Она лучше, чем ты. Развод (СИ)

Глава 18

Виктория.

Интересно, полицейские сами решили, что звонить нужно мне? Или Сержик не удостоил их ответом?

Мысли кружатся в голове, как стая ворон, а грудь теснит бессилие…

Он ведь мечтал об этом, так? Останется теперь в доме один со своим тарологом… Мечта, а не ситуация…

— Вик, успокойся, ладно? — вырывает меня из задумчивости голос Дамира. — Таня вернется в дом. Она там прописана, ведь так? Представители опеки будут обязаны проверить условия проживания девочки. И удостовериться, что она живет на принадлежащей ей по праву территории. А не где-то…

— … на съемной квартире, да? То есть Сержику не удастся сбагрить ее ко мне?

— Нет. У тебя нет жилплощади. Заявление о разводе находится в суде. Права ребенка не должны ущемляться. Она вернется домой, вопреки мечтам Сержика.

Все будто во сне… Замызганное крыльцо с переполненным, источающим запах сигарет и мочи мусорным баком, обшарпанная, тяжелая дверь, удушающие запахи, витающие в холле…

— По какому вопросу? — рявкает сидящий на КПП мужчина в форме.

— Моя фамилия Молчанова. Мне звонил Артем Андреевич. Здесь моя дочь, — отвечаю взволнованно, выуживая из сумочки паспорт.

— Проходите, мамаша. Вы знаете, с кем ваша дочь время проводит?

— Нет. То есть…

— Оно и видно, что нет.

— Оставьте свои домыслы при себе, — отрезает Дамир. — Где кабинет следователя?

— Справа по коридору. Грехов Артем Андреевич.

Мы не одни здесь… На лавках сидят заплаканные женщины. В углу темного, душного холла высится фигура неопрятного мужика. Перевожу взгляд на «обезьянник» и замираю…

Вот она, наша реальность… Танечка за решеткой — бледная, взлохмаченная, заплаканная… Какие-то девчонки и парни рядом с ней, и я…

Отвергнутая мама, живущая с кинжалом в груди.

Они вогнали его мне в грудь своим предательством. Их слова оказались куда острее, чем дамасский клинок…

«Она лучше, чем ты».

«Жанна моя подруга. Она понимает меня, а ты…».

«Ты старая, ненужная, никчемная… У нас были другие планы, а ты все испортила».

Они живут дальше в своей новой, потрясающей жизни… Без меня — той, кто им мешал и все портил. Раздражал проклятыми, домашними пирогами и чистотой в доме, надоедливой заботой…

Что же ты смотришь теперь на меня, доченька? Довольна?

— Здравствуйте, я Грехов. А вы Молчановы, так? — вырывает меня из задумчивости вышедший из кабинета следователь.

— Я мама, а это… Мой работодатель. Ваш звонок застал меня на работе. Скажите, а почему вы не сообщили отцу Тани об инциденте? Откуда у вас мой номер телефона?

— Так Татьяна сама его и дала.

Очуметь просто, как говорит молодежь… Мне сдохнуть хочется от расползающегося в груди чувства безнадежности… Значит, ей тоже надоело питаться в столовых и кое-как одеваться? Хочет указать мне на мое законное место — наивной терпилы?

— Странно…

— Вы будете допрашивать Татьяну в присутствии матери, ведь так? И сейчас сюда приедет адвокат Татьяны — Давид Саркисян, — уверенно произносит Дамир, пряча смартфон в карман.

Мне ни о чем не говорит это имя, а у Грехова вытягивается лицо…

— Тот самый? Давид Вартанович?

— Именно он. В чем обвиняется Татьяна?

— Сейчас я выпущу ее и… Побеседуем в моем кабинете.

В меня будто вогнали винт и медленно его прокручивают… Больно, тошно, гадко… Я не хочу облегчать жизнь предателям… И легко соглашаться на все условия тоже…

Понурая, будто неживая, Таня покидает «клетку». Ее сокамерники улюлюкают и свистят ей вслед…

— Крутая телочка! Никитос, повезло ей! А тебя прицепом не заберут?

— Неа, парни. Моя маман уже сюда едет.

Скольжу взглядом по лицам парней, узнавая в одном из них того самого Никиту.

— Проходите. Чайку вам предложить? — выслуживается Грехов. — А Давид Вартанович скоро подъедет?

Я никак не реагирую на Таню… Вообще никак. Она ищет моего взгляда и… Будто ждет чего-то… Старая Вика уже бы давно верещала на весь отдел, сетовала на свалившиеся на ее чадо беды и гладила несчастную по щекам… А я молча занимаю место на облезшем диване из кожзама и не смотрю на нее.

