Одинокие сердца

22

Алисон сидела в церкви Святой Троицы. Июльская жара, давившая тяжелым грузом на город, заставила ее укрыться в тихом и прохладном месте. Алисон не хотелось сейчас находиться среди людей: она испытывала необходимость на время уединиться, чтобы поразмыслить обо всем, что она узнала сегодня утром. Она держала в руках фотографии, которые принес ей нанятый ею детектив.

Когда она приняла решение организовать слежку за мужем, сложившаяся ситуация показалась ей даже интересной и забавной. Алисон чувствовала себя главной героиней фильма, делающей то, что ей необходимо делать, и пытающейся использовать эффект неожиданности, но при этом она даже на секунду не задумалась ни о том, что тот, кто ищет, обычно находит, ни о том, что она будет делать потом. Да, Алисон не задумывалась о том, что подобные затеи вполне могут дать результат. Всего лишь несколько дней назад она обратилась в сыскное агентство — и вот уже держит в руках переданные ей детективом фотографии. Неужели это было так легко? Впрочем, что за глупости! Следить-то детективу пришлось не за тщательно охраняемым премьер-министром, а всего лишь за неверным мужем, который не очень-то и пытался что-либо скрывать. Алисон приходилось признать, что Сэм даже не утруждал себя враньем. Она более-менее хорошо представляла себе, что он имел в виду, когда говорил, что ему необходимо принимать участие в «светских мероприятиях». В сущности, Алисон сама дала ему возможность вести разгульную жизнь. Сэм почти каждый вечер приходил домой очень поздно, и от него несло табаком, по́том и алкоголем. Да, он каждый вечер приходил навеселе — видимо, опрокидывал после работы стаканчик-другой (а то и третий), не говоря уже о случаях, когда он возвращался вдрызг пьяный с праздничных банкетов. Алисон и в самом деле приходилось признать, что Сэм от нее, в общем-то, ничего не скрывал. До недавнего времени подобная форма сосуществования казалась ей вполне приемлемой: они с Сэмом по обоюдному молчаливому согласию общались друг с другом как можно меньше. Однако несколько дней назад Алисон вдруг решила прибегнуть к помощи детективов, чтобы они нашли какой-нибудь серьезный компромат на ее мужа, и вот теперь этот компромат у нее в руках. Ну и что дальше?

Алисон все никак не могла определиться, что же она чувствует, держа эти фотографии в руках. Они не вызывали у нее никакой реакции. Она снова и снова мысленно обращалась к себе с вопросом о том, что же она чувствует. Негодование? Горечь обманутой женщины? Алисон с большим трудом узнавала на снимках человека, за которого когда-то вышла замуж и с которым прожила столько лет. Когда закончилась их любовь? И была ли она вообще? Была ли Алисон когда-то влюблена в Сэма? Что же, черт возьми, она сейчас чувствует?

Ей приходилось признать, что их с Сэмом взаимоотношения никогда не были образцом романтичности. Алисон и Сэм не принадлежали к числу супругов, которые смотрят на мир одними глазами, которые идут по жизни плечом к плечу, которые обладают общими интересами и заставляют себя разделять те интересы друг друга, которые трудно назвать общими. Они с Сэмом почти сразу же после свадьбы стали жить как бы каждый сам по себе, и ситуация не улучшилась даже тогда, когда у них появились дети.

Сэм с презрением относился к мероприятиям, которые организовывали в школе для родителей на Рождество и в конце учебного года. Перед каждым таким мероприятием он всячески пытался придумать повод, чтобы в нем не участвовать. Он ненавидел спортивные соревнования, устраиваемые для родителей, потому что большинство из них были ему непонятны и казались неуклюжими попытками создать обстановку радости и веселья. А еще больше Сэм ненавидел театрализованные представления и прочий — как он говорил — «цирк». Нет, Сэм был не из тех родителей, которые принимают активное участие в школьной жизни своих детей — он ограничивался минимумом, которого требовали приличия, а частенько не снисходил даже и до этого. Однако Алисон не очень-то переживала: ей не хотелось слушать, как он бубнит себе под нос всякие глупости, когда она пытается увещевать его с натянутой улыбкой. Сэм вел себя на публике как мужлан — а особенно когда находился среди людей, которых не считал себе ровней, и Алисон приходила домой с головной болью, вызванной нервным напряжением, которое она испытывала, пытаясь все время отшучиваться и тем самым хоть немного сглаживать нетактичное поведение своего супруга. Самой ей публичные мероприятия очень нравились. Она получала большое удовольствие от общения с людьми, от пиршеств, устраиваемых летом в саду, и из кожи вон лезла ради того, чтобы достать билет на престижный теннисный турнир в Уимблдоне или на королевские скачки в Эскоте, потому что потом ей было о чем поговорить с подругами и Алисон могла в течение двух недель предаваться приятным мыслям о том, что она туда наденет и что ей нужно будет купить.

