Охота за красоткой

Глава 3

Сознание я потеряла надолго. Просто весь мир вокруг стал темным, кружащимся и размытым. Помню, я ощутила острое жжение, когда не устояла на ногах, рухнула и проехалась по асфальту. Помню мысль «мои туфли!» и попытки удержать в руках пакеты. Сережки в ушах позвякивали, во рту стало горячо и солоно. Еще мне запомнилась пронзившая меня ударная волна боли.

Вдруг кружение прекратилось, и я обнаружила, что лежу на еще не успевшем остыть асфальте, не зная, где я и что со мной. Я слышала звуки, но не могла определить, кто их издает и где. Мне хотелось лишь одного: лежать пластом, чтобы ярость от того, что мне причинили боль, не вырвалась наружу. Похоже, я сильно ушиблась. Головная боль тупо пульсировала в ритме сердца. Меня бросило в жар, потом стало холодно, захотелось вскочить и выругаться. Разом заболели все ссадины, синяки и царапины, я по-прежнему не различала ощущения, все они слились воедино, поэтому я не могла определить, где у меня болит и что теперь делать.

По крайней мере я жива. И на том спасибо.

Внезапно в голове с предельной отчетливостью нарисовалось: «Эта тварь хотела задавить меня!»

За первой мыслью последовала вторая: «Черт, опять! Только этого не хватало!»

Я даже произнесла эти слова вслух, собственный голос будто заставил меня опомниться, вернуться обратно в тело, которому, между прочим, в ту минуту приходилось несладко. Мне почти захотелось обратно в обморок, удержало лишь опасение, что водитель развернется и все-таки переедет меня, валяющуюся чуть ли не на дороге, как труп. В прямом и переносном смысле.

Подстегнутая выбросом адреналина, я рывком села и торопливо огляделась. И совершенно напрасно. То есть с одной стороны не напрасно, ведь я не собиралась превращаться в размазанные по асфальту останки, тем не менее, тело запротестовало: голова отозвалась на резкое движение острой болью, желудок отяжелел, глаза закатились, и я беспомощно осела на дорогу.

На этот раз я просто затихла, пережидая сильный приступ головокружения. Наверняка помощь подоспеет с минуты на минуту.

Откровенно говоря, эти покушения мне осточертели. Если вы читали мою предыдущую книгу, вам известно, что я имею в виду. В меня стреляли (нынешняя жена моего бывшего мужа), мне перерезали тормозной шланг (мой бывший муж), что привело к ДТП, а вот теперь пытались переехать. Мне надоело терпеть боль. Надоело из-за нее выбиваться из графика. И чертовски надоело выглядеть не лучшим образом.

Щеку оцарапал асфальт. Я, должно быть, оставила на нем изрядный кусок кожи, судя по тому, какие сигналы боли посылало мне все тело. Хорошо еще, на мне длинные брюки, но тело способна по-настоящему защитить лишь кожа, так что на брюки из ткани надежда слабая.

Ссадины, полученные при ДТП, выглядят мерзко. Я вдруг забеспокоилась: а как же свадьба? Заживут ли ссадины за четыре недели, или придется раскошеливаться на макияж в палец толщиной – мало того, что отвратный, так еще и пачкающий одежду? Пожалуй, от сексуального платья без рукавов, сшитого из гладкого шелка, придется отказаться и выбрать вместо него что-нибудь поскромнее – паранджу, палатку, не знаю только, в чем разница.

Господи, да где же все? Где люди, которые вечно шатаются по торговому центру до полуночи? Сколько мне еще валяться здесь, пока меня не заметят и не окажут помощь? Меня чуть не расплющили колесами! Я нуждаюсь хоть в каком-нибудь утешении!

Возмущение стремительно нарастало. Нет, ну вы только подумайте: на стоянке труп, а никто и ухом не ведет! Да, уже темно, но стоянку освещают огромные натриевые фонари, и я лежу на самом виду, а не где-нибудь между машинами. Открыв глаза, я попыталась выяснить, где именно меня угораздило улечься.

Перед глазами все расплывалось, я видела только черные тени и светлые пятна. Машинально я попробовала протереть глаза и обнаружила, что руки не желают слушаться меня. Они шевелились, но как-то нехотя и неуверенно – в таком состоянии лучше было не лезть пальцами в глаза. Мне и без слепоты на сегодня хватит травм.

Все ясно: где я нахожусь, неизвестно. Но наверняка где-то в ряду машин, ближайших к зданию торгового центра, где меня обязательно заметят. Когда-нибудь.