— Татьяна участвовала в грабеже элитного дома в коттеджном поселке, — листает дело Грехов.

— Погодите, этого не может быть. Никита, он… Это ведь Никита находится в обезьяннике? Или я ошиблась? — играю в искреннее удивление я.

— Именно так, — отвечает Грехов. — Никита Белов. Он неоднократно привлекался, но отделывался условным наказанием. Сейчас же ему светит реальный срок.

— Этого не может быть, — театрально закатываю глаза я. — Татьяна уверила, что Никита — порядочный молодой человек. Он умный и воспитанный, внимательный и… Таня, что же ты молчишь? И он учится в техникуме. Нет, нет… Моя дочь не могла связаться с уголовником.

Она багровеет. Прячет взгляд, выбрав в качестве объекта наблюдения носки собственных, грязнущих кроссовок. Молчит, не считая нужным остановить меня.

— Татьяна Сергеевна, что же вы молчите? — протягивает Грехов. — Вы были в доме или стояли рядом? Вы что-то брали в руки? Поймите, что…

— Брала, — злобно отвечает она, метнув в меня нечитаемый взгляд. — Да, я брала… Потому что Никита — единственный, близкий мне человек. Любимый… И я хотела попробовать, как это… Я хотела, ясно?

— Тогда мы не в силах помочь девочке, — совершенно спокойно произносит Дамир. — Артем Андреевич, верните ее в клетку.

— К слову… Мы с ее отцом разводимся. И скоро я лишусь прав опекать ее. Татьяна проживает в доме, где живет Сергей с новой невестой, — бесстрастно произношу я.

— А почему лишитесь? — недоумевает Грехов. — Разве вы употребляете? Вот у Никиты мамаша, так она…

— Нет. Я понимаю, что в нашей стране отказ от родителя юридически невозможен. Но я уважаю ее выбор. Она приняла сторону отца и новой мамы. Скорее всего, Танечка по ошибке продиктовала вам мой номер телефона. Она просто забыла… В общем, теперь ее воспитанием и обеспечением занимается отец и его новая супруга. Вернее, невеста.

— Если так, то вам, Виктория Анатольевна, следует добровольно отказаться от родительских прав. Чтобы вас не дергали попусту, — совершенно серьезно произносит Грехов.

По лицу Тани текут крупные слезы… Она не всхлипывает, не истерит… Просто… деревенеет от боли и одиночества. Она ведь не случайно дала мой номер?

— Странно, что до Сережи не дозвонились, — усмехаюсь я, делая вид, что вся эта ситуация меня забавляет.

— Почему же… Дозвонились. Он настоял, чтобы приехали именно вы, — пожимает плечами Грехов. — И забрали девочку к себе…

— А вот это незаконно, — встревает Дамир. — У Виктории нет жилья. Она проживает в подсобке ресторана. А Таня прописана в доме, принадлежащем Сергею Молчанову. Вы же не хотите потакать нарушению жилищных прав несовершеннолетней?

— Конечно же, нет. Я не знал, что у Виктории Анатольевны неподходящие условия проживания. Тогда, конечно… Я сейчас же приглашу сюда отца девочки.

Через минуту дверь распахивается, являя взору четверых: побледневшего Сергея, его расфуфыренную Лыкову, пьяную, растрепанную женщину и представительного мужчину в клетчатом пиджаке.

— Здравствуйте, — протягивает Грехов. — Вы Молчанов?

— Да. Вика, а в чем дело? Почему мне звонит какой-то адвокат и…

— Этот адвокат я, очень приятно. Меня зовут Давид Саркисян. А вы хотите нарушить законные права дочери? Или… Уточните, по какой причине вы отправили в полицию почти бывшую жену, не имеющую достойных для проживания ребенка условий? На что вы рассчитывали?

Видели бы вы Лыкову… Ее бледность неспособны скрыть густые тени и румяна… Видок у нее, как у объевшейся лимонов бабенки. И Сержик кипит…

Не удался план, да?

— Если новые опекуны Татьяны на месте, я могу идти? — с легкостью произношу я, бросая взгляд на Дамира.

— Можете идти. Но лучше останьтесь.

— Начальник, где сынок мой? Никитка, — хрипло бормочет пьяная женщина.

— До вас тоже дойдет очередь. Подождите в коридоре.

Наслаждайся, Танечка… Ты же такой жизни хотела? Получай, дочка…