел, развлекая зал как профи и не сводя глаз с публики, находящейся перед ним.

Я увидела, что Кэйд отложил барабанные палочки, и уже знала, что я сейчас снова буду раздавлена.

— Эта песня написана мной о девушке, которую я любил, — признался он, его уставший низкий голос прозвучал искренне. — Здесь кто-нибудь когда-нибудь любил девушку? — толпа одобрительно закричала. — А было такое, чтобы эта девушка оставила вас и напрочь разбила ваше долбаное сердце? — толпа взорвалась смехом и криками.

Я прижалась спиной к груди Адама в поисках защиты. Я услышала, как он тихонько усмехнулся, и почувствовала, как этот смешок прокатился по его телу.

Он даже не представлял, что эта шутка была про меня.

Когда толпа стихла, Малачи провёл рукой по волосам и на какое-то мгновение, всего лишь на одно мгновение, мне показалось… что он не уверен в себе.

— И хотя мне больше не суждено любить эту девушку, мне всё ещё нравится исполнять эту песню, когда у меня есть такая возможность.

Громкий вздох вырвался у меня из груди, когда он начал играть акустическую версию одного из своих ранних хитов, "Когда она поёт".

Если бы я закрыла глаза, я смогла бы представить его, как он писал эту песню. Он сидит посреди сырого подвала Пита, со своим старым акустическим Фендером, который он украл у своего отца. Его пальцы трогают струны так, словно они были рождены для того, чтобы создавать музыку.

Он оторвал взгляд от пола и посмотрел через весь зал прямо на меня.

— Только для меня поёт она.

Я закрыла глаза, от этой песни у меня в животе были всё такие же огромные бабочки, и я не могла дышать. Я всё ещё помнила запах этого сырого недоделанного подвала, и то, как мама Пита стучала ногой по полу кухни всякий раз, когда Кэйд вступал со своими дешёвыми барабанами из Гудвилла — эти барабаны хранились в доме Пита, чтобы ему не приходилось каждый день перемещать хорошие барабаны туда-сюда. Я всё ещё слышала смех и ржание парней, когда они наблюдали за тем, как расцветала любовь, в которой они ничего не понимали. И никогда бы не поняли.

Только для меня поёт она.

И это была правда. По крайней мере, тогда. Я была слишком скромной и неуверенной в себе для того, чтобы выступать на публике, поэтому я пела только для него.

В конце концов, наша управляющая компания и звукозаписывающий лейбл поняли, что наша пара неплохо смотрится на сцене, и они заставили меня покинуть мою раковину и начать выступать перед аудиториями, которые были даже больше, чем наш родной город. В итоге, Кай уже был так болен и настолько потерян, что мне пришлось петь вместе с ним. Мне приходилось направлять его. Мне приходилось тянуть за собой группу. Но до этого были только мы с ним. Мы сидели бок о бок на узкой банкетке перед пианино, а мои пальцы пытались угнаться за гениальными идеями в голове Малачи Портера и за хрипловатым и удивительным звуком его голоса.

А потом мы стали известными, толпы поклонников стали забивать стадионы, и всё, к чему мы прикасались, превращалось в золото. Но даже тогда я всё ещё пела только для него.

Не удивительно, что я в него влюбилась.

Он был одним из тех людей, которые родились для того, чтобы стать известными. Он был тем парнем, который должен был далеко пойти. В нём было столько личного обаяния, столько нереального очарования, что люди начинали толпами притягиваться к нему.

Но в особенности я.

Может быть, я бы и не была настолько влюблена в него, если бы он точно так же не был настолько же влюблён в ответ.

Когда мы были вместе, во всём мире существовали только я и он. И теперь, когда его голос звучал в воздухе, а его пальцы изящно перебирали струны более новой, более красивой и более дорогой гитары — кстати, тоже Фендера — я могла легко представить, что здесь всё ещё не было никого кроме нас двоих.

Но когда его глаза намеренно сфокусировались на толпе, преклоняющейся перед ним, реальность того, что происходило на самом деле, зазвучала теперь громче, чем что-либо.

Мы не были только вдвоём. Так же как и тогда. И уж тем более сейчас.

Палочки Кэйда поднялись в воздух, и он отсчитал ритм: раз, два… три. Все остальные участники группы вступили, и песня заиграла с новой силой.

Но как бы я не боготворила Кая, он мог бы вполне поблагодарить группу за свой статус суперзвезды. Может быть, он и оказался здесь своими силами. Но люди, окружавшие него, и даже когда-то я, тоже наполняли его песни своим уникальным талантом.

Просто всё это совпало.

Даже когда мы не совпадали. Музыка делала это за нас.

— Это одна из моих самых любимых песен, — пробормотал Адам мне на ухо, выдернув меня из моего прошлого и надёжно зафиксировав меня в настоящем.

— И моя, — услышала я свой голос.

Хотя музыка играла слишком громко, чтобы он мог меня расслышать.

