Недоразумение

Глава 11

Опершись на локоть, Миранда смотрела вслед Бретту, закрывавшему за собой дверь. Как надо понимать его слова о том, что поцелуи не входят в их брачный контракт? Такое ведь и не должно упоминаться в подобных документах!..

Все, что она помнила из этого контракта, сводилось к одному: она ничего не получит при разводе, если уйдет от Бретта сама. Элис и Гэри, кстати, уже получали обещанные им пособия. Об этом ей сказал отец, когда она позвонила ему из Нью-Йорка…

Похоже, Бретт с ней вообще разговаривает только для того, чтобы окончательно ее запутать. Ну и черт с ним! К ней возвращался обычный для прежних времен задор. Если он только посмеет снова к ней приблизиться, она скажет, что ему следует сделать с его проклятыми поцелуями!

В последующие дни Миранда видела Бретта редко. А если они и встречались, он, казалось, преднамеренно держится от нее на расстоянии. По словам Линды, Дикин много времени проводил на плантации сахарного тростника. Когда же Миранда попыталась заговорить о полевых работах, Бретт проявил какую-то странную сдержанность. Как-то раз она попросила мужа взять ее с собой. Он отказался. И заявил, что, по его мнению, в поле нет ничего для нее интересного, а сама она будет там для всех лишь обузой. Отпор, естественно, только возбудил в ней решимость попасть на плантацию. Но, когда Миранда попыталась пойти за Бреттом, ее сандалеты через несколько сотен ярдов чуть не развалились. А более крепкой обуви не нашлось, хотя Миранда перерыла весь багаж, который для нее упаковала Джил.

Ежедневно Бретт часами сидел у себя в офисе. Это была специально оборудованная комната, откуда по телефону, факсу или через Интернет он мог быстро связаться с любой точкой на земном шаре. Иногда появлялись сотрудники каких-то его компаний, и тогда он просиживал с ними весь день в огромной гостиной, используемой, как выяснилось, не только для отдыха. Туда же Линда подавала ланч и ужин. Миранда этих людей видела редко. Они уезжали так же незаметно, как приезжали.

Миранде вспомнились слова Бретта, предупредившего ее: если она отвергнет его на Льюке, то очень об этом пожалеет. Но разве не он сам ее отвергает?

Правда, несчастной Миранда себя не чувствовала. Она много плавала, бродила по пляжам или просто загорала на солнышке. Линда ее отчаянно баловала. Очень редко разрешала что-либо делать и все время приносила в патио дивные прохладительные напитки. Время от времени, когда Миранде удавалось Линду уговорить, она приносила что-нибудь также для себя, садилась и рассказывала о жизни на Багамах. Но почему-то избегала говорить о Льюке.

В общем, Миранда жила как в прекрасном сне. И это не замедлило сказаться — она вдруг расцвела. Еще недавно походившая на привлекательного подростка, Миранда превратилась в настоящую женщину. Упругая загорелая кожа, прекрасные пышные волосы, налитая силой стройная фигурка… Бретт с трудом отводил от жены глаза. Но приписывал это отсутствию на Льюке других женщин.

Миранда удивилась, узнав, что на остров регулярно приезжает врач. Бретт настоял, чтобы она записалась на очередной прием. Она возражала, но Бретт был очень упрям.

Врача звали Луи Митфорд. На вопрос Миранды этот молодцеватый на вид мужчина ответил, что обычно посещает Льюк, чтобы осматривать местное население. Как позже она выяснила, его услуги оплачивает Бретт. От него Луи узнал, что раньше Миранда не могла ходить, что ей сделали несколько операций. Однако после осмотра доктор объявил, что миссис Дикин женщина на редкость здоровая. Доктор заговорил с ней о контроле за беременностью. По его словам, Бретт считает, что после того, что ей пришлось перенести, с этим пока стоит повременить. Разъяренная Миранда чуть было не рассказала милому врачу об особо эффективном методе предупреждения беременности, к которому прибегает ее супруг.

