Охота за красоткой

Глава 11

Я проснулась, когда Уайатт улегся рядом со мной. У него свой ключ от моей квартиры, он знает код сигнализации, поэтому будить меня ему незачем, но он все-таки разбудил, потому что влез под одеяло совсем ледяной. Красные цифры на часах показывали семь минут второго.

– Бедненький… – пробормотала я, подкатываясь поближе, чтобы обнять его. Спать ему оставалось недолго: на работу Уайатт является самое позднее к половине восьмого. – Холодно там?

Он расслабленно вздохнул и прижался ко мне.

– Включил кондиционер в машине на полную мощность, чтобы не заснуть по дороге, – пояснил он, протянул руку и обнаружил, что на мне футболка. – А это еще зачем?

Уайатт терпеть не может, когда я ложусь в постель одетой, он предпочитает видеть меня под одеялом голой – может, чтобы ничто не затрудняло доступ, а может, просто потому, что всем мужчинам нравятся голые женщины.

– Замерзла.

– Но теперь-то я здесь, я тебя согрею. Снимай эту чертову штуку. – И он взялся за подол футболки, собираясь стащить ее с меня через голову. Но я справилась сама – мне лучше известно, где у меня на голове швы. – И это тоже снимай. – Он стянул с меня пижамные шорты, сел на постели, снял и отбросил их, а потом снова лег и придвинул меня ближе. Машинальным жестом он провел ладонью по моей спине, подхватил грудь, обвел большим пальцем сосок, просунул пальцы между ног – будто убеждался, что все его любимые детали на месте и доступ к ним открыт. Наконец Уайатт снова вздохнул и уснул. И я тоже.

Мой будильник зазвонил в пять. Я рассчитывала поскорее выключить его, чтобы не разбудить Уайатта, но не успела. Он застонал, сел на постели, как лунатик, но я поцеловала его в плечо и заставила снова лечь.

– Поспи еще, – велела я. – Я поставлю будильник на полседьмого.

Перекусить он сможет где-нибудь по дороге, так что лучше пусть поспит подольше.

Уайатт что-то бормотнул, видимо, согласился, зарылся лицом в подушку и уснул прежде, чем я успела встать.

Накануне вечером я перенесла в ванную свою одежду, чтобы одеться там и не будить Уайатта. Накладывать макияж я не стала, так как планировала пробыть в «Фанатах тела» целый день, волосы расчесала и оставила распущенными – вести тренировки мне сегодня не придется. Голова по-прежнему болела, а я так надеялась, что к утру все пройдет.

Одевшись, я прихватила зубную щетку с пастой и спустилась в кухню, чтобы почистить зубы после завтрака. Автоматический таймер уже включил кофеварку, кофе ждал меня. Двадцать минут я провела за столом, завтракая и прихлебывая кофе, потом почистила зубы в нижней ванной, перелила остаток кофе в большую дорожную кружку с крышкой, снова зарядила кофеварку и установила таймер для Уайатта. Потом бросила в сумку яблоко себе на второй завтрак, схватила свитер и через боковую дверь вышла к стоянке. Точнее, собралась выйти, но вовремя вспомнила, что Уайатт не любит, когда я ухожу из дома, не включив сигнализацию.

Утро оказалось прохладным, так что свитер мне пригодился. Поежившись, я спустилась с крыльца и пультом отперла машину. Привычные действия успокаивали, убеждали, что жизнь вошла или скоро войдет в прежнюю колею. Травмы у меня бывали и раньше: с участницами команды поддержки такое случается не реже, чем с футболистами. Вечно у нас где-нибудь ушиб или растяжение. Я научилась терпению, потому что при травмах лучше не рисковать: лишняя нагрузка на потянутую мышцу или кость – и все, выздоровление затянется. Поскольку я всегда стремилась держаться в форме, я привыкла строго следовать режиму, хотя терпеть его не могу. Но сейчас меня тянуло в клуб, убедиться, что там все в порядке. Это мое детище, я его люблю. Но еще больше мне хотелось размять мышцы, которые я так долго и старательно укрепляла и развивала. Мой внешний вид – это дополнительная реклама «Фанатов тела».

Улицы были почти пустынны. Даже летом, открывая клуб в шесть утра, я выезжаю из дома в темноте. В разгар лета небо начинает светлеть как раз в то время, когда я отпираю двери, но ехать все равно приходится по темным улицам. Люблю тишину раннего утра, когда машин почти совсем нет.

