Неподходящая

Глава 20

Адам

Я не питаю иллюзий. После всего случившегося сохранить наши с Лейлой отношения в тайне – задача из разряда фантастики. Плевать, что мы не выкладываем фото в соцсети, не уединяемся за закрытой дверью моего кабинета, и что по факту наши встречи сведены к необходимому минимуму. Бурлящая между нами энергия с головой выдает происходящее. Так что какая разница, кто в итоге поймал нас за руку? Да никакой. Хотя теперь слухи о нас разнесутся быстрее, чем груз по сортировочной ленте. Мать Лейлы обязательно обо всем доложит Хасану, а уж тот, что бы Лейла не думала, ни за что не оставит сложившуюся ситуацию без внимания.

В общем, я даже не удивляюсь, когда через пару дней меня вызывают к отцу прямо посреди важного совещания.

Ловлю своё отражение в зеркале лифта. Из него на меня смотрит взрослый облажавшийся по всем фронтам мужик. Мужик, который не смог защитить свою женщину ни на том гребаном пляже, ни перед ее матерью, ни перед чужой молвой. И пусть я бы многое отдал за возможность выбрать её так же безоглядно, как она выбрала меня, очевидно, что такого шанса мне не представится. Слишком разные у нас отправные точки. Ей уже нечего терять. А мне… Черт. Я ведь не только за себя несу ответственность. За мной стоит целый клан Байсаровых. На мне столько всего завязано… В смысле семьи. Надежд. Да и в бизнесе.

Наверное, это трусость. За которую я себя ненавижу едва ли не больше, чем за то, что, вполне осознавая все риски для репутации Лейлы, я так и не смог от нее отказаться.

Лифт мягко останавливается. Двери разъезжаются. Весь подобравшись, я захожу в роскошную приемную. Отцовская секретарша улыбается, но в глазах у неё – напряжение. Похоже, не я один предчувствует бурю.

Отец ждёт меня в кабинете, сцепив за спиной руки и глядя на открывающийся из окна вид на порт.

– Закрой дверь, – бросает, даже не оборачиваясь. Я исполняю приказ. И застываю у стены, как приговоренный к расстрелу.

– Ничего не хочешь сказать?

– Зависит от того, что ты хочешь услышать.

– Ко мне приходил Хасан. Вот скажи, тебе обязательно нужно было ставить меня в настолько неловкое положение? Я же ни сном ни духом!

Обдумывая ответ, растираю пальцами переносицу. Отец сдерживается, за что я очень и очень ему благодарен. Но очевидно, что рано или поздно его бешеный темперамент возьмет свое, и тогда полетят щепки. Этого нельзя допустить. Ни в коем, мать его, случае.

– Чего он хотел?

– Ясное дело – чтобы ты поступил как мужчина! И если бы не репутация Лейлы, его требования были бы вполне справедливыми.

– Я, в общем-то, не против, – замечаю осторожно, чтобы прощупать почву. Результат не заставляет себя долго ждать:

– Ты совсем спятил?! Что за бред ты несешь?! Это совершенно исключено, Адам!

– Почему? – набычиваюсь как в детстве я.

– Тебе перечислить все причины? – взгляд отца становится колким. Об него запросто можно пораниться. И нет, я знал, как будет. Просто до конца еще на что-то надеялся. – О матери ты не думал?!

Батя такой, да. Сразу на самое больное давит.

– Поверь, я только о ней и думаю.

– Тогда представь, как это выглядит со стороны! – внешне отец успокаивается, но напряжение в нём гудит, как ток в высоковольтных проводах. – Сначала я ее. Теперь мой сын?

– Что ты?

Крылья моего носа дергаются. Глаза сужаются. В душе поднимается такая муть, что неровен час ей захлебнуться. Это же не намек, что у них с Лейлой что-то было? Бред. Не верю. Но зачем-то сжимаю руки, как если бы собирался с кулаками отстаивать ее честь. Отец это, естественно, подмечает. В его глазах мелькает что-то весьма похожее на потрясение. Если до этого у него еще оставались сомнения в том, что у меня к ней серьезно, то теперь они развеиваются как дым.

Отец обескураженно пробегается пальцами по волосам. Отворачивается к окну, делает глубокий вдох и снова ко мне поворачивается:

– Она позор семьи, Адам. Её имя – клеймо. Ты потеряешь уважение, если не остановишься.

– Когда мать с тобой развелась, кто-то мог бы сказать точно так же, – выбрасываю свой главный козырь. Мне тошно это вспоминать, но… Черт, как же заебали эти двойные стандарты!

