Нежданная любовь

Глава первая

1896

Роскошные хрустальные люстры искрились и сияли, освещая ровным золотистым светом вальсирующие внизу пары. В галерее, высоко над бальным залом, в шикарных желтых костюмах с золотыми галунами, краснолицые и лоснящиеся от пота музыканты с живостью и удовольствием исполняли новейшие танцевальные мотивы.

Стороннему наблюдателю натертый до блеска бальный зал Лайелл-хауса, расположенного в самой фешенебельной части Лондона, показался бы цветным калейдоскопом, в котором белые фраки джентльменов великолепно оттеняли блистательные наряды партнерш.

Но ярче всех блистала леди Равина Эшли, кружившая по паркету в объятиях промышленника-миллионера, мистера Роберта Данстера. Ее медовые волосы были уложены по последней моде, а заколка с бриллиантами и сапфирами удерживала замысловатый узел на месте. И хотя вырез кружевного кремового платья был не таким откровенным, как в нарядах некоторых других леди, прекрасная фигура девушки представала в наилучшем свете. Быть может, жемчужное ожерелье и серьги не горели так ярко, как бриллианты некоторых более взрослых леди, но тепло отсвечивали на нежной, почти прозрачной коже Равины.

Ее партнера можно было назвать хорошим танцором с учетом его мощного телосложения, однако это энергичное занятие было ему явно не по душе. Воротничок рубашки увлажнился в местах, где врезался в красную мясистую шею, и Равина слишком остро осознавала, что обнимающие ее руки мокрые и липкие. Она жалела, что мистер Данстер не догадался надеть белые перчатки, как поступали очень многие джентльмены.

Когда начался новый круг по залу, Равина взглянула из-под густых темных ресниц на красное лицо Роберта Данстера, прислушалась к его хриплому дыханию и быстро приняла решение.

Она споткнулась на следующем повороте и приложила руку ко лбу.

— Боже правый, мне становится дурно от жары, мистер Данстер. Прошу прощения, но не могли бы мы присесть?

Промышленник забеспокоился. Он быстро повел девушку между кружащихся пар из центра зала и прочь с паркета.

— Тут действительно неимоверно душно, леди Равина. Боюсь, пар слишком много. А я ведь говорил лорду Лайеллу, что он пригласил чрезмерное количество гостей, но мои замечания, как всегда, пропустили мимо ушей.

Равина улыбнулась, почти не слушая собеседника. Она ничего не имела против танцев с Робертом Данстером, но его самомнение в высшей степени раздражало. Она дважды встречалась с ним до этого, и впечатления остались не слишком приятные.

Нужно признать, что мистер Данстер ведет себя безукоризненно вежливо и корректно, но всегда как будто знает все лучше других, у него всегда есть непоколебимое мнение, от которого он не отказывается даже после полного опровержения.

— Быть может, принести вам воды со льдом или бокал холодного лимонада? — предложил он, когда Равина раскрыла веер из слоновой кости, висевший у нее на запястье.

— Что? Ах, нет, спасибо, мистер Данстер. Я вижу, уже довольно поздно. Думаю, я скоро буду возвращаться домой. Я приехала с Россами и уверена, что они не станут долго задерживаться. Леди Росс не любит оставаться в гостях до поздней ночи.

Мистер Данстер широко распахнул стеклянные двери, ведущие на мощеную террасу, которая тянулась вдоль всего бального зала.

На деревьях и кустах сада висели цветные фонарики, а по полночному небу мирно плыла луна. Несколько пар расположились на маленьких металлических креслах, беседуя, смеясь и наслаждаясь нежным вечерним ветерком, шелестящим в деревьях Баркли-сквер.

— Всего десять минут назад я видел, как лорд Росс заходил в бильярдную. Похоже, он не на шутку увлекся состязанием с несколькими пожилыми джентльменами. Я думаю, у вас будет предостаточно времени, чтобы посидеть в саду и остыть перед возвращением домой, леди Равина.