Когда я заняла свое место на служебной стоянке за клубом, включились фонари с датчиками движения. Уайатт сам установил их месяц назад, встретив меня однажды вечером и заметив, как темно под длинным навесом, защищающим машины сотрудников от дождя и солнца. До сих пор не могу привыкнуть к этим фонарям. По-моему, они неестественно яркие, как огни рампы, чувствуешь себя словно на сцене. Обычно я пользовалась маленьким брелоком-фонариком, чтобы разглядеть замок, и этого света мне хватало. Но Уайатт решил осветить стоянку, как взлетную полосу аэродрома.

Темнота под навесом меня никогда не пугала – напротив, однажды она спасла меня от убийцы Николь Гудвин, которую застрелили прямо здесь, на стоянке. Впрочем, против установки фонарей я не возражала – с какой стати? – и даже обрадовалась, когда Линн призналась, что теперь по вечерам чувствует себя спокойнее, зная, что свет включится, едва она откроет дверь.

Я отперла служебный вход, прошлась по клубу, всюду зажигая свет, установила термостат, включила кофеварки и в комнате отдыха для сотрудников, и в своем кабинете. Больше всего люблю приходить на работу пораньше и наблюдать, как оживает клуб. Лампы отражались в зеркалах, тренажеры блестели как новенькие, растения выглядели здоровыми и ухоженными – все, как обычно, стильно и красиво. Приятен даже легкий запах хлорки в бассейне.

В четверть седьмого явился первый посетитель – джентльмен, который перенес легкий сердечный приступ и с тех пор решил заняться своей формой, чтобы такого не повторилось. Каждое утро он занимается на беговой дорожке, а потом идет в бассейн. Останавливаясь поболтать со мной, он сообщает, что у него снизилось давление и уровень холестерина, за что его очень хвалит врач. К половине седьмого в клубе уже было четверо посетителей, прибыло два сотрудника, и работа закипела.

Для меня понедельники всегда выдаются нелегкими, а сегодня еще навалилась бумажная работа за два пропущенных дня. Голова напоминала о себе только при движении, но если руководишь фитнес-клубом, сидеть за столом в кабинете почти некогда.

Позвонил Уайатт, потом мама, Линн, Шона, мама Уайатта, Дженни, папа и снова Уайатт. Я так долго провисела на телефоне, уверяя каждого, что со мной все в порядке, что до трех часов так и не съела яблоко и успела зверски проголодаться. Предстояло еще съездить в банк, внести деньги на счет, что следовало сделать еще в пятницу. Потом суматоха улеглась, по крайней мере, слегка: кончился обеденный перерыв, посетителей стало меньше. Очередной наплыв ожидался только после окончания рабочего или учебного дня. А в разгар суматохи пришлось жевать яблоко и вести машину одновременно.

Признаюсь, я подозрительно посматривала на все «бьюики», за рулем которых сидели женщины, но в этом нет ничего удивительного. Узнать ту психопатку я не смогла бы ни при каких условиях и на всякий случай держалась подальше от всех «бьюиков». Из-за подозрительности на нервы действовала всякая мелочь вроде той дамочки на белом «шевроле», которая пару кварталов висела у меня на хвосте, или другой, на зеленом «ниссане», которая сменила ряд прямо у меня перед носом, из-за чего я вмазала по тормозам, дернула головой и обозвала хозяйку «ниссана» гребаной дебилкой. Терпеть не могу ругательства, не хватало еще, чтобы кто-нибудь подумал, будто я бросаюсь на всех больных синдромом дауна. Хорошо, что все окна у меня в машине были закрыты.

Банковский счет я пополнила не выходя из машины, у окошка для автомобилистов, затем снова влилась в поток транспорта и покатила обратно в клуб. Все это время я высматривала тот зеленый «ниссан», а заодно и «бьюики», потому и заметила все тот же белый «шеви». Вообще-то белый «шеви» с женщиной за рулем – не такая уж редкость, может, это была совсем другая машина. И даже если та же самая, что удивительного, если его хозяйка тоже покончила с делами и снова пристроилась в хвост ко мне? Такое редко, но случается – ведь я еду обратно тем же путем.

