Я думала, этот день никогда не закончится. Клариссы слишком много в нем, и я безумно рада, что мы наконец–то подъезжаем к пансионату благородных девиц, который явно не справляется со своей воспитательной задачей. На самом деле они растят не благородных леди, а изворотливых хитрых стерв. Домашнее обучение не воспитает этих черт. Не у всех, по крайней мере.
— До встречи, Артур, Грейс, — Кларисса обнимает нас по очереди. — Жду от тебя подробное письмо с описанием самочувствия, мне все любопытно, — шепчет она мне, подмигивая, и только потом покидает нас, катя чемодан с новыми нарядами за собой.
Мы с Клемондским возвращаемся в карету, а я все не могу расслабиться, прямо физически чувствую, какое ужасное выражение лица застыло у меня и никак не меняется на доброжелательное.
— Ты выглядишь напряженной, все нормально? — спрашивает герцог, пристально смотря на меня.
В первую секунду я собираюсь солгать, сказать, что просто устала, но потом останавливаю себя. Какого черта я должна утаивать от него что–то, мы не настоящие жених и невеста, как и версия Клариссы о моем злостном плане охмурении ее брата не является правдой. Так к чему держать в себе? Пусть он и решает проблему, ведь косвенно она получилась из–за него, не предупреждает об особенностях своих родственников — получает сюрпризы.
— Твоя сестра решила, что я беременна, и что я охмурила тебя. По ее версии я буквально поставила тебя в такое положение, при котором остался лишь один выход — обручиться со мной, — произношу бесстрастным тоном.
Герцог же, в это время спокойно пьющий воду, буквально давится жидкостью и начинает лихорадочно кашлять.
— Прости, — хлопаю его по спине, — стоило подождать, пока ты поставишь бокал обратно в корзину. Просто ты спросил, а я решила, что не обязана утаивать в себе информацию, как настоящая невеста.
— А настоящим невестам положено лгать? — он хмурится, вмиг прекращая кашлять.
— Не совсем, — пожимаю плечами, — скорее утаивать и беречь своих женихов.
— Что ж, — Клемондский выпрямляется и одергивает рубашку, полностью приходя в себя, — в таком случае, я рад, что у нас не такие отношения.
— Да, — киваю, — ведь Кларисса не единственная, кто может подумать про беременность. Ах да, она еще сказала, что я могу не рассчитывать на приличные отступные, если мы с тобой расстанемся, так как ты заключишь со мной брачный контракт. Ребенка, я полагаю, ты тоже заберешь, это было бы логично, — киваю сама себе.
Герцог сидит некоторое время и молчит пораженный.
— Именно поэтому я всегда хотел брата, — произносит наконец, — с вами, женщинами, ужасно трудно. Какого ребенка, Грейс? Я о чем–то не знаю?
— Что? — мгновенно вспыхиваю. — Конечно, нет! Я берегу свою честь! А вот насчет Клариссы на твоем месте я не была бы столь уверена.
— Вы уже кляузничаете друг на друга, одно слово — женщины! — восклицает он, укоризненно качая головой.
— Артур, мне не пятнадцать лет, чтобы кляузничать, — чопорно заявляю, выпрямляясь, — уже начинаю жалеть, что решила откровенно рассказать тебе обо всем, ты все равно искажаешь мои слова. А ведь домыслы Клариссы возникли не в последнюю очередь из–за тебя!
— Меня? А я тут при чем? Я с вами двумя никаких детей не обсуждал!
— Но ты со мной и сестру свою не обсуждал! Не говорил, чего от нее ожидать и как лучше вести себя, — горячо возмущаюсь.
— Но я ведь заказал тебя искреннюю, забыла? — ухмыляется он вдруг, откидываясь на спинку. — Вот потому и не обсуждал, чтобы ты поступала именно так, как Грейс Дебуа, а не как придуманная личность.
Смотрю на Клемондского и осознаю, что не так они с Клариссой и непохожи. Да и она сама говорила, что он просто действует тоньше.
— Свою фамилию я ей тоже сообщила, — произношу бесстрастно, отворачиваясь к окну, — меня покоробило суждение, что я недостаточно хороша для тебя.
— И я очень этому рад, — снова ухмыляется Артур, а я не понимаю, что его радует, — в смысле, что фамилию сообщила. Ты идеальная невеста для меня. Подремли пока, мы едем в поместье. Там тебе снова предстоит быть собой, теперь уже с моей матушкой.
Пораженная, поворачиваюсь к герцогу, а он все так и сидит с довольным лицом. Тогда я, оскорбленная, снова отворачиваюсь к окну, и лишь напоминание об авансе заставляет остаться на месте, а не требовать сиюминутно остановить карету, дабы я прекратила участвовать в этом фарсе.