Виктория.
Боже, как же он меня целует… Голова кружится, а перед глазами пляшут черные мушки… Я будто вернулась в юность. Как там Зойка говорила — попаданка в прошлое?
Растворяюсь в объятиях Дамира и не дышу почти… Обнимаю сильные плечи, глажу затылок, зарываюсь пальцами в его волосы… Он мой, выходит? Боюсь поверить, что все происходящее — правда…
Отдаюсь на поруки судьбе, доверяю… Устала сопротивляться и все на себе тащить.
И любить хочу, как в юности…
Слепо и без оглядки…
— Дамир, это становится неприличным, — шепчу, отлипая от него. — Мы весь вечер прячемся в твоем кабинете. Стыд и позор нам.
— Ага. После того как ты сказала мне да… Молчанова, давай поедем к тебе и соберем вещи? И Кейси скучает по Вилли. Ну, зачем псу жить в крохотной квартирке? Танюшка сама справится. Она умница такая стала… Хозяйственная, старательная. Гульнара ее хвалит все время.
— Оставить жить одну? Я думала, она поселится в твоем доме?
— Я не против, конечно. Наверное, ты права… Ей может потребоваться помощь. Она ребенок, к тому же беременная… Мало ли…
— Постой, Дамир. Я готова оплачивать аренду этой квартиры. Таня родит и захочет жить самостоятельно.
— Оплачена на год. Так ты согласна переехать? Или будешь ждать развода?
— Нет, не буду. И я согласна, — робко целую его в щеку.
— Молчанова, я тебя съем ночью, — шепчет он, вновь притягивая меня к груди. — Надеюсь, тебе можно? Или…
— А если «или»? — улыбаюсь я.
— Буду ждать. Я мужик не гордый, столько лет ждал, так и еще…
— Все в порядке со мной. Но я бы хотела с дочкой поговорить.
Танюшка убежала после праздничного чаепития. Отпросилась, сославшись на учебную загруженность…
Дамир подвозит меня к дому и остается ждать в машине.
Сердце прыгает в груди, как резиновый мяч, когда я поднимаюсь в квартиру…
Меня встречает Вилли. Судя по мокрым лапам, Таня успела с ним погулять.
— Привет, Танюш, — вздыхаю я, робко проходя в комнату.
— Там сырники на сковородке. Кривоватые, но вкусные, — не глядя на меня, протягивает она.
Сидит за столом и пишет что-то, пишет… Всю свою боль, наверное, выплеснула в учебу. Муки совести, обиду, гнев…
Папаша-то не вспоминает о ней.
Ни мне не звонит, ни дочери…
Только и успевает за своей горной козочкой бегать.
Лилия Сергеевна проболталась, что видела ее последний выпуск с его участием. Лыкова представила многочисленным подписчикам будущего мужа…
— А ты не поухаживаешь за мной? Устала что-то…
Как подступиться к ней? Поговорить... Мы две недели живем под одной крышей, как чужие люди. Или вежливые, равнодушные соседи…
— Сейчас.
Включаю чайник, слыша ее тихие шаги за спиной. Таня распахивает дверку холодильника, вынимает сметану и варенье, а потом…
Подходит ко мне и крепко обнимает со спины…
Замираю. Слезы тотчас затапливают глаза… На столешницу капают.
Ее дрожь такой силы, что я ее ощущаю…
— Мама… Мамочка…
— Доченька, Таня…
— Мама, ты меня не обязана прощать, — всхлипывает Таня. — Я так точно никогда не прощу себя. Я так ошиблась… Затмение будто, вспышка. Сама не знаю, почему я тогда… Столько наговорила всего тебе. Прости... Мне очень жаль.
— Хватит уже. Я давно простила, — обнимаю ее тонкие плечи и глажу волосы. — Ты у меня такая умница. Горжусь тобой.
— Мам… У меня никого нет в жизни. И ты права была… Я его так сильно любила. Как ты Дамира в юности. Он мне все рассказал. Я жизни не представляла без Никиты. Потому и клюнула на обещание Жанны помочь.
— А что сейчас, Тань? Вы общаетесь? — не перестаю ее гладить я.
— Нет. Он же… Мам, ты тогда ушла, а Никита… Он пытался меня обвинить в краже. А я ничего не делала. Просто рядом была. В квартале от того дома. Давид Вартанович нашел записи с камер видеонаблюдения и доказал, что я непричастна к краже. Меня потому и отпустили… Я даже не свидетель. Я — знакомая вора и беспредельщика. Мам, он мне таким крутым казался. Взрослым, смелым, бесстрашным. Я жизнь сломала себе, — произносит Таня с надрывом. И живота касается.
— Танечка, родная моя… Все будет хорошо, мы справимся. Я обещаю тебе. И малыш… Ну так уж вышло. Значит, он должен быть в этом мире. И все.
— Мам, а я могу жить здесь? Когда рожу?
— Да. Меня Дамир внизу ждет. Он хочет, чтобы я переехала к нему. И Вилли тоже.
— О! Вилли — главный член семьи, — усмехается она. — И мне нужно вещи собирать? Меня примете?
— Да, конечно. Тань, а папа тебе тоже не звонит? — спрашиваю, упаковывая мусор в пакет.
Перекладываю продукты в контейнеры, протираю стол. Надо бы завтра сюда наведаться и тщательно все вымыть.
— Нет. И эта мымра… тоже. Мам, а ребенок у Жанны не от папы.
— А ты откуда знаешь? Я думала, что это тайна.
— Я ее частенько с мужиком одним видела. Она хлопала глазками и говорила, что это ее давний друг. Но друзья не дарят цветы и не целуют в губы.
— Я хочу, чтобы папа узнал о том, что ребенок не от него как можно позже, — подмигиваю я. — Было бы хорошо, если тот мужик окажется негром. Вот потеха будет.
— Мам, а как ты догадалась? — округляет глаза Таня.
— Ты серьезно?
— Шутка. Но видела бы ты себя со стороны. Он обычный мужик, взрослый. Глаза карие. Темноволосый.
— А наш папа — голубоглазый блондин. Так что не исключаю его шока при встрече с малышом.
— Мам, я рада за тебя... Дамир Романович очень хороший, — обнимает меня Таня. — Мы много общались, когда ты не видела. Он советовался, как к тебе подступиться.
— Эх, Танька... Разве я могла предположить, что мы снова встретимся?