Возле клуба я перестроилась в крайний ряд, чтобы свернуть на стоянку, а белый «шеви» менять ряд не стал, и я вздохнула с облегчением. Придется либо давить свежеприобретенную паранойю в зародыше, либо разглядывать все машины подряд, чтобы потом не гадать, преследует меня какая-нибудь или нет. Паранойя тоже должна приносить плоды.

Голова все еще раскалывалась от резкого торможения, поэтому после возвращения в кабинет я выпила сразу пару таблеток ибупрофена. Как правило, в клубе я испытываю больше положительных эмоций, но сегодня явно не мой день.

Примерно в половине восьмого вечерний наплыв начал сменяться отливом, и я слегка расслабилась. Ужин мне заменила упаковка крекеров с арахисовым маслом из торгового автомата, стоящего в комнате отдыха. Я так устала, что могла бы просидеть неподвижно часов десять, не меньше.

Уайатт приехал в половине девятого и пробыл со мной до закрытия. Судя по его внимательному и недовольному взгляду, выглядела я неважно, но от упреков он воздержался, ограничившись коротким: «Ну, как справилась?»

– Все было хорошо до поездки в банк, пока меня не подрезала какая-то чокнутая. Пришлось бить по тормозам, чтобы не въехать ей в зад, – объяснила я.

– Ох.

– А как прошел твой день?

– Да нормально.

Это могло означать что угодно – от обнаруженных в мусоре трупов до ограбления банка, но если бы в городе ограбили банк, я бы об этом давно узнала. Давно пора пошарить в бумагах Уайатта, иначе пропущу что-нибудь интересное.

Последний посетитель ушел, сотрудники клуба взялись за уборку и наведение порядка. У меня работает девять человек, включая Линн: по трое каждую смену продолжительностью семь с половиной часов и по четверо каждую смену в пятницу и субботу, когда клуб заполняется под завязку. По два выходных дня у всех, кроме меня. У меня один. Ничего, скоро времени прибавится – я уже взяла себе на заметку нанять еще одного сотрудника.

Один за другим мои подчиненные заканчивали работу, прощались и расходились. Зевнув, я потянулась и поморщилась от легкой боли – последствий инцидента на стоянке у торгового центра. Сейчас бы расслабиться в горячей ванне, но с этим придется подождать: больше всего мне сейчас хочется добраться до кровати.

Я обошла клуб, убедилась, что везде царит порядок, проверила, заперта ли передняя дверь. Перед клубом я всегда оставляю гореть пару неярких фонарей. Уайатт ждал меня у служебного входа. Я включила сигнализацию, мы погасили свет в коридоре и вышли. Сразу же на стоянке вспыхнули фонари, я повернулась, чтобы запереть дверь. А когда справилась с замком, увидела, что Уайатт сидит на корточках возле моей машины.

– Блэр! – позвал он бесстрастным голосом полицейского, который знает все, но ничего не выдаст. Я замерла, ярость и паника во мне вскипели мгновенно, перемешались и образовали гремучую смесь. Хватит с меня этой ерунды, она мне осточертела.

– Только не говори, что под мою машину подсунули бомбу! – возмущенно воскликнула я. – Все, с меня хватит. Это последняя капля. Что у нас, сезон охоты на Блэр? А если кому-то не нравится, что я была в команде поддержки, так в мире есть вещи и похуже…

– Блэр, – снова повторил он с грустной насмешкой.

Но меня уже несло, остановиться я не могла.

– Ну что еще?!

– Это не бомба.

– Да?

– Похоже, кто-то поцарапал твою машину ключом.

– Что?.. Дерьмо!

Я вновь рассвирепела и бросилась к нему. И действительно, бок моей машины со стороны водительского места пересекала длинная уродливая царапина, отчетливо видная при свете фонарей на стоянке.

Я чуть было не пнула шину, уже занесла ногу, как вдруг вспомнила про сотрясение. Головная боль спасла меня от перелома пальцев – вы когда-нибудь пробовали пинать автомобильную шину по-настоящему, будто хотели загнать машину в ворота? Лучше не пытайтесь.

Больше вокруг не было ничего подходящего, что я могла бы пнуть, не рискуя заработать перелом пальцев ноги. Единственные доступные мишени – стена, столбы навеса и так далее, а они еще тверже шин. Сорвать злость было не на чем. Мне даже казалось, что от напряжения у меня выпучились глаза.

Уайатт оглядывался и оценивал ситуацию. Его служебный «форд-краун-виктория» стоял в конце ряда, от моей машины в момент приезда его отделяли автомобили сотрудников, поэтому заметить ущерб сразу Уайатт не мог.