Два дня перед Рождеством муж провел в Нью-Йорке. Сказал, что визит чисто деловой, но вернулся с уймой подарков — для нее, для своих служащих, для друзей — владельцев другого острова, куда собирался отправиться с Мирандой на рождественские праздники.

Миранда посетовала: она и не предполагала, что их медовый месяц так затянется, и теперь ей нечего ему подарить. Бретт засмеялся и ответил, что, мол, пусть она не беспокоится, подарит ему что-нибудь, когда они вернутся в Нью-Йорк. А для Миранды это было не одно и то же, хотя она пыталась себя убедить, что это ничего не значит.

Друзья Бретта, Лайза и Билл Гордоны, были семьей бизнесмена из Лос-Анджелеса, которая когда-то жила в Нью-Йорке. Они извинились перед Мирандой за то, что нарушили ее уединение в медовый месяц. Но очень уж им хотелось повидаться с Бреттом. К сожалению, сами они должны уехать на следующий день.

— Надеюсь, милая, вы не сердитесь? Лайза Гордон тепло улыбнулась. — Когда мы жили в Нью-Йорке, то встречались с Бреттом очень часто. А как переехали — почти совсем не видимся.

Молодая жена Бретта им явно понравилась. Ей они тоже показались очень симпатичными. Было и еще несколько гостей. Но поскольку они с Бреттом приехали всего на один день, у Миранды не было ни времени, ни возможности узнать их получше. Большинство женщин оказались старыми приятельницами Бретта и все время с ним слегка флиртовали; их мужья, по-видимому, воспринимали это вполне терпимо.

Господи, быть бы хоть наполовину такой красивой, такой умной, такой раскованной, как они! — думала Миранда, наблюдая, как весел с ними Бретт.

Они собирались вернуться на Льюк в тот же день, попозже вечером. Но погода вдруг испортилась. Правда, по радио было предупреждение, но никто не ожидал, что погода изменится столь резко. Бретт сказал, что воспользоваться самолетом сейчас слишком рискованно.

— Такое на Багамах иногда случается, — пояснил он. — Конечно, столь разрушительных ураганов, как на Карибских островах, здесь не бывает, но шторм есть шторм. Будь я один, может, и рискнул бы лететь на Льюк. Но не с тобой.

— Что же нам делать?

— Останемся тут и вернемся на Льюк завтра, — ответил муж. — К утру шторм кончится. Почти гарантирую.

Миранде было трудно в это поверить: океан бушевал вовсю, свирепствовал ветер. Впрочем, никого, кроме нее, шторм не испугал. Билл Гордон, как и Бретт, заверил Миранду, что к рассвету все стихнет.

О том, где они будут спать, Миранда не задумывалась до тех пор, пока кто-то не сказал, что попозже заглянет к ним. Куда? Дом казался ей недостаточно большим, чтобы в нем разместилась почти дюжина семейных пар.

— У Гордонов есть еще несколько бунгало для гостей, — пояснил Бретт. — Нам отвели самое удаленное от дома бунгало, только оно оказалось свободным. Когда Лайза и Билл нас пригласили, я сказал, что мы не останемся на ночь.

В бунгало наверняка одна спальня. Миранда взглянула на мужа. Сколько ей еще придется выносить неудобства из-за необходимости ночных предосторожностей? Снова как в Лондоне, Нью-Йорке… Правда, на Льюке Бретт демонстративно ее игнорировал и спал отдельно. А что будет нынче ночью?

Миранда спросила с деланным безразличием:

— Ты наверняка проведешь эту ночь с Биллом за разговорами и выпивкой?

— И не подумаю! — иронично ответил Бретт. — Мы уже и без того выпили предостаточно. Единственное, о чем я сейчас мечтаю, — улечься спать.

— А может, самолет?..

Бретт засмеялся.

— Уж не предлагаешь ли ты мне спать в самолете? Он благополучно стоит в ангаре у Билла, и няньки, чтобы за ним приглядывать, не требуется.

