— Очень мило, — хмурюсь, но Филип, конечно, не видит мое выражение лица, — а почему на улицу? Чего сразу не на помойку?
— До помойки сами дойдете, ножками, — отвечает он злобно, обдавая мое ухо своим горячим дыханием.
Неприятный тип, и как я раньше не замечала? Прям мерзкий, а не просто неприятный. Родственники Клемондского специально подбирались так, чтобы кто–то на чьем–то фоне выглядел лучше? Они все как на подбор. Сначала, думаешь, один плохой, потом знакомишься со вторым, он тоже плох, но! Когда присматриваешься ко второму поближе, первый уже не кажется ужасным, наоборот, он становится гораздо лучше!
Очень интересная семейка, что ни говори.
— Сами, так сами, — не спорю, надоело. — Может, уже перестанешь выламывать руки, больно вообще–то.
А еще у меня есть ноги, они чувствуют себя не очень после приключений на стуле, но все же я решаю ими воспользоваться.
— А–а, — Филип предсказуемо ловит мою ступню. Ловкий гад, а я сегодня не очень, — нельзя брыкаться. Ты ведь не лошадь, а благородная леди, герцогиня! Кто так себя ведет?
— Издеваешься? Отпусти лучше, стоять ужасно неудобно теперь.
— А мне нравится, — он снова наклоняется к моему уху, как будто на нормальном расстоянии я его не услышу, — ручки связаны, ножка у меня, ты сама у стены. Знаешь, шикарное положение, уже злиться на тебя перестал, потому что невозможно на такую покладистую красоту сердиться.
— Развяжи меня, и посмотрим, какая я покладистая. А еще лучше, дай мне свободное пространство, или ты собрался меня и в замужестве держать привязанной к чему–нибудь? Между прочим, это вредно для кровообращения.
— Так ты уже захотела выйти за меня? Похвально, — в голосе Филипа слышатся самодовольные нотки.
Да, очень хочется, но только посадить тебя в темницу. Но этого я, естественно, не озвучиваю. Мой план простой — отвлекать злодея разговорами так долго, насколько это возможно. Придет помощь или нет — неизвестно. Хотя я все–таки ее очень жду. Но что будет со мной, пока эта самая помощь появится — зависит лишь от моих действий.
Страшно до ужаса, если честно, но я уже в состоянии сохранять внешнюю невозмутимость. Все–таки большой опыт общения с разными людьми сказывается положительно. На заказах я тоже частенько только делала вид, что невозмутима и уверена в себе, на деле же нервничала, как и все.
Но тут, к сожалению, не очередной заказ, тут действительно ненормальная личность, которой, к сожалению, понадобилась я для достижения собственных целей.
И, кстати, теперь Артур уже не кажется плохим мужем, да и сам факт супружества меркнет по сравнению с перспективами, описанными Филипом. Нет, эти Клемондские точно друг на друге завязаны таким образом, чтобы один другого покрывал и обелял.
— Я леди, я не могу чего–то хотеть, у меня есть долг перед семьей и обществом, — вспоминается фраза, которую так любит повторять моя матушка.
Эх, хотя бы с родителями повидались, не помирились, конечно, но уже и не на столь плохой ноте снова расстались. Жаль только, что скандал с Клемондскими и до них дойдет, опять будут думать, что дочь неправильно живет.
— Мудрая девушка. Ладно, идем в спальню, — произносит Филип, отпуская мою ступню и оттягивая от стены, ставшей мне уже родной.
Нет, правда, хорошая стена, темно–зеленая, теплая, красивая. Лучше с ней стоять в обнимку, чем идти куда–то с Филипом.
— З–зачем? Не хочу я, я благородная леди! Все контакты в спальне только после брака! Магического причем! — истерично визжу.
Все же моя невозмутимость на теме спальни улетучивается, в условиях таких угроз сложно сохранять спокойствие.
— Да помолчи уже, сама ведь жалуешься на боль в запястьях. Быстрее дойдем, быстрее разомнешься, — отвечает брат Артура скучающим тоном.
Как именно я должна размяться он не сообщает, толкает вперед, позволяя идти нормально, не пятясь. Благородный какой, аж тошно.
— Заходи, это спальня, — он направляет меня буквально в соседнее помещение.
— Как у тебя все близко, я–то думала, прогуляемся.
— Ничего, поместье Артура себе верну, тогда и будешь гулять.
Филип грубо тащит меня к кровати и привязывает к перекладине, оставляя руки также за спиной. Вот и размялась, называется. Вместо стула посадили на разобранную кровать.
— Надеюсь, тут хотя бы простыни чистые? — брезгливо кошусь на застеленное белье.
— Для тебя пойдет, — неприятно ухмыляется Филип, — чем неприятнее тебе будет, тем более яркие эмоции испытаешь, а то твой благоверный что–то не торопится, хотя должен чувствовать, что ты в опасности.
— Серьезно? Это с чего? — у меня глаза на лоб лезут. — Из–за магических браслетов?
— Соображаешь, — благосклонно кивает единокровный брат Клемондского.
— Как это интересно, — киваю. — Так ты поэтому меня пугал всякими непотребствами, да? Чтобы эмоции вызвать? — вмиг успокаиваюсь. — Я–то уже поверила, думала, Артур переместится сюда благодаря какому–то семейному ритуалу.
— Так и будет, твои эмоции должны подстегнуть его к правильным действиям. А то решит, что герцогство для него важнее, чем недавно приобретенная супруга, что мы тогда будем делать?
Клемондский эгоист, он может.
— А действительно, что? — по моей спине пробегает холодок.
— Не знаю, — Филип пожимает плечами, — но я ведь не просто так пугал, начнём с тобой знакомиться поближе, раз Артур не торопится, — добавляет, склоняясь надо мной.