Глава 60
— У меня нет секретов от семьи, Булат.
Сукин сын. Никогда не думал, что брат у меня такой противный. А ещё интриган и двуличный.
— Говори здесь. Или тебе есть что скрывать?
— Нет, — цежу сквозь зубы и бросаю взгляд на свою малышку. То ли у неё амнезия, то ли она специально сроит из себя ангела рядом со мной и делает вид, что не знает меня. — Хорошо. Позже. Присядем? Кажется, вы шокировали маму.
Беру родительницу за ладонь и, не сводя пристального взгляда с этих двоих, сажаю женщину за стол.
— Да-да, — лепечет она, хватая салфетку и обмахиваясь ею. Охренеть. Не только её довели, но и меня. Еле сдерживаюсь. Огромное желание подойти к Уле, забрать её и закончить весь этот цирк.
Чёрт. Но вместо этого сажусь напротив блондинки. Ни на шаг от брата не отходит.
Мама с отцом начинают допрос, начиная семейный ужин. А я сверлю взглядом Ульяну.
Блять, и злиться не могу на неё.
Шикарна, как никогда.
Главное, чтобы её ротик не сболтнул лишнего.
А то, что обмануть меня вздумала… Так гормоны. Мало ли что в её головку маленькую взбрело? Пусть. Я на неё злиться не могу. Нет, могу. Но зла причинить… никогда.
Под этой атласной тканью в районе животика наш малыш.
Что ж, прощу ей эти дурацкие игры с братом.
А вот с ним разберусь. И устрою допрос. Сразу после того, как мы переступим порог дома, окажемся на улице.
История у них, конечно, огонь. Вся правдивая, ничего не скажешь. Выдумывать ничего не пришлось.
Только меня в ней нет.
— Интересно, интересно, — покачивает головой отец. Ведут они себя так, как и должны. Не кидаются к Ульяне с объятиями. Наоборот, ведут себя отчуждённо, хотя она — их родная внучка.
Плевать. Плевать на всё. Почему она не встаёт? Почему они не уезжают?
Мы сидим уже сорок минут, а может, и того больше.
Я сгораю от нетерпения.
— Булат сегодня такой тихий, — замечает мама. — Не проронил ни слова за вечер. На тебя не похоже, сынок.
— Да, не похоже, — тихо и медленно кидает брат. — Заболел?
— Нет. Все вопросы задают и без меня. Я сегодня слушатель.
Так и хочется снять всю эту лапшу с ушей. Но я жду.
Ульяна подаётся вперёд, к брату, и укол ревности заставляет сжать кулаки. Вытягивает шейку и что-то шепчет на ухо Бодрову.
Блять.
Держаться. Держаться.
Не убить.
— Извините, — подаёт свой нежный голосок. — Я отойду, и мы сможем поговорить ещё.
Весёлая, несмотря ни на что, поднимается со стула, выходит из-за стола. Крутит головой по сторонам, разыскивая, в какую дверь идти.
— Прямо и налево, солнышко, — подсказывает ей Мирон.
«Солнышко».
Я готов отправить его к настоящему солнцу, чтобы он сгорел.
Нельзя так говорить, Булат.
Но бесит!
— Спасибо, — неловко чешет макушку Уля. Ведёт себя так, будто ничего не произошло, а мы и вовсе не знакомы.
Лёгкой походкой, цокая каблуками, выходит из столовой. И я тут же слышу требовательный голос отца:
— Объяснись, сын.
Мне неинтересны их перепалки. Но родителей я понимаю. Вот если бы я пришёл в дом с Сирениной и сказал, что она — моя беременная девушка, вопросов возникло бы намного меньше.
Достаю телефон и делаю вид, что мне кто-то звонит.
— Отойду, по работе, — встаю из-за стола.
Мирон никак на это не реагирует.
Блять. У меня ощущение, что я реально до сих пор сплю, и всё это — бредовый кошмар.
Я направляюсь следом за Улей в уборную. И именно там нахожу утончённую, изысканную куколку, от которой губы изгибаются в улыбку. Стоит у огромного зеркала, уже повернувшись ко входу, ко мне лицом.
— Малыш, — делаю шаг вперёд, к ней. Поднимаю руки, чтобы обнять её, прижать к себе. — Ты что здесь делаешь? Поехали домой?
Внезапно на щеке ощущаю слабый удар. Такой, что голова даже не двигается.
Если пару минут назад в голубых глазах была наивность и доброта, то сейчас — искристая ярость.
— Это тебе за то, что всё это время скрывал от меня правду.
Опять улыбаюсь, как дурак, смотря на свою боевую беременяшку.
— Заслужил, — киваю, а пальцы уже тянутся к её тонкой талии.
Вмиг вторую щёку обжигает.
А я не могу на неё разозлиться. Ничуть.
— А это? — уточняю. Пусть бьёт, может, легче станет.
— За то, что обманывал меня и своего брата. Он искал меня. А ты тем временем укрывал меня в своём доме непонятно где и заделал мне ребёнка.
— В принципе, заслуженно, — хмыкаю, разминая пальцами челюсти. — Что-то ещё? Какую щёку тебе подставить?
— Булат, — она тихо, обречённо выдыхает. — Ты совсем сошёл с ума? Ты не понимаешь, что натворил? Это огромная ошибка. Из-за тебя.
— Ты даже не попытаешься меня выслушать?
— Нет. Мне уже достаточно известно. Я пришла сказать тебе, что между нами всё кончено. Я больше не позволю собой пользоваться.
— Всё? — выгибаю выжидательно бровь.
— Я тебя ненавижу.
Издаю тихий смешок, когда куколка после этих слов срывается с места. Но я хватаю её за запястье, останавливая у самого выхода.
Значит, они сделали это специально. Этот вечер, её появление… Даже этот разговор. Не зря Мирон сказал ей вслух, куда идти.
Брат постарался.
— Не глупи, — не держу на неё зла и с улыбкой проговариваю: — Ты беременна от меня. Носишь под сердцем моего ребёнка. Мы друг друга любим. И ты от меня никуда не денешься.
В невинных и больших глазах, как у Бэмби, блестят слёзы.
Розовые пухлые губы распахиваются, и Ульяна оглушает меня тихими словами:
— Твоего ребёнка больше нет.
Пол на мгновение уходит из-под ног. Паршивка успевает выдернуть руку из ослабевших пальцев и убежать. А я за эти несколько секунд успеваю задохнуться. Воскреснуть. И снова лишиться всех чувств, ощутить себя мёртвым.
Как моего ребёнка больше нет?..