Глава 63
Ульяна
Состояние, преследовавшее меня неделю назад, когда я узнала о родстве Бодрова и Басманова, вернулось. Только уже по другой причине.
Лучше бы я вчера никуда не ездила. Не видела того бреда.
Но эта картина стоит перед глазами уже второй день. Вчера я так и не смогла собраться с мыслями и поехать в клинику. Омрачить такой хороший день я не решилась.
И сегодня проснулась от стонов в своей же голове.
От чужих бабских стонов, вызванных Булатом.
Мотаю головой, натягиваю одеяло до подбородка и не желаю вылезать из своего укрытия весь день.
Я вчера так и не поговорила с отцом. Хотя он спрашивал, как дела.
Ничего не рассказала. Попросила время оправиться. Боялась расплакаться при нём.
А усугублять их и без того натянутые отношения не хотелось.
Бодров всё ещё злится. Но всё равно попытался нас помирить.
Как-то я спросила у него, как он отреагирует, если мы снова с Булатом сойдёмся…
И он сказал честно — что сначала разобьёт брату нос. А потом, вспомнив его характер, оставит нас в покое. Конечно, натянутые отношения и злость никуда не денутся. Но ему важно счастье дочери.
Я вообще заметила, что у него бзик на этом родстве. И он заботливо и хорошо со мной обходится