Одинокие сердца

15

Денек этот был, в общем-то, довольно длинным. Одри с матерью без особого аппетита пообедали в ресторанчике, расположенном на борту какой-то баржи: поели рыбы и салата, обмениваясь короткими репликами и почти все время глядя на реку. Они обе испытывали необходимость побыть в одиночестве — хотя бы пару часов, — однако, раз уж они отправились в эту поездку вдвоем, им приходилось быть вместе. Всегда имеются какие-то минусы… Одри развенчала идеализируемую ею раньше сказочную принцессу, а вместе с ней — и окружавших ее придворных; Виолетта же сбросила с плеч давивший на нее в течение многих лет груз, впервые высказав свое мнение относительно того, что произошло с Дженни, как это произошло и почему это произошло. Она впервые открыто обсуждала поступки своих ближайших родственников, а также свои собственные поступки, причем обсуждала их довольно критически. Теперь она уже сомневалась, вернется ли еще когда-нибудь к этой теме. Одри ведь и так перенесла потрясение. Виолетта понимала, что она нанесла удар по нежным воспоминаниям дочери о детстве, что в представлении Одри все они — те, кто окружал ее в детстве, — теперь утратили внешний блеск той — ранее идеализированной Одри — эпохи и превратились в тех, кем они всегда в действительности и были, — обычных смертных, не лишенных недостатков, слабостей и каких-то своих страхов; веривших в то, что они стараются поступать наилучшим образом, и пытавшихся сохранить видимость благополучия в мире, который постепенно приходил в упадок. Они ведь все жили в этом мире, а в нем не допускалось даже мысли о самоубийстве в такой многоуважаемой и благополучной семье, как семья Сеймуров. Кроме того, Виолетта осознавала, что в любой семье иногда случаются события настолько болезненные и прискорбные, что их потом упорно замалчивают. Это не делает семью хорошей или плохой. Подобные события происходят по той простой причине, что люди — существа, далекие от совершенства, и они могут совершать ошибки даже тогда, когда им кажется, что они поступают абсолютно правильно, и когда они пытаются защищать своих близких так, как только умеют. Виолетте все это было вполне понятно.

А вот ее дочь воспринимала все совсем по-другому. Виолетта в те годы была уже зрелой женщиной, матерью, женой и невесткой. Одри же тогда была двенадцатилетней девочкой, которую обожал дедушка, потому что она была его единственной внучкой, обожала тетя, потому что она была ее единственной племянницей, обожал отец, потому что она была его единственной дочерью. Все эти люди одаривали ее лаской и нежностью, всячески заботились о ней, а она воспринимала их как самых лучших людей в мире, которые любят ее и которых любит она. Они, насколько Одри помнила, были безупречными людьми. С ними были связаны самые приятные воспоминания ее детства. Ей тогда все казалось прекрасным, и она довольно поздно повзрослела и начала понимать, что такое настоящая любовь и дружба, и отличать правду от лжи, искреннюю дружбу от корыстного интереса, а доброжелательное отношение ближайших родственников от доброжелательного отношения других людей. Школьные годы стали для Одри счастливой эпохой, связанной с праздным времяпрепровождением летом в огромном «Виллоу-Хаусе», с конными прогулками в компании дедушки, с пикниками вместе с тетей и матерью (но без мужчин, потому что те в это время работали), с историями, рассказываемыми у камина в гостиной — под рассеянным взглядом дедушки, который в это время сидел в своем кресле и курил трубку. Одри хорошо запомнился запах табака, исходивший от дедушкиной трубки, и он ассоциировался в ее памяти с вечерами, проводимыми у камина — прежде чем все шли спать, — с запахом книг и историями, которые искусно рассказывал трагическим голосом ее отец. Она, девочка-подросток, находилась в центре внимания взрослых и являлась неотъемлемой частью их жизни. Она была объединяющим всех звеном, была поводом для того, чтобы делать вид, будто все хорошо, была человеком, который заставлял их чувствовать себя одной большой семьей.

А вот Сэм получил такое воспитание, какое получали другие представители семьи Сеймуров мужского пола: в восьмилетием возрасте его отправили в школу — надо признать, весьма престижную, — в которой до него учились шесть поколений мальчиков из семьи Сеймуров. Сэм еще даже не родился, а его дедушка Теобальд уже поговорил с директором этой школы и заверил его, что его, Теобальда, будущий внук будет учиться там же, где учились несколько поколений его предков. Когда Виолетта об этом узнала, ей захотелось запустить в старика чем-нибудь тяжелым. А еще она стала мечтать о том, чтобы у нее родилась девочка. Несколько месяцев спустя выяснилось, что этой ее мечте не суждено сбыться, — у нее родился сын, — и как она впоследствии ни пыталась не допустить того, чтобы Сэма в восьмилетием возрасте отобрали у матери и отправили в школу-интернат, у нее ничего не получилось.

— Это семейная традиция, — сказал ей Теобальд. — Сэм будет учиться в школе-интернате Святого Михаила, как учились до него другие мальчики из нашей семьи, и на этом разговор окончен.