Щеки Миранды вспыхнули: Бретт, конечно, прочитал главный ее вопрос между строк. А он уже прощался с Биллом и Лайзой. Крепко взяв жену за руку, он потянул ее к остальным гостям, которые уже направлялись к своим бунгало. Шли быстро, и вскоре Бретт захлопнул дверь отведенного им домика.

— Лайза сказала, что в одном из ящиков гардероба всегда лежит свежая ночная рубашка на тот случай, если таковая тебе понадобится, — сказал Бретт, все еще держа ее за руку.

— Конечно, понадобится, что за вопрос, — резко возразила Миранда. — Или большинство твоих женщин спали нагишом?

— Что значит «твоих женщин»?

— Ладно, забудем про это!

— О'кей, — согласился Бретт, глядя на жену. — Но забудем не только про это, но и все остальное. Хотя бы на время.

Миранда нахмурилась, заметив, как смотрит на нее муж. Ее платье, влажное от сильных брызг прибоя, облепило тело, отчетливо подчеркивая каждый изгиб. А ей и переодеться не во что!

— Тебе не кажется, что это хорошая мысль? — настаивал Бретт.

Голос его звучал как-то странно. От выпивки? Но Миранда не видела, чтобы он пил слишком много. Или причина его возбуждения все-таки в ней?

— Это как посмотреть, — осторожно ответила она.

Бретт засмеялся и прижал ее к себе, словно решив, что отвечать действием легче, чем словами. И начал ее целовать. Мелькнула мысль: опять будет целовать, а потом уйдет. Тем не менее Миранда прижалась к мужу и ответила на его поцелуи.

Она не вняла внутреннему голосу, вопрошавшему: «Где же твоя гордость?» Когда Бретт овладел ею в Нью-Йорке, в Миранде боролись радость и сомнения. Она считала, что такой близости между ними быть не должно, раз нет любви. Теперь же, хоть и знала, что Бретт ее не любит, она, к своему огромному удивлению, обнаружила, что любит его, любит настолько сильно, что все сомнения относительно их близости исчезли.

Тело Миранды рвалось к Бретту, противиться этому желанию было невозможно. И когда он, сняв с себя и с жены мокрую одежду, перенес ее на постель, она не попыталась его остановить. Ее руки обвили шею мужа, а он ласкал ее — властно, почти грубо. Когда же его губы припали к ее груди, Миранду окончательно поглотил огонь страсти.

Бретт вошел в нее так нетерпеливо, что она вновь почувствовала боль и дискомфорт. Но в отличие от первой близости, ее собственная страсть сегодня рвалась навстречу его страсти. Бретт почувствовал это и застонал от наслаждения.

Вокруг Миранды все закружилось, растворяясь в бесконечности мироздания и поднимая ее на какую-то недосягаемую высоту.

Она услышала, что в слезах молит мужа не останавливаться. Он не остановился и повел ее на недосягаемую вершину, которой оба достигли в один и тот же миг…

Голова у Миранды кружилась. Ей не верилось, что такое действительно возможно. И лишь пробегающая по всему ее телу дрожь удовлетворения напомнили: то было не сном.

— Ты… удивлена? — мягко спросил Бретт, читая мысли, так откровенно отражающиеся на живом личике Миранды.

— Да.

— На этот раз было лучше?

Миранда почувствовала новую волну охватившего ее желания. Наверное, нельзя проявлять такую жадность, промелькнуло в ее сознании. Но Бретт снова стал ласкать ее, его рука скользнула вниз. Почувствовав тепло и влагу ждущего его лона, он мягко погрузился в него… Кульминация была еще сильнее, чем в первый раз.

— Ну, а теперь ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил Бретт. Опершись на локоть, он смотрел на жену в ожидании.

— Сейчас было еще лучше, — медленно призналась Миранда.

Бретт улыбнулся.

— И больше энтузиазма в твоем теле.