– Это несравнимые вещи. Репутация твоей матери безупречна! А в том, что она ушла, была лишь моя вина. Не смей приплетать сюда ее имя. Не смей ставить их в один ряд, ясно? Твоя мать – святая.

– Думаешь, я не знаю?!

– Еще раз! – рявкает отец. – Ты сравниваешь несравнимое.

– Потому что ты сейчас несправедлив! В чем вина Лейлы? В том, что она вышла замуж по любви?! Господи, мы же современные люди! Посмотри на это по-другому! Да, Лейла совершила ошибку. Разве она за нее не поплатилась? Да с лихвой, пап! Но это ее не сломило. Разве не достойно уважения хотя бы то, что она не развалилась на части? Не пошла по рукам. Поднялась. Одна. С ребёнком. Многие бы на ее месте смогли начать все заново?

– Точно ли не пошла? То есть вы с ней за ручку держитесь, что ли?

Я срываюсь. Это сильнее меня. Сильнее всего, мать его! Подлетаю к отцу… Не знаю зачем. Его глаза расширяются. Я замираю как вкопанный. Потому что я, блядь, чуть не бросился в драку. Да. Не знаю, кто из нас в этот жуткий момент потрясен больше. Мое горло сжато удавкой эмоций – бурных, с трудом выносимых.

– Она просто любит, ясно? – тычу куда-то в пол указательным пальцем. – Просто любит меня. И все.

– Ты забываешься, Адам.

– Да. Да…

Я пячусь. Внутри все дрожит. Делаю глубокий вдох, чтобы унять бешено стучащее в груди сердце, и отвожу взгляд в сторону. Не могу смотреть ему в глаза. Не сейчас. Меня буквально трясет от осознания того, как далеко я чуть было ни зашел. Неизвестно, как после такого вообще возвращаться… К этому изматывающему разговору. К своей прежней жизни.

Отец молчит, и это самое худшее. Будь он зол, кричи он, ругайся – я бы выдержал. Но сейчас он просто смотрит на меня. Без гнева. Без раздражения. А с таким выражением, будто впервые видит. И это чертовски больно.

– Извини, – бросаю хрипло, наконец, находя в себе силы говорить. – Я не должен был.

– Нет. Не должен, – тихо соглашается отец. – Адам, пойми одну вещь. Я говорю это не потому, что мне нравится диктовать условия или распоряжаться твоей судьбой. Я говорю это, потому что знаю, чем все закончится. Ты ведь и сам это в глубине души понимаешь.

Губы растягивает совершенно неуместная кривая улыбка. Он прав. Я всё понимаю. Понимаю, что это никогда не сойдет нам с рук. Что вряд ли кто-то простит мне такую дерзость – поставить себя и всю нашу семью под удар ради женщины, которая по всем возможным параметрам считается абсолютно, мать его так, неприемлемой. И это знание разрывает мою душу на части.

– Ты не понимаешь. Я не могу иначе, не могу без нее! – выдавливаю сквозь зубы, потому что это единственная правда, которую я сейчас чувствую.

Отец качает головой, прикрывая на миг глаза. Усталость, пробегающая по его лицу, ошеломляет меня сильнее любой ярости.

– Я не прошу тебя отказаться от нее.

– Тогда для чего этот разговор?

– Просто хотел убедиться, что ты не планируешь делать глупости. А раз нет – что ж. Дело молодое.

То есть он не против, если мы будем встречаться без обязательств? Я моргаю, не зная, как к этому относиться. По факту – это максимум понимания, на которое я мог рассчитывать. На деле…

– Ну что еще? – сощуривается отец.

– Лейла достойна гораздо большего, – замечаю тихо.

– Так отпусти её, – спокойно предлагает он. – Ты можешь дать ей денег. Помочь с жильём и работой. Не усложняй ей жизнь больше, чем это уже случилось.

– Думаешь, дело в деньгах? – мрачно усмехаюсь я. – Сам по себе я, по-твоему, ничего не стою?

– Не перекручивай, Адам. Сам говоришь, что она достойна большего. Финансовая поддержка снимет с нее хотя бы часть груза.

– И, очевидно, заставит мою совесть заткнуться?

– И это тоже, – теряет терпение отец. – Что бы ты ни решил, я надеюсь на твое благоразумие. То, что твоя мать выглядит цветущей и здоровой – еще не говорит о том, что ее в любой момент не убьет стресс. Если ты сейчас не готов отказаться от этой женщины… будь добр, сохрани ваши отношения в тайне.

– Хорошо. Я могу идти?

– Больше я тебя не задерживаю.

Выходя из кабинета, я прикрываю за собой дверь, прислоняюсь спиной к стене и на пару секунд прикрываю глаза, чтобы вернуть самообладание. Сердце стучит, будто я только что пробежал марафон. В голове звенит от мысли, насколько же все не так, как должно было.