Равина замешкалась, но потом вышла на ночной воздух. Приятно было ощутить прохладу.

— Традиция приезжать на бал исключительно в сопровождении может оказаться очень утомительной, — сказала она, медленно шагая по извилистой, заросшей мхом тропинке, которая вела к ступенькам в розарий.

— Но такая молодая леди, как вы, не может ездить по Лондону одна.

Равина вскинула голову, сверкнув сапфировыми глазами. Именно такие замечания выводили ее из равновесия.

— Право же, мистер Данстер, я вполне способна посетить бал самостоятельно. Этим вечером я могла бы очень легко договориться об экипаже, и тогда время моего отъезда не зависело бы от бильярдных состязаний лорда Росса.

Они подошли к розарию, где с колонн и арок свисали огромные гроздья сладко пахнущих цветов. Луна теперь пряталась за тучей, но даже в приглушенном свете красный, розовый и желтый бархат лепестков сиял в великолепном изобилии.

Равина глубоко вдохнула, упиваясь сказочными запахами, наполнявшими воздух.

Она подошла к искусственному прудику с лилиями, любуясь фонтаном и всматриваясь в воду, чтобы хоть мельком увидеть знаменитых декоративных карпов лорда Лайелла.

Роберт Данстер сорвал с куста темно-красный бутон и покрутил его в пальцах.

— У вас очень современные взгляды на жизнь, леди Равина, — лаконично заметил он.

— Мы скоро перешагнем в новое столетие, — ответила Равина, возвращаясь к собеседнику. — Кто знает, что нас ждет впереди в этом удивительном мире. Я не хочу, чтобы меня отстраняли от радостей жизни только потому, что я женщина.

Грузный бизнесмен нахмурил лоб, а потом приглушенно выругался: ему в палец впился шип.

— Я так понимаю, ваши родители, лорд и леди Эшли, часто бывают в разъездах.

Равина вздохнула, глядя на звездное небо.

— Да, папа, как вы знаете, работает в министерстве иностранных дел, и им с мамой приходится регулярно выезжать за границу.

— Их сейчас нет?

Равина с любопытством взглянула на мистера Данстера. В его голосе была какая-то странная напряженная нотка.

— Нет, они дома, сударь.

Равине приятно было сказать это. Она обожала родителей, и необходимость проводить так много времени вдали от них очень ее огорчала. Собираясь вместе в Лондоне или в своем поместье в Дорсете, они чувствовали себя такой счастливой и дружной семьей. Частые поездки родителей за границу всегда расстраивали Равину.

Но слишком уж энергичный был у нее характер, чтобы подолгу ощущать себя несчастной. Вот и теперь жизнелюбие взяло верх, и девушка с улыбкой повернулась к Роберту Данстеру.

Потом резко глотнула воздух. Ей на секунду показалось, что мистер Данстер пытается ее схватить! Он стоял донельзя близко: можно было разглядеть маленькие красные сосуды на щеках и бешеную пульсацию крови у висков. Равина попробовала отступить, но только сейчас заметила, что прямо за ее спиной стоит каменная скамья.

Мистер Данстер протянул руки и схватил девушку за плечи.

— Осторожно, леди Равина, так можно упасть и пораниться.

Равина освободилась от его рук и села на скамью. Ее почему-то бил озноб. Как глупо. Должно быть, голова закружилась от жары. Она не относилась к тому сорту девушек, которые падают в обморок в любой неловкой ситуации.

— Думаю, теперь бы я не отказалась от лимонада, если вы будете столь любезны.

Мистер Данстер слегка поклонился, отчего сюртук до предела натянулся на широких плечах.

— Конечно. С удовольствием. Вернусь как можно скорее.

Он ушел, и Равина попыталась восстановить душевное равновесие, но все еще была странным образом взволнована, когда звук шагов по тропинке заставил ее резко обернуться.