Сэм же всем этим не интересовался. Его не очень-то волновало то, что его жена участвует во всех мероприятиях без него, — по правде говоря, его не интересовало даже то, чем она вообще занимается в его отсутствие, — и он не утруждал себя общением со знакомыми Алисон, с соседями и родителями одноклассников своих детей — в общем, со всеми теми, с кем активно общалась она. Она всегда вела себя безукоризненно, неизменно была самой элегантной женщиной на любом мероприятии, каждый день одевалась во что-то новенькое, улыбалась всем своей очаровательной улыбкой — но при этом была почти всегда одна. Раньше ей даже нравилось приходить без Сэма, но вот теперь, здесь, в полумраке церкви, у Алисон появилось неприятное ощущение, что она самой последней узнала о «шалостях» своего мужа и занималась показухой перед знакомыми, — показухой, которая не могла никого обмануть и лишь вызывала сочувствие. Что ее знакомые думали о ней? Они уже давно перестали спрашивать о Сэме, а она этого даже не заметила. Алисон довольствовалась тем, что всегда находится в центре внимания. Кстати, а что она обычно отвечала на вопросы о Сэме?

«Видите ли, он все время работает, — говорила она, театрально всплескивая руками. — Кроме того, Сэму совсем не нравится проводить время на природе. Он стопроцентный городской житель. Если он одет не в отглаженный костюм, он чувствует себя не в своей тарелке. Работа, работа и снова работа — вот в чем заключается его жизнь, и именно это и делает его счастливым. Так что пусть он лучше занимается тем, чем ему нравится, потому что я не люблю смотреть, как он стоит в сторонке, все время поглядывает на часы и выкуривает одну сигарету за другой. Мы ведь в подобных случаях оба чувствуем себя неловко: и он, и я».

Алисон была уверена, что благодаря ее красноречивым объяснениям она и Сэм представали перед окружающими благополучной семьей, в которой каждый из супругов обладает достаточной свободой для того, чтобы заниматься тем, что ему по душе, и в которой счастье каждого из супругов отдельно имеет большее значение, чем совместное счастье. Она считала, что они кажутся всем идеальной парой, в которой каждый обладает независимостью и отнюдь не должен жертвовать собственными интересами, и что их брак — пример современного подхода, свободы и терпимости. Алисон казалось, что она пользуется гораздо большей свободой, чем ее подруги, потому что в любой момент может заняться тем, чем хочет, даже не ставя в известность мужа. Она имела возможность всегда поступать так, как сама считала нужным, не зависела от того, во сколько ее муж придет сегодня домой на ужин и захочет ли он погулять со своей супругой, с детьми или с собакой. Не зависела она и от того, договорятся ли они с Сэмом сходить куда-нибудь вдвоем, когда он придет с работы, станут ли они обсуждать, куда поедут в отпуск и как им лучше развлечь своих детей, решат ли они отправить детей в летний лагерь или же продадут свой автомобиль и купят вместо него джип, чтобы выезжать всей семьей по субботам и воскресеньям на природу. Ей не нужно было ждать Сэма дома с ужином, стоящим на плите, — потому что муж почти никогда не ужинал дома. У них с Сэмом это было не принято. До сего момента Алисон считала такое положение вещей вполне нормальным и, ужиная одна или с детьми, отнюдь не скучала по Сэму. У нее ведь было то, что ей нравилось: она ходила за покупками в дорогие магазины, то и дело проводила утро в салоне красоты, участвовала в мероприятиях, устраиваемых школой, в которой учатся ее с Сэмом дети, или местной церковью, помогала подругам организовывать во второй половине дня чаепитие или коктейли — зимой в доме, а летом в саду. И всегда при этом она была одна, без мужа. Кроме того, Алисон не очень-то и нуждалась в Сэме. Рядом с ним она не могла вести себя так, как ей хотелось, — рядом с ним она только и делала, что следила, как бы он не нагрубил кому-нибудь, как бы он слишком много не выпил и как бы он не заснул от скуки и не начал храпеть, А еще, когда она являлась на какое-нибудь мероприятие вместе с Сэмом, ей по его настоянию приходилось уходить оттуда намного раньше, чем ей бы хотелось. Кроме того, когда Алисон, находясь в окружении подруг, что-то говорила, Сэм непременно морщился, ухмылялся, высмеивал ее или заявлял, что хватит нести чушь. Поэтому без мужа она чувствовала себя гораздо раскованней. Алисон играла роль, которую ей нравилось играть, и никто не считал ее глупой только потому, что она расспрашивала о новом украшении для сада или о недавно открывшемся магазине итальянских туфель и сумочек. А еще Алисон чувствовала, что Сэм весьма непопулярен среди ее знакомых, хотя те и встречали его очень радушно. Поведение ее мужа неизменно приводило к тому, что люди начинали его сторониться, а те, кто все же находился рядом с ним, чувствовали себя неловко.