Этому разговору полагалось расставить всё по местам, но в итоге он лишь вдребезги разнес остатки моих иллюзий. В глубине души я все же надеялся, что отец поймёт меня хоть немного. Он же дал понять, что будет лучше всё замять, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля.

По сути, отец предложил мне ровно тот сценарий, к которому я и сам склонялся. Встречаться тайно, держать наши отношения под ковром, надеясь, что со временем чувства угаснут, да… Соль в том, что когда он это озвучил, я до конца понял, как же это недостойно и отвратительно.

Оттолкнувшись от стены, делаю шаг вперёд. Потом ещё один. Секретарша испуганно смотрит на меня, но я лишь коротко киваю, не в силах улыбнуться. Нужно собраться. Нужно привести мысли в порядок, прежде чем я снова увижу Лейлу, потому что в одном отец абсолютно прав: назад пути нет. Любое решение, которое я приму, теперь повлияет не только на меня и её, но и на всех, кто нам дорог. Я должен выбрать. Возможно, вовсе не то, что мне подсказывает сердце, а то, что будет лучше для всех.

Вопрос лишь в том, готов ли я к этому выбору? Смогу ли я пожертвовать своим счастьем в угоду интересам семьи?

Когда двери лифта снова закрываются, я прислоняюсь к стене и тихо матерюсь. Никогда не думал, что однажды мне придётся выбирать между любовью и долгом. И хуже всего то, что я до сих пор не уверен, какой выбор в данном случае будет правильным. Есть ли он вообще?

В коридоре меня ловит один из брокеров. Тычет под нос бумажками, экспрессивно рассказывая о косяках в собранном пакете документов. Я его немного осаживаю – не люблю лишней суеты, на нее уходит слишком много энергии, которую можно потратить с гораздо большей пользой. Не сбавляя скорости, утыкаюсь в бумажки, как вдруг чувствую ее взгляд… Лейла стоит у кофейного автомата, делая вид, что внимательно слушает Новикова, а сама то и дело на меня косится, словно моя фигура притягивает ее магнитом. Словно это сильнее ее – не смотреть.

Немного взъерошенная – выбирая между возможностью уложить волосы и сексом, мы понятно что выбрали. И теперь… да. Она выглядит немножко помятой. Но одновременно с тем настолько родной, что у меня в груди щемит.

– Прости, – замечаю вслух, проходя мимо. Стоит только мне войти в кабинет, как на телефон прилетает:

«За что?»

«За то, что я не могу от тебя отказаться».

«Твой отец обо всем узнал, да?» – прилетает тут же.

«Не бери в голову. Это ничего не изменит».

«Хорошо. Потому что я уже и не представляю своей жизни без тебя».

«Вот и не смей».

Я улыбаюсь и, видя, что Лейла опять что-то мне пишет, отправляю вдогонку:

«Перекур подошел к концу. Займитесь работой, Лейла Хасановна».

«Как скажете, Адам Вахидович».

Закусываю губу. Мне нравится с ней флиртовать. Оказывается, это совсем не отражается на работе. Скорее, наоборот, делает меня гораздо более эффективным, потому что я больше не хочу задерживаться в офисе.

«Что приготовить на ужин?»

«У меня есть идея получше. Как насчет ужина в ресторане?»

«С Ками?»

«Конечно, с ней. Я знаю неплохое местечко».

Чуть хуже кофейни моей матери, но учитывая, что туда нам с Лейлой хода нет… Почему бы и нет? Вероятность, что мы там встретим знакомых, стремится к нулю, а если мы планируем строить отношения и дальше, нам бы не помешало чуть расширить ареал обитания. Выйдя хотя бы за пределы квартиры. Хорошо, что в городе куча подходящих для этого мест.

Поскольку я опять задерживаюсь в офисе, в кафе мы с Лейлой приезжаем по отдельности. Она как раз успевает забрать Ками и немного прихорошиться. По крайней мере, именно так она объясняет свое преображение. Чуть более яркий, чем обычно, макияж и платье, которое я до этого определенно не видел. Я буквально жру ее взглядом, когда она с Ками поднимается на веранду. И, черт его дери, она не только мое внимание привлекает. Давлю в себе желание укрыть ее с ног до головы небрежно брошенным на стуле пледом. Пусть дело идет к осени, на веранде тепло, и это будет выглядеть максимально глупо.

Встав ей навстречу, я не удерживаюсь от поцелуя. Гораздо более интимного, чем обычно позволяю себе на людях. Отстраняюсь, лишь услышав за спиной потрясенное:

– Адам!