Это был не вернувшийся мистер Данстер, а молодой человек, которого Равина знала с детства. Виконт Джайл де Лейси, наследник маркиза Гармона. Высокий и худой, с голубыми выпученными глазами и шевелюрой каштановых волос, которые отказывались лежать ровно, молодой человек походил на Пиноккио. Его вечерние костюмы всегда были как будто с чужого плеча. Рукава сюртуков вечно оказывались короткими, и манжеты рубашек выглядывали из-под них слишком далеко и совершенно немодно.

Равина вздохнула. Она могла с полной уверенностью предсказать, что будет дальше, и сегодня вечером была явно не в настроении для Джайлза. Они были совершенно равны по возрасту, ибо родились в один день; их родители много лет дружили. Младенцы лежали рядышком в своих колыбельках, играли в «музыкальные стулья» на празднованиях дней рождения, и Джайлз с самого детства сделался верным поклонником Равины. Как только молодым людям исполнилось восемнадцать, ни одна вечеринка, бал, лошадиные бега или охота на фазанов не обходилась без предложения Джайлза Равине выйти за него замуж.

— Равина, ты так чудесно выглядишь этим вечером! Как юная богиня.

— Ах, Джайлз, не глупи. Ступай прочь.

Молодой человек со счастливой улыбкой сел на скамью рядом с Равиной. Сейчас он походил на огромного щенка.

— Я видел, как ты танцевала с Робертом Данстером. Послушай, Рэв, с этим джентльменом нужно быть чертовски осторожной. У него, знаешь ли, не слишком хорошая репутация.

Равина снова распахнула маленький веер из слоновой кости и попыталась немного охладить лицо. Джайлз так ей досаждал!

— Впрочем, я пришел поговорить не об этом. Забудем о Данстере. Вот! Я уже забыл. Равина, послушай…

Он взял Равину за руки, остановив порхание веера и сжав пальцы девушки.

— Ты знаешь, что я к тебе испытываю. Я обожаю и боготворю тебя, Равина. И финансовое положение семьи явно не может служить препятствием. Когда папы не станет, я унаследую титул, замок и земли. Мы могли бы прожить такую чудесную жизнь вместе, и, ах, Равина, я так сильно тебя люблю! Пожалуйста, пожалуйста, выходи за меня.

Равина гневно подняла брови. Обычно она смеялась над Джайлзом, потешаясь над его привязанностью. Она прекрасно научилась у матери банальностям, которыми можно ответить на нежелательное предложение. Равина умела заставить Джайлза признать, что предлагать ей руку и сердце вошло у него в привычку, что однажды он встретит девушку, из которой получится идеальная маркиза, но это будет не Равина. Она соглашалась стать крестной матерью его первенца, а он — крестным отцом ее отпрысков. Они всегда расставались лучшими друзьями.

Но сегодня все было иначе. Общение с мистером Данстером каким-то странным образом вывело девушку из равновесия. Она сделалась раздражительной, и слова молодого человека докучали ей.

— Джайлз, — сердито огрызнулась она, — не будь глупцом. Ты прекрасно знаешь, что я никогда не выйду за тебя замуж. Почему ты упорно продолжаешь мне предлагать это? Пожалуйста, прекрати. Это так утомительно.

— Но, Равина, любимая…

— Сделай одолжение, не называй меня так. Из твоих уст это звучит нелепо. Ты знаешь, что я не испытываю к тебе такого рода симпатии. И никогда не буду. Да и кто бы смог?..

Равина прикусила губу, когда друг детства поморщился, словно его ущипнули. Краска сошла с его лица, брови сдвинулись.

Равину охватил стыд. Джайлз был славным парнем и не заслуживал такого обращения. Равина понимала, что мать придет в ужас от такого поведения, если когда-нибудь узнает.

— Джайлз, прости… — начала она, но нескладный юноша поднялся и с достоинством, которого нисколько не умалила его неуклюжесть, сказал:

— Готов признать, что я недостаточно хорош для тебя, Равина. И могу лишь извиниться, что докучал и испортил тебе бал. Я ухожу и желаю тебе приятного вечера.