Что же, черт возьми, она ощущает, глядя на эти фотографии? Впервые за долгое время Алисон не отреагировала так, как всегда, то есть не скопировала поведение какой-нибудь из своих любимых актрис в каком-нибудь из запомнившихся ей фильмов, а попыталась не спеша разобраться в своих чувствах. Однако как она ни старалась, ей в конце концов пришлось признать, что она не ощущает ничего. Вообще ничего. Она не любила Сэма. Впрочем, когда-то давно она его, возможно, и любила. А может, просто любила жизнь, которую он ей обеспечивал и которой она жила — жила в свое удовольствие. Она даже радовалась тому, что Сэм каждый день приходит домой очень поздно и они почти не общаются. Алисон чаще всего спала одна, потому что муж обычно укладывался спать в своем кабинете на первом этаже, где у него стоял диван-кровать — как раз на тот случай, если он придет домой слишком пьяный и не сможет подняться по лестнице. Сэм старался общаться с ней как можно меньше, и этому имелось объяснение: судя по фотографиям, которые она сейчас держала в руках, его вкусы в отношении противоположного пола были весьма далеки от того типа женщин, к которому принадлежала его жена.

Сэм был запечатлен с тремя разными женщинами на трех различных мероприятиях. Алисон снова вытащила фотографии из конверта, не обращая внимания на то, что находится в церкви. Здесь, впрочем, никто не станет заглядывать ей через плечо. В конверте лежало два десятка фотографий размером двадцать на пятнадцать сантиметров, на которых ее муж — иногда, правда, его лица не было видно, но она знала, что это он — развлекался с тремя экзотическими красотками: одна — узкоглазая азиатка, вторая — индуска, третья — негритянка. Все три выглядели роскошно — с пышными формами, в мало что скрывающих платьях с весьма откровенными вырезами. На одной из фотографий негритянка — с вывалившимся из выреза бюстом — обхватила Сэма ногами, а он уткнулся ей в грудь. Вокруг них находилось много мужчин и женщин, и все они вели себя примерно так же. Это, видимо, была какая-то развеселая вечеринка. И как только детектив умудрился сделать эти снимки? Может, он подкупил одну из этих вертихвосток и вмонтировал скрытую камеру в какое-нибудь из ее украшений? Или же проник на вечеринку под видом приглашенного? Алисон подумала, что в последнем случае детектив при выполнении порученного ему задания наверняка неплохо поразвлекся. На остальных фотографиях были запечатлены аналогичные сцены, хотя и не такие экспрессивные. Например, на одной из них Сэм, обхватив талию женщины, лизал ей шею (или же целовал грудь, или сжимал ее грудь обеими руками…). Снимков с откровенно сексуальными сценами, разумеется, не было, однако Алисон и без них вполне могла представить себе, что происходило между Сэмом и этими женщинами в какой-нибудь отдельной комнате на диване или кровати. Почти на всех фотографиях ее муж обнимал или тискал одну из этих красоток, а иногда еще держал бокал с алкоголем в руках. Ну и ну! И такое времяпрепровождение, судя по выражению его лица, очень нравилось Сэму.