– Как думаешь, когда могла появиться эта царапина? – спросил он.

– Не раньше чем я вернулась из банка, а это было в четверть или в двадцать минут четвертого.

– Значит, после окончания уроков в школах.

Проследить нить его мысли было очень просто: какой-нибудь скучающий подросток забрел на стоянку и решил от нечего делать поцарапать «мерседес». Да, очень может быть, если Дебра Карсон не вышла на тропу войны или если меня не выследила та паршивка на «бьюике». Но возможные объяснения я перебирала и прежде, особенно после зловещих телефонных звонков, и теперь они казались такими же маловероятными, как прежде. Ну хорошо, Дебра вполне могла поцарапать мою машину – ведь ей известно, где я работаю, и мой «мерседес» она тоже знает. Для Дебры он всегда был предметом вожделения: Джейсон считал, что будет лучше выглядеть в глазах избирателей, если его жена станет водить машину американского производства.

Но Дебра вряд ли стала бы так рисковать – ведь ей уже однажды предъявили обвинение в покушении на убийство, хотя благодаря семейным связям Джейсона дело вряд ли дойдет до суда. И все равно порча имущества жертвы не прибавит ей шансов.

С другой стороны, Дебра чокнутая. Так что она способна на все.

Я выложила все это Уайатту, но ухватиться за блестящее объяснение он не спешил. Только пожал плечами и заявил:

– Наверное, какой-нибудь подросток. Тут уж ничего не поделаешь, ведь здесь нет камер наблюдения.

Разговор о камерах он завел еще в то время, когда установил фонари, но поскольку в то время я заявила, что не вижу смысла в таких затратах, голос Уайатта звучал наставительно.

– Ну давай, давай, – подстрекнула я, – скажи еще «я же тебе говорил».

– Я же тебе говорил, – с мрачным удовлетворением повторил он.

Невероятно! Я уставилась на него.

– Как ты мог! Это же грубость!

– Ты сама просила.

– А ты должен был промолчать! Тебе полагалось проявить великодушие и сказать что-нибудь вроде «ничего, переживем»! На твоем месте никому не пришло бы в голову напоминать мне про камеры!

Еще два пункта в список преступлений: грубость и черствость. Нет, черствость придется зачеркнуть: ведь он все выходные хлопотал вокруг меня. Напишу лучше «злорадствует из-за моей машины».

Выпрямившись, Уайатт отряхнул ладони.

– Думаю, теперь ты наконец согласишься установить камеры.

– Теперь-то какой от них толк?

– Если случится еще что-нибудь, мы сразу найдем виновника. А при твоей репутации очередной инцидент – вопрос времени.

Порадовал, нечего сказать. Я смотрела на мой чудесный черный кабриолет: не прошло и двух месяцев с тех пор, как я его купила, и вот он уже поцарапан.

– Ладно, – хмуро процедила я, – установим камеры.

– Камерами я займусь сам. Я знаю самые лучшие.

Спасибо, не добавил «вот если бы ты сразу послушалась меня…» – за такое я бы выцарапала ему глаза.

А Уайатт продолжал:

– Вот если бы ты сразу послушалась меня…

И я завизжала, чтобы не лопнуть от злости. Теперь я могу с полным правом вписать в список «задолбал наставлениями».

От неожиданности Уайатт вздрогнул и попятился.

– Что с тобой?

– Все! Со мной все! – выкрикнула я. – Чокнутые мерзавцы, психопатки! Здесь даже пнуть нечего – ногу сломаешь! Да еще это чертово сотрясение, из-за которого толком ничего не пнешь! А мне надо! Сейчас же! Или пнуть, или что-нибудь швырнуть! На худой конец куклу вуду! Чтобы втыкать булавки, поджаривать на огне, отрывать руки и ноги…

Уайатт заинтересованно наблюдал мою истерику.

– Так ты увлекаешься вуду?

К вашему сведению, скандалить и смеяться одновременно невозможно. Смеяться мне не хотелось, потому что машину было жалко до слез, но иногда хохот вылетает сам собой.

Ладно, я ему еще отплачу! И я заявила:

– Придется мне забрать у тебя «аваланш», пока моя машина в ремонте.

Уайатт замер – видно, вспомнил про мою репутацию и свойство притягивать неприятности.

– Черт… – выговорил он и обреченно вздохнул.