Коротко кивнув, Джайлз повернулся и зашагал прочь, споткнувшись, когда поднимался по ступеням розария.

Равина вскочила со скамьи, собираясь броситься следом, как вдруг неожиданный звук остановил ее и заставил оглянуться. Из-за высокой шпалеры, тяжелой от огромных белых роз, усыпавших землю лепестками, будто хлопьями снега, вышел незнакомец. Он был худым, очень смуглым и безукоризненно элегантным. Его темно-карие глаза смотрели серьезно, а в выражении лица Равине почудилось неодобрение.

— Сударь? — смело произнесла она. — Джентльмены не подслушивают личных бесед.

Незнакомец поклонился.

— Сударыня, юной леди не пристало так бессердечно отвечать на предложения о браке.

Равина почувствовала, как горячая краска залила щеки. Она понимала, что незнакомец вполне заслуженно порицает ее поведение, но он не мог знать, какие у них с Джайлзом отношения, а значит, он осуждает ее, исходя из ложных предпосылок.

— Так вы полагаете, что мне следовало изобразить улыбку и сказать Джайлзу де Лейси, будто он оказал мне неимоверную честь, решив, что я гожусь на роль его будущей жены?

Темноволосый мужчина приблизился еще на шаг, и в этот миг луна выглянула из-за тучи, залив розарий серебряным светом. Один лучик упал на бриллиантовую заколку в волосах Ра-вины, и драгоценные камни засверкали, словно лед.

Из дома донеслись новые аккорды, на этот раз оркестр играл польку.

Равина оглянулась по сторонам. «Куда подевался этот Роберт Данстер со своим лимонадом?» — сердито подумала она. С его возвращением, по крайней мере, этот человек прекратил бы читать ей мораль.

— Я полагаю, что вы могли бы отказать юному виконту мягче, — сказал высокий незнакомец. — Он предлагал вам свое сердце и свою жизнь. Это явно не безделица.

Равина со злостью распахнула веер. Она понимала, что незнакомец прав, но что-то в его словах пробудило ее упрямство.

— Ах, понимаю, сударь. Что ж, надеюсь, если вы когда-нибудь захотите сделать предложение, будущая жена будет внимать вам с восторгом, как вы, очевидно, ожидаете.

На миг наступило молчание, а когда Равина подняла подбородок и заглянула в бездонные темные глаза незнакомца, ей показалось, будто она увидела вспышку боли. Но потом ее не стало, и, к изумлению Равины, собеседник протянул руку и коснулся пальцем кремовой кружевной оборки, где та каскадом ниспадала на плечи.

— Кажется, на вашем платье пятно крови, сударыня. Я бы посоветовал как можно скорее попробовать от него избавиться. И будьте осторожны, леди Равина. В любых отношениях могут крыться колючие шипы.

Чопорно кивнув, он повернулся и исчез в темноте сада.

Равина посмотрела на оборку и прикусила губку. Отвратительный незнакомец прав. На кружеве темнело пятнышко крови. Девушка тут же поняла, что кровь, должно быть, попала на платье с пальца мистера Данстера. Очевидно, шип сорванной розы глубоко впился в кожу, и, хватая Равину за плечи, когда та чуть не упала, бизнесмен испачкал платье. Равина вздрогнула. Она не выносила вида крови, особенно на собственной одежде.

Подобрав пышную юбку из бежевых кружев, Равина быстро покинула розарий. Ей не хотелось оставаться и продолжать беседу с Робертом Данстером. Незнакомец ужасно ей досадил. Однако, направляясь к главному зданию с твердым намерением разыскать друзей и настоять на возвращении домой, Равина задумалась, откуда тому могло быть известно ее имя. Ведь она была уверена, что никогда с ним раньше не встречалась. Он не принадлежал к тем мужчинам, которых легко забывают.