Да уж, Алисон действительно с большим трудом узнавала на этих снимках человека, с которым спала в одной постели. С ней Сэм никогда не вел себя подобным образом. Она ведь никогда бы такого не позволила! Алисон попыталась заставить себя почувствовать отвращение или негодование, но у нее ничего не получилось. Что она сейчас ощущала — так это облегчение: какие-то незнакомые ей женщины выполняли вместо нее ее супружеские обязанности, причем, судя по фотографиям, им это очень даже нравилось. Во всяком случае, гораздо больше, чем ей самой.

Чувствовала ли она себя обманутой? Преданной? По правде говоря, нет. Алисон воспринимала эти фотографии так, как будто на них был изображен не отец ее детей, а какой-то незнакомый ей человек. Сколько она ни копалась в своей душе, она не обнаружила там боли и негодования, которые ожидала найти. Слезы не наворачивались ей на глаза, и она не испытывала ни гнева, ни досады, ни стыда — в общем, ничего такого, что считалось бы естественной реакцией женщины, оказавшейся в подобной ситуации. Единственное, что ей казалось сейчас важным, — это сохранение после предстоящего разрыва с Сэмом того уровня жизни, который имелся у нее до сего дня, а полученные ею от детектива фотографии вполне могли ей в этом помочь. Перед своими подругами она предстанет как уже совсем другая Алисон — сильная, непреклонная, способная не спасовать перед трудностями. Она была уверена, что они будут смотреть на нее уже не с состраданием, а с восхищением… По правде говоря, не только ее муж работал в Лондоне: мужья по меньшей мере трех из ее подруг тоже там работали, и они, возможно, кое-что знали о том, как ведет себя Сэм.

«Бывший муж». Алисон мысленно произнесла эти слова, чтобы узнать, что она при этом почувствует. «Бывший муж. Мой бывший муж». Она показалась самой себе умудренной жизненным опытом женщиной — женщиной, которая уже пожила на белом свете, но у которой при этом впереди еще целая жизнь. Она почувствовала себя невероятно привлекательной, сильной и самоуверенной, почувствовала себя зрелой женщиной, женщиной в расцвете лет. Да, не может быть никакого сомнения: развод для сорокалетней женщины — это как раз то, что позволяет ей придать своей жизни новый смысл и начать все сначала.

Наконец разобравшись в своих чувствах, Алисон вышла из полумрака церкви на яркий свет июльского солнца и прогулялась немного по близлежащему парку. Она казалась себе Бетт Дэвис или Джоан Кроуфорд в какой-нибудь из их лучших ролей. Алисон шла решительным, но неторопливым шагом. На устах застыла легкая улыбка. Солнцезащитные очки скрывали победоносный блеск ее глаз. В руке она держала оружие, с помощью которого получит от Сэма все, что захочет, причем это оружие она раздобыла без особого труда. Прежде чем принять какое-либо серьезное решение, она спрячет эти фотографии в надежном месте и скажет Сэму, что ей необходимо отдохнуть несколько дней. Она отвезет детей к своим родителям в Девоншир, а сама отправится на юг Франции. Подумав о Франции, Алисон вспомнила, что ее свекровь, Виолетта, поехала туда с дочерью. А еще Алисон вспомнила, какое сильное раздражение вызвала у ее мужа вдруг резко окрепшая дружба между матерью и сестрой, а особенно их решение съездить вместе во Францию. Алисон попросит детектива «покопать» и в этом направлении. Сэм был в последнее время занят на работе чем-то очень-очень важным. «Дела, — говорил он, — очень важные дела». Алисон пока еще не выяснила, что у него за дела. Слышала, правда, что речь идет о каком-то клубе, но никаких подробностей не знала. Ну ничего, скоро она все выяснит.

Алисон решила, что после такого трудного дня ей нужно себя чем-то вознаградить, и, подойдя к проезжей части, остановила первое попавшееся такси.

— Пожалуйста, отвезите меня в Берлингтон-Аркейд.