Откуда-то донесся шум заведенного двигателя. Если это двигатель не той машины, которая чуть не раздавила меня, – хорошо, но водителю любой другой машины пришлось бы по пути к ней перешагивать через меня, так что этот сценарий маловероятен. С другой стороны, мне самой случалось так спешить, что я перешагнула бы даже через труп, подумав мельком: «Не до него сейчас».

Вот еще одна причина для беспокойства: а вдруг меня найдет тот, кто ужасно спешит, совсем как я?

Интересно, есть ли статистические данные о том, сколько человек может пролежать посреди стоянки, прежде чем его заметят? А если первыми меня найдут муравьи и другие кусачие твари? Фу! Я же вся в крови. Наверное, всякая ползучая мерзость уже унюхала ее и теперь торопится на пиршество.

Эта мысль вызвала у меня такое отвращение, что я мигом вскочила бы, если бы не раскалывающаяся от боли голова. Терпеть не могу насекомых. Не то чтобы боюсь, просто они слишком назойливые и противные, так что лучше бы они ко мне не приближались.

Если вдуматься, стоянка – отвратительное место. Невоспитанные и неухоженные люди вечно плюют здесь на асфальт, а иногда не просто плюют, но и харкают. Даже ближайший тротуар замусорен всякой дрянью, в том числе и… ну да, мусором.

Боже, надо обязательно встать, пока я не подцепила какую-нибудь пакость. Помощи ждать неоткуда, а мне она нужна в самом ближайшем времени, точнее – сейчас же. Придется спасаться самой. Надо найти сумочку, откопать в ней мобильник – надеюсь, чертова штуковина еще работает, что она не разбилась от удара об асфальт и батарейка в ней не разрядилась, потому что сейчас мне некогда искать новую, – и набрать 911. А еще неплохо бы сесть, оторваться от грязного тротуара, иначе мое психическое состояние скоро будет под стать физическому.

На счет три, сказала я сама себе, досчитаю и сяду. Один. Два. Три. Ничего не произошло. Разум понимал приказ, а тело не желало выполнять его. Одну попытку сесть оно уже пережило и повторять не стремилось.

Это разозлило меня – еще сильнее, чем то, что меня никто не замечал. Нет, не так. Лежать на асфальте незамеченной было досадно. Если бы мне пришлось составлять рейтинг причин, вызывающих у меня злость, с десятью баллами лидировала бы очередная – уже которая по счету! – попытка прикончить меня. Всеобщее равнодушие потянуло бы на девятку. А непослушное тело – от силы на пятерку.

Но не зря все школьные годы я была звездой команды поддержки. Я приучила тело к боли, и оно почти всегда повиновалось мне. А теперь вдруг забастовало, хотя ставка выше, чем когда-либо, да и кульбитов от него не требуется. Да в таких условиях ему вообще полагается зависнуть в воздухе! Мне вдруг показалось, что по лицу что-то ползает. Все ясно, надо подниматься. И позвать на помощь.

Наверное, я просто переоценила свои возможности. Сесть одним движением было выше моих сил, а паника уже улеглась, поэтому не подгоняла меня. Попробую лучше еще раз пошевелить рукой.

На этот раз у меня все получилось. Правая рука болела, но выполнила то, что требовал мозг, а именно – с трудом (не трудолюбиво, а неуклюже) приблизилась к моему лицу и смахнула то, что ползало по нему.

Я ожидала нащупать на лице жука. Или даже гигантского паука. Но пальцы коснулись чего-то мокрого и липкого.

Все ясно, я истекаю кровью. Не понимаю только, чему я удивилась. Наверное, не самому факту, а тому, что кровь течет по лицу или голове. А-а, вот в чем дело: я ударилась головой, отсюда и боль и тошнота, которые могут означать только сотрясение. Час от часу не легче, как сказал кто-то, не помню по какому случаю. Если у меня раны на лице, их же придется зашивать. Значит, на свадьбе я буду похожа на невесту Франкенштейна.

Очередное открытие я оценила по шкале злости в семь баллов. Или даже в восемь. Все мои планы насчет Уайатта рухнули: если все лицо у меня будет в швах, а тело в ссадинах, как же мне распалить в нем страсть?