В общем, последнее слово в споре о будущем Сэма осталось не за ней. Виолетте очень хотелось узнать, кто принял такое решение — Сэмюель или Теобальд. Впрочем, это ничего не меняло. Сэму предстояло отправиться в школу-интернат, и ее согласия на это никто не спрашивал. Дженни встала и вышла из комнаты, когда ее отец заявил собравшимся членам семьи, что Сэм будет учиться в школе-интернате Святого Михаила, — заявил с такой торжественностью, что, казалось, Виолетте следовало бы тут же броситься к его ногам и начать целовать их в знак благодарности. Виолетта, придя в себя и поняв, что пытаться отговорить Теобальда бесполезно, решила прибегнуть к последнему имеющемуся у нее козырю и поговорить с мужем, когда они останутся наедине. Однако ей не удалось этого сделать, потому что Сэмюель куда-то ушел, и ей пришлось, сидя в одиночестве, молча глотать слезы ярости и бессилия, наблюдая, как солнце заходит за кроны растущих на территории «Виллоу-Хауса» деревьев. Она не могла понять, с какой это стати ее свекор присвоил себе право распоряжаться их судьбами и отбирать у матери ее сына, которому едва исполнилось восемь лет и который, как и все дети его возраста, нуждался в ласке, внимании и материнской заботе. Виолетте хотелось находиться рядом со своим сыном, хотелось видеть, как он растет, помогать ему делать домашнее задание, проводить вместе с ним субботы и воскресенья в их замечательном доме, как это происходит в любой нормальной семье, давать ему советы, оказывать всяческую поддержку, прививать моральные ценности и принципы, чтобы впоследствии можно было гордиться своим сыном и тем, что она так хорошо его воспитала.

После того случая Виолетта дала себе слово, что детей у нее больше не будет. Она не знала, каким образом сможет этого добиться, но была уверена, что сможет. Ей не хотелось, чтобы и следующего ребенка у нее отняли таким вот способом. Тем не менее через несколько лет она снова забеременела. Беременность проходила очень тяжело, Виолетта то и дело впадала в депрессию, сторонилась людей, притворялась, что ей нездоровится, что у нее кружится голова, отсутствует аппетит, что она сильно устала, — в общем, выдумывала что угодно, лишь бы только побыть в одиночестве. Виолетта со страхом ожидала, когда начнутся роды, и ее страхи оказались не напрасными: роды проходили очень тяжело. Ребенок родился раньше срока и весил очень мало. Впрочем, ему не потребовалось какого-либо особого ухода помимо обычной — конечно же, тщательной и беспрестанной — заботы о нем со стороны матери. Виолетта на этот раз проявила твердость и не позволила, чтобы за ее новорожденным ухаживала nanny[7]. Теобальд пытался было возражать, что Виолетта слишком ослабела во время родов, чтобы ухаживать за родившейся девочкой в одиночку, однако что-то в проявляемой невесткой несговорчивости очень быстро заставило его уступить. Уже позднее Виолетта поняла, что причина заключалась не в ее несговорчивости, а в том, что родившийся ребенок был не мальчиком, а девочкой, и поэтому Теобальд не уделил ему так много внимания, как, скажем, Сэму — да и вообще любому мальчику, рождающемуся в этой семье. Когда Виолетта более-менее окрепла после родов, она, заручившись согласием врача, заявила Сэму, что проведет несколько недель в доме своей сестры в Кентербери. Однако, отправившись туда, она первым делом заехала в Лондон и в тайне от Сэмюеля сделала себе операцию по перевязке маточных труб, чтобы у нее уже никогда больше не было детей. Поступить так она решила самолично — точно так же как Сэмюель самолично решил отправить Сэма в школу-интернат, хотя для малыша было бы лучше, если бы он остался дома, со своими родителями. В результате всего этого Одри росла, окруженная лаской, нежностью и всеобщим вниманием: она была единственным ребенком в доме и, кроме того, была последним ребенком своей матери, а также еще и единственным ребенком, которого Виолетта могла растить и воспитывать так, как она сама считала нужным, не оглядываясь на какие-то там семейные традиции.

Виолетте приходилось признать, что она слишком долго выполняла роль ангела-хранителя для дочери. Одри уже давно стала взрослым человеком, способным вынести такое известие, как истинная причина смерти ее тети. Тем не менее семейные традиции и на этот раз дали о себе знать: в «Виллоу-Хаусе» никогда ничего не говорили о самоубийстве Дженни и никогда ничего не стали бы говорить. Виолетта с годами начала замечать, что время залечивает раны, что в ее памяти остается лишь загадочный образ Дженни, а все остальное, что было с ней связано, постепенно — день за днем — из памяти стирается. Более того, официальная версия причины смерти Дженни стала общепринятой, и Виолетта иногда невольно начинала сомневаться, а произошел ли трагический случай на самом деле. Забавно, что наш мозг иногда вычеркивает некоторые воспоминания и всячески старается помочь нам поверить в то, во что нам хочется или во что необходимо верить. Однако в один прекрасный день уже утраченные было воспоминания вдруг оживают, и образы из далекого прошлого предстают перед нами с такой отчетливостью, что отмахнуться от них уже невозможно… То, о чем сегодня Виолетта рассказала дочери, было правдой. Это произошло в действительности, и впервые о случившемся было рассказано честно.