— Ну, извини! — Глаза у Миранды зло сверкнули. — Мне никто не говорил…

— Потому что у тебя не было любовника. Разве тебе никогда не хотелось его иметь?

— Наверное, хотелось, — призналась Миранда. — До аварии, помнится, я нередко думала о том, что все это означает.

— Теперь знаешь?

— Думаю, да.

— Интересно, сколько должно пройти времени, чтобы ты это знала наверняка?

— Я не могу говорить на эту тему так же легко, как ты.

Бретт снова засмеялся.

— Сможешь, дай только время. Ну а сейчас, почему бы нам не оставить наши препирательства и не принять душ?

— Ты хочешь сказать?..

— Конечно, вместе.

Они вернулись на Льюк рано утром. После обеда установилась чудесная погода, и Бретт сказал, что прогулка на яхте — лучшее времяпрепровождение.

Миранда с радостью согласилась.

— Только, боюсь, у меня может начаться морская болезнь.

Бретт рассмеялся и ответил, что такое с ней вряд ли случится да и пробудут они в море совсем недолго.

Он шли вдоль берега примерно милю и оказались в маленькой гавани, где на легкой волне покачивалось небольшое судно. На берегу стояло несколько довольно вместительных домов. Возле них играли дети.

— Отцы трудятся на плантации, матери хлопочут по хозяйству, — пояснил Бретт. Он подтянул к мосткам лодку, которая была явно подготовлена для него заранее, и помог Миранде в нее сойти. — Разочарована?

— О, нисколько! — ответила Миранда. — Мне такое судно куда ближе, чем та большая океанская яхта, о которой ты как-то упоминал в Нью-Йорке.

— Она сейчас выставлена на продажу.

— Почему? — Миранда удивленно взглянула на мужа. Тот ловко лавировал, почти против ветра направляя яхту в открытое море.

— А тебе хотелось бы, чтобы я ее сохранил?

Миранда сжала припухшие после ночи любви губы. Что за привычка — отвечать вопросом на вопрос?

— Надеюсь, твое решение продать яхту никакого отношения ко мне не имеет?

— Просто я ею мало пользовался. — Бретт пожал плечами. — Куда больше энтузиазма к ней проявляет Габи.

— Ей нравятся морские прогулки?

— Да, если можно целый день валяться в шезлонге и пить джин. Но дело не в Габи. Та яхта слишком большая. Как и все, чем я владею, — резко добавил Бретт.

Миранда взглянула на жесткий профиль мужа.

— Мне казалось, что большинство промышленных магнатов и банкиров считают, что все большое — весьма впечатляет.

— Когда-то и я так думал, — признался Бретт, — а теперь я в этом не уверен.

— Как-то мой отец сказал, — вспомнила Миранда, — что если дела и дальше пойдут так, как сейчас, большая часть мирового бизнеса перейдет во владение горстки людей.

— Возможно, он прав, — мрачно согласился Бретт, будто и сам не одобрял подобную возможность. — Человек легко может оказаться в подчинении у своего богатства и чересчур обрасти вещами, которые ему на самом деле не очень-то нужны.

Сердце Миранды дрогнуло. Похоже, Бретт хочет избавиться от ненужного. А что, если вслед за яхтой настанет очередь его жены? И сколько времени пройдет до того, как Бретт потребует развода? Сейчас, когда она поняла, что любит мужа, развода ей хотелось меньше всего.

Бретт сосредоточил все свое внимание на управлении яхтой, и Миранда могла беспрепятственно его изучать. Стало жарко, он снял рубашку. Она видела, как напрягаются крепкие мышцы на его руках и плечах. Сейчас ей уже было дано осознать: он не просто мужествен, он очень по-мужски сексуален. Прошлой ночью он управлял ею так же, как сейчас — этой лодкой. А вдруг он действительно разведется с нею и будет ласкать какую-то другую женщину? Мысль об этом вызвала у Миранды такую боль, что она была вынуждена отвернуться, дабы Бретт, не дай Бог, ничего не прочитал на ее лице.