Когда Равина, наконец, приехала в Эшли-хаус, лондонский дом своего отца, графа Эшли, расположенный в районе Найтсбридж, ее настроение нельзя было назвать хорошим. Девушка вышла из экипажа Россов, попрощалась, пожелала всем спокойной ночи и быстро взбежала по ступенькам. Парадную дверь ей открыл Стивен, дежурный лакей.

— Миледи, — пробормотал он, когда Равина ворвалась в дом, стянула длинные белые перчатки и небрежно бросила их на великолепно инкрустированный столик в прихожей.

— Привет, Стивен. Господи, как я устала. Слишком много танцевала, наверное. Родители еще внизу?

— Нет, миледи. Они отошли ко сну. Однако няня Джонсон, полагаю, ждет вас в своей комнате. Она просила передать, что не ляжет спать, пока не удостоверится, что вы дома.

— Боже правый, ну, зачем она это делает? — сердито сказала Равина. — Ей уже давно пора быть в постели. Стивен, распорядись, пожалуйста, чтобы мне в спальню принесли чай и печенье. Умираю с голоду.

Лакей улыбнулся, а молодая леди уронила на пол вечерний плащ и направилась к лестнице.

Он со вздохом поднял тяжелое одеяние из ярко-красного шелка. Леди Равина правила домом с того дня, как родилась на свет, но слуги знали, что за небрежным подчас отношением кроется добрая и нежная натура. Возвращаясь на свое место под лестницей, лакей думал, не предлагал ли Равине этим вечером еще кто-нибудь выйти замуж. В газетах о ней отзывались как о самой хорошенькой debutante[1], какую только видел Лондон.

Слуги держали между собой пари, кто именно завоюет ее руку.

Не подозревая, что ее личная жизнь является предметом таких оживленных дискуссий прислуги, Равина взбежала наверх по парадной лестнице. Миновав собственную спальню, Равина поднялась на еще один короткий пролет, ведущий в комнаты, служившие когда-то яслями, детской и спальней, а теперь постоянной резиденцией нянюшки Джонсон.

Равина постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, вбежала в комнату.

— Ах, вот и ты. Вернулась, наконец, мисс.

Нянюшка Джонсон была старой. Насколько старой, Равина не знала. Она была ее няней, няней ее отца и даже нянчила ее дедушку, когда тот был совсем крошечным! Маленькая и сморщенная, как печеное яблоко, она всегда носила черное платье и белый кружевной чепец и, лукаво подумала Равина, как две капли воды походила на портреты королевы Виктории, которая тоже была очень старой. Равина понимала, что ни в коем случае нельзя говорить этого нянюшке, потому что та считает королевскую семью самыми важными людьми на свете, и разговоры о схожести с дражайшей королевой будут восприняты почти как государственная измена.

— Право же, нянюшка, вовсе не обязательно устраивать ночные бдения каждый раз, когда я поздно возвращаюсь.

Старушка подняла взгляд от вязания.

— Мне не нравится ваш тон, леди Равина. Он неприятен. И перестаньте хмурить лоб, не то заботы уйдут, а он останется таким навсегда.

Равина опустилась на пол рядом с креслом-качалкой пожилой леди и прислонилась к черной юбке из грубой ткани. Дурное настроение начало рассеиваться. Нянюшке всегда удавалось успокоить Равину, когда та нервничала. Равина помнила, как когда-то в детстве ее мучили кошмары из-за страшных историй, которые рассказывала ей молодая няня. Родители находились за границей, и только нянюшка Джонсон смогла успокоить девочку и выяснить, что ее расстраивает.

Огонь в нянюшкином камине уже потух, и за решеткой краснели и то и дело вспыхивали угли.

— Няня, сегодня вечером Джайлз де Лейси опять сделал мне предложение.

Нянюшка раздраженно прищелкнула языком, но ласково погладила светлые кудряшки, рассыпавшиеся по ее коленям.

— Надеюсь, ты сказала «нет».