Кай исчез со сцены, в то время как голос Малькольма на бэк-вокале продолжал петь. Потом Кай снова запел, но мы уже не могли его видеть.

Я наклонилась вперёд, перегнувшись через перила, отчаянно желая узнать, что же он задумал. Толпа выглядела так же недоуменно, все привстали на цыпочки, чтобы увидеть его.

Дверь в коридор снова открылась; я почувствовала, как меня обдало прохладным воздухом. Повернувшись, чтобы поприветствовать Биша, я чуть не опрокинулась через перила, когда вместо него в дверях появился Кай.

Была уже середина проигрыша, и он был так же потрясён, как и я. Он сделал шаг назад, и нота, которую он тянул, сорвалась. Меня охватила паника, заставив мой желудок вести себя так, словно я ехала на американских гонках, в то время как я силилась понять, что мне теперь делать.

Я услышала, как Адам благоговейно произнёс:

— Не может быть!

Кай засмеялся в микрофон и, обратившись к толпе, сказал.

— А тут, оказывается, люди, — музыка продолжила играть. — Я и не ожидал, что тут будут зрители.

Он пристально и холодно смотрел на меня своими голубыми глазами.

Я почувствовала, как пальцы моих ног заледенели, и мороз начал подниматься наверх.

Адам схватил меня за локоть и отодвинул меня с пути Кая, чтобы тот смог продолжить развлекать своих зрителей. Я позволила ему увести меня в дальнюю часть ложи, не в силах переварить то, что только что произошло, всю эту ситуацию, и почему мы куда-то шли.

И значило ли это что-нибудь.

Только для меня поёт она.

Он пропевал эту строку это снова и снова, всё то время, пока играл проигрыш, и его голос достиг нового уровня мастерства, а группа безупречно подхватывала мелодию за ним.

Моё сердце билось в груди с каждым новым словом, которое напоминало мне о моём прошлом.

Это уже была не старая версия песни. Он совершал сумасшедшие вокальные трюки при помощи своего голоса. На октаву вверх, на октаву вниз, и эти мелизмы, и эта прекрасная музыка, которая заставляла мои глаза блестеть от слёз восхищения.

Он был не просто мужчина. Он был не просто талантлив. Он был легендой.

Песня закончилась, и группа начала играть новую песню, которую я никогда ранее не слышала. Кай запрыгнул на перила, и я почувствовала, как моё сердце чуть не вырвалось из груди от страха за его жизнь.

Он удивил меня тем, что схватился за занавес. Пять лет назад он бы не стал принимать такие меры предосторожности. Толпа обезумела. Он наклонился вперёд, дав им то, чего они хотели, и я заметила, что на его спине была закреплена страховка. Было странно видеть его таким осторожным и здравомыслящим.

Было в принципе странно видеть его.

Группа ускорила темп песни, начав играть новый бит. Кай запел:

— Я никогда не бываю один, разве что в своей душе.

Это была скорее танцевальная песня. Толпа внизу наслаждалась своим новым любимым хитом. Атмосфера в зале стала более горячей. Люди танцевали и подпевали. Группа совсем обезумела на сцене. Кай закрыл глаза, и в песне отдавал залу своё сердце.

А я просто стояла там. И хотя Адам танцевал позади меня, положив руки мне на бёдра, я не могла сдвинуться. Я застыла на месте. Застряла. А, может быть, даже умерла.

Группа начала играть риф, а Кай спрыгнул с перил и ушёл туда, где его не могла видеть толпа. Биш быстро подошёл к нему и отстегнул страховку.

Я сделала вдох. Всё это почти закончилось. Кай должен был уехать, а я должна была вернуться к своей новой нормальной жизни, и этот неловкий незапланированный момент должен был положить конец всему этому.

Он не узнал меня.

Я напугала его, потому что я оказалась живым человеком, тогда как он не ожидал никого здесь увидеть. Но он не знал меня.

Больше не знал.

А, может быть, не знал никогда.

Кай отдал микрофон Бишу, и сделал ему знак рукой, чтобы тот вышел. Биш подчинился, потому что именно за это ему и платили.

Следующие несколько секунд прошли словно в замедленной съёмке. Он направился ко мне. Он поднял руки, а потом снова уронил их.

— Кловер.

Весь мир держался на одном этом слове. Он был создан и тут же уничтожен тем, как легко моё имя слетело с его губ. Что же до моей души. Она полностью перевернулась.

— Ты остаёшься, — приказал он.

— Ч-что?

— Ты остаёшься после концерта.

Это была не просьба. Это даже не был вопрос. Это была безапелляционная команда.

Я покачала головой, так как привыкла не подчиняться его авторитету.

— Нет, нам надо…

— Нам? — его взгляд упал на Адама. Затем на руки Адама на моих бёдрах. — Прошло пять, мать его, лет. Кловер. Останься.

Мой голос прозвучал тихо и слабо. Я даже не была уверена в том, слышит ли он меня.

— Хорошо.