Хорошо еще, сейчас его нет рядом. Он присутствовал при двух предыдущих покушениях и повел себя достойно, с какой стороны ни глянь. Как коп, он разозлился. Как мужчина, пришел в ярость. Как мужчина, любящий меня, перепугался. Само собой, чтобы скрыть это, он вел себя еще надменнее и деспотичнее, чем обычно, а поскольку он и в обычных обстоятельствах не слишком покладист и доброжелателен, можете себе представить, каким невыносимым он стал. Если бы я к тому времени не влюбилась в него, пришлось бы его пристукнуть.

От мыслей об Уайатте сил у меня не прибавилось. Отряхнуть лицо я все-таки сумела, пришло время вставать. Боль усиливалась, но я решительно взяла себя в руки.

Я лежала на левом боку, придавив телом левую руку. Правой ладонью я уперлась в асфальт почти на уровне плеча и неуклюже приподнялась на левом локте. Потом помедлила, борясь с тошнотой и страшным грохотом в голове. Дождусь, когда неприятные ощущения немного утихнут, и обязательно сяду.

Отлично. Ничего у меня не сломано. Я точно знала это, потому что ломать кости мне уже случалось. У меня полно ушибов, ссадин, царапин и в придачу сотрясение, но переломов нет. Если бы я опасалась за свою жизнь, то могла бы вскочить и помчаться прочь, но мерзавец, который чуть не сбил меня, наверняка уже укатил выплескивать агрессию куда-нибудь на дорогу. Спасаться бегством было незачем, поэтому я села и вытерла подолом блузки кровь со лба, заливающую глаза. Потом принялась убеждать себя, что моя голова не треснет и не взорвется, а ощущения, несмотря на всю правдоподобность, обманывают меня.

Когда перед глазами немного прояснилось, я отыскала сумочку. Она болталась на правом локте, перепутавшись с пакетами, которые и потащила за собой. Скрутившиеся ремешки мешали мне двигать рукой, некоторые пакеты я придавила ногами. Ну и ну! Покупки уберегли мою кожу от лишних царапин. Я восприняла это как знак, что сегодня ходить по магазинам мне сам Бог велел.

Утешаясь мыслями о духовном, я неловко порылась в сумочке, нашла телефон и открыла его. К счастью, экранчик осветился, и я набрала 911. Мне уже доводилось звонить по этому номеру, когда убили Николь Гудвин, а я думала, что стреляют в меня, потому я знала, что сейчас услышу. Когда бесстрастный голос поинтересовался, что со мной стряслось, мой ответ уже был готов:

– У меня травмы. Я на стоянке у торгового центра…

И я назвала торговый центр, магазин и даже вход, возле которого лежала – точнее, уже сидела.

– Какого рода травмы? – продолжал расспрашивать голос все так же равнодушно, без тени сочувствия или спешки. Похоже, оператор рассудил, что травмы пустяковые, ведь я как-то сумела до него дозвониться, и был прав.

– Ушиб головы и, кажется, сотрясение. А еще синяки, ссадины, царапины по всему телу. Меня пытались сбить. Но она уже уехала.

– Семейная ссора?

– Нет, я натуралка.

– Что, мэм? – Голос оператора впервые приобрел хоть какую-то эмоциональную окраску. Увы, этой эмоцией была растерянность.

– Я сказала «она уехала», а вы спросили, была ли это семейная ссора, поэтому я сообщила о своей гетеросексуальной ориентации, – терпеливо растолковала я, демонстрируя чудеса выдержки: не каждому дано сохранять спокойствие, сидя в крови на заплеванном тротуаре. Я изо всех сил пыталась не злиться на моих возможных спасителей. «Возможных» потому, что спасения пока не предвиделось.

– Ясно. Вы знаете человека, который пытался вас сбить?

– Нет.

Одно я знала точно: эту психопатку вообще нельзя пускать за руль, а тем более за руль «бьюика».

– Высылаю к вам патрульную машину и «скорую помощь», – прежним холодным тоном известила женщина-оператор. – Понадобятся уточнения, не отключайтесь, пожалуйста.

Я и не собиралась отключаться. Отвечая на вопросы, я назвала свое имя и адрес, номер домашнего телефона и номер мобильника, который у оператора наверняка был – в службе 911 стоят определители, к тому же на моем мобильнике есть глобальная система навигации. Скорее всего, меня уже запеленговали, вычислили и обнаружили. Я невольно поморщилась. Мою фамилию уже передают по полицейским рациям, а это значит, что лейтенант Дж. У.Бладсуорт услышит ее, прыгнет в свою машину и врубит мигалку. Надеюсь, врач все-таки прибудет раньше и хоть чем-нибудь сотрет с моего лица кровь. Уайатт и прежде видел меня в крови, но… Словом, это вопрос самолюбия.