Вечер был очень приятным. Одри захотелось побыть немного одной, чтобы навести порядок в мыслях. Виолетта решила остаться в гостинице под предлогом, что прошедший день был очень долгим и ей хочется отдохнуть — хотя в действительности она осознавала, что и ей тоже необходимо побыть одной. Одри поняла, что воспоминания о прошлом вызвали у матери серьезное психическое напряжение, разбудили чувства, дремавшие уже много-много лет. Поэтому Одри, оставив мать в гостинице, отправилась прогуляться с Лордом по окрестностям. Гостиница, в которой они остановились, находилась неподалеку от замка Блуа, в уединенном и очаровательном местечке. Легкий ветерок шевелил густую листву, заставляя ее издавать непрерывный — оказывающий успокаивающее воздействие — шелест.

Именно в такой прогулке Одри сейчас и нуждалась. Она взглянула на усыпанное звездами небо и, глубоко вздохнув, слегка поежилась. Ей сейчас очень не хватало Джона. Хотелось почувствовать тепло его сильного тела. Его запах, который она так настойчиво пыталась изгнать из своего шкафа, снова стал дразнить ее обоняние — казалось, этот запах принес сюда вечерний ветерок. Одри медленно покрутила головой, пытаясь снять возникшее напряжение в шее, а заодно и отогнать нахлынувшие воспоминания. Теперь она была одна и больше не могла делиться с Джоном мыслями и переживаниями.

Она пыталась быть справедливой по отношению ко всем — и в первую очередь по отношению к своей матери, — однако при этом чувствовала себя обманутой всеми, кого любила и с кем была неразрывно связана история ее жизни — жизни, расстилавшейся позади подобно сказочному ковру, сотканному из воспоминаний ее — безвозвратно ушедшего в прошлое — детства. Каждый раз, когда Одри обращала взор в прошлое, она видела «Виллоу-Хаус» и те приятные события, которые там происходили. Она всегда чувствовала себя счастливой, думая о том, что в ее жизни происходили эти события и что она выросла в семье, которую считала благополучной. Когда Одри пошла в школу и стала там общаться с девочками своего возраста, она имела возможность увидеть, как жизнь некоторых из них омрачается разводом родителей, как ими почти не интересуются их бабушки и дедушки и даже как им приходится переходить в школу-интернат, потому что у родителей нет на них времени. Детство Одри было наполнено семейными застольями, выездами на природу, поездками в Лондон вместе с тетей Дженни, историями, рассказываемыми вечером у камина. Во время таких посиделок дедушка обычно дремал, сидя с трубкой во рту, и лишь иногда качал головой, чтобы показать, что он не спит. Даже сейчас, вспоминая об этом, Одри не могла не улыбнуться. Да, ее детство было счастливым. Она помнила, как однажды среди родителей ее сверстниц пронеслась прямо-таки настоящая эпидемия разводов. Некоторым из ее подружек тогда пришлось перейти в другую школу, потому что их родители, разведясь, сменили место жительства. Почти всегда в подобных случаях матери девочек переезжали на какое-то время к своим родителям и забирали с собой дочерей. Одри пришлось тогда расстаться с лучшей школьной подругой — Джудит. Они, правда, потом некоторое время переписывались, но когда обе перешли из начальной школы в среднюю, их переписка постепенно сошла на нет. Где, интересно, Джудит сейчас?

Одри стала искать объяснения. Могла ли она обвинять свою мать в том, что та захотела, чтобы ее жизнь шла своим чередом, и упрятала воспоминания в самый дальний ящик памяти? А может, Виолетта была всего лишь одной из пешек, не играющих почти никакой роли в повседневной жизни «Виллоу-Хауса»? Неужели дедушка и в самом деле полностью подчинил всех своей воле?

Дедушка Теобальд, учивший Одри ездить верхом — учивший очень терпеливо, потому что в раннем детстве она ужасно боялась лошадей… Теперь Одри даже не представляла свою жизнь без верховой езды, без долгих прогулок по лугам и полям на своем пони с длиннющим именем Серебристый Черноволосик.

Одри, поежившись от охватившего ее озноба, поплотнее запахнула жакет. Она вдруг осознала, что, возможно, ей еще многое следовало бы узнать обо всех тех, кто был частью ее жизни. Ее охватил гнев из-за того, что она жила словно с повязкой на глазах. Но что Одри могла поделать, если во время того трагического события — смерти тети Джейн — она была еще ребенком? Интересно, а до какого возраста она была ребенком?..

Девушка решила вернуться в гостиницу.

Мать сидела на диване в вестибюле, листая французские журналы. Заметив дочь, Виолетта внимательно посмотрела на нее поверх очков, закрыла журнал и, поднявшись с дивана, направилась ей навстречу.

— Уже поздно, а ты не спишь, — сказала Одри.

— Кто бы говорил! Тебе самой что, спать не нужно?

Виолетта, похоже, пребывала не в самом лучшем расположении духа.

— Пойдем, мне нужно кое-что тебе рассказать, — мрачно сказала она.