— Конечно. Но почему он продолжает это делать? Мне нравится Джайлз, но…

— Он тебе как брат, — мудро заметила нянюшка. — И ты уже достаточно взрослая, чтобы это осознать, в отличие от юного лорда де Лейси. Но однажды он поймет, не волнуйся, моя хорошая. Тогда ему приглянется какая-нибудь молоденькая девушка, вероятно, младшая дочь лорда Лайелла — та, рыженькая, и он на ней женится.

— Жаль только, что он не торопится, — зевая, сказала Равина. — Ах, да, еще я дважды танцевала с мистером Робертом Данстером.

Пальцы нянюшки замерли на белом хлопке, который она скручивала в замысловатые узлы.

— Он ведь не кажется тебе привлекательным?

Равина посмотрела на затухающие угли и рассеянно потерла место, где оставила пятно кровь бизнесмена.

— Нет, конечно, нет. Он, безусловно, умный человек, богатый и влиятельный, но он ничем не проявил ко мне подобного рода интереса.

— А если бы проявил?

Равина тихонько рассмеялась, потом вздрогнула, вспомнив горячие руки промышленника и воротник рубашки, врезавшийся в розовую мясистую шею.

— О, нет, нянюшка. Я никогда бы за него не вышла. Я знаю, что многие девушки из высшего общества выходят замуж ради титулов или чтобы объединить два влиятельных рода, но я хочу влюбиться. Я хочу испытать всю страсть, драматизм и желание, о которых я читала в таких книгах, как «Джен Эйр» и «Грозовой перевал».

— Чепуха, — сказала нянюшка Джонсон, едва заметно улыбнувшись. — Бегом в постель, иначе сделаешься такой страшной от недосыпания, что никто не захочет брать тебя в жены, и останешься ты старой девой.

Той ночью, когда Равина лежала в постели и смотрела в окно на звездное небо, она понимала, что сказанное нянюшкой Джонсон — правда. Глупо было бы с ее стороны не осознавать факта, что руку и сердце единственной наследницы графа Эшли рады заполучить многие мужчины. Ее отец был влиятельным в политической среде человеком. Равина не могла сказать, чем именно он занимался в министерстве иностранных дел, но доподлинно знала, что люди со всего света приезжали к ним в дом, чтобы попросить совета и помощи.

Любой, кто женится на дочери графа Эшли, имеет исключительные шансы на стремительное продвижение по карьерной лестнице. Равина с шестнадцатилетнего возраста усвоила, что получить предложение о браке вовсе не сложно. Но искушения сказать «да» она еще никогда не испытывала. Девушка всегда задавала себе один и тот же вопрос: «Буду ли я счастлива с ним? Удовлетворюсь ли я тем, чтобы принадлежать ему и только ему? Делать то, что хочет он, а не то, чего хочется мне, и сосредоточиться на его образе жизни вместо того, чтобы наслаждаться данной мне свободой поступать в точности, как интересно мне, и не спрашивать никакого мужчину, нравится ли это и ему».

Закрыв глаза и удобно устроившись на мягкой подушке, Равина сказала себе, что жизнь и так увлекательна и очень интересна. По крайней мере, на данный момент ей не хочется ничего менять.

«Быть может, однажды мне покажется невероятным не любить так сильно, и, когда мужчина попросит выйти за него замуж, я смогу сказать лишь «да, да, да» и броситься в его объятия», — сказала она себе.

Равина улыбнулась в темноте.

«Вот чего я хочу, — почти вслух сказала она, — и, быть может, однажды я буду очень счастлива, безумно и восхитительно счастлива, потому что мне нужен будет только мужчина, которого полюблю я и который полюбит меня». Когда-то она дала себе обещание, что выйдет замуж, только если почувствует глубокую и нежную любовь к хорошему человеку. Любовь, взаимную во всех отношениях.

«А это, — подумала девушка, перевернувшись на прохладных снежно-белых подушках, — наверняка гораздо большее, чем когда-либо испытает невеста того гнусного незнакомца из розария!»