Автоматические двери магазина разъехались, вышли две женщины и с веселым щебетом потащили добычу к машинам. Увидев меня, первая взвизгнула и застыла.

– Не обращайте внимания на шум, – сказала я оператору. – Прохожие испугались.

– Боже мой! О, Боже мой! – Вторая женщина бросилась ко мне. – На вас напали? Вы в порядке? Что случилось?

Признаюсь честно: ненавижу, если помощь приходит, когда она уже не нужна.

Стоянку наводнили машины с мигалками, припаркованные под самыми разными углами, повсюду были видны переговаривающиеся мужчины в форме. Никто не умер, дело не требовало спешки. Один из мигающих фонарей стоял на крыше машины «скорой помощи», а врачей звали Дуайт и Дуэйн. Нарочно не придумаешь. Не люблю имя «Дуэйн», потому что так звали убийцу Николь Гудвин, но нельзя же напрямик заявить об этом Дуэйну-врачу, который, кстати, оказался очень заботливым и спокойным, осторожно стер кровь с лица и перебинтовал рану на голове. Я ободрала себе лоб, других ран на лице не было – видно, при падении я ударилась лбом.

Врачи подтвердили, что у меня сотрясение, и я сначала порадовалась – люблю, когда мою правоту подтверждают, – а затем ужаснулась: сотрясение не впишется в мой график, жесткий и безо всяких травм.

Одного из патрульных, офицера Спанглера, я помнила еще по делу об убийстве Николь. Я лежала на носилках, он брал у меня показания, а врачи умело вытирали кровь, накладывали повязки и готовили меня к транспортировке, когда наконец прибыл Уайатт. Мне даже оглядываться не пришлось: я узнала его машину по визгу шин и резкому хлопку дверцы.

– А вот и Уайатт, – сообщила я офицеру Спанглеру.

Я не повернула голову, потому что вообще старалась не шевелиться.

Он взглянул в сторону вновь прибывшего и поджал губы, пряча улыбку.

– Да, мэм, это он, – подтвердил Спанглер. – Он связался с нами по рации.

Старшие коллеги по полицейскому управлению недолюбливают Уайатта за то, что он обскакал их. Но офицер Спанглер служит сравнительно недавно, вдобавок он моложе, потому не завидует и не злится. Он выпрямился и почтительно кивнул. Уайатт подошел, подбоченился и уставился на меня сверху вниз. Он был в джинсах и рубашке с длинными, закатанными выше локтя рукавами. Табельное оружие висело в кобуре на уровне правой почки, жетон был прицеплен к ремню. Рацию он держал в руках и вид имел мрачный.

– Я в порядке, – сказала я Уайатту, внутренне содрогаясь от выражения его лица. Таким я его уже видела. – В целом.

Он сразу перевел пронзительный взгляд на Дуэйна. Дуайт возился с чемоданчиками, убирал в них медицинское барахло, поэтому удар принял на себя Дуэйн.

– Что у нее? – спросил Уайатт, будто и не слышал меня.

– Вероятно, сотрясение, – ответил Дуэйн, наверняка нарушая какие-то правила, но медики и копы заодно. Полицейскому ничего не стоит выведать у врача то, что он больше никому не расскажет. – Рваная рана на голове, несколько ушибов.

– И ссадины о дорожное покрытие, – мрачно добавила я.

Дуэйн улыбнулся мне:

– Правильно.

Уайатт присел на корточки возле носилок. Яркая лампа, которую включили врачи перед началом работы, бросала на его лицо резкие тени. Он казался суровым, почти грозным, но моей руки коснулся ласково.

– Я поеду следом за «скорой», – пообещал он. – А по пути позвоню твоим родителям. – Он метнул взгляд в Спанглера: – Закончите допрос в больнице.

– Слушаюсь, сэр. – Офицер Спанглер захлопнул блокнот.

Меня погрузили в «скорую» – точнее, носилки погрузили, а поскольку на них лежала я, то и я очутилась внутри. Двойную дверцу закрыли, я успела увидеть в щель между створками, что на лице Уайатта борются ледяной холод и огненная ярость.

Мы вырулили со стоянки с мигалкой, но без воя сирены, чему я только порадовалась: у меня и без лишнего шума раскалывалась голова.

События развивались по сценарию, знакомому до боли. Честно говоря, он мне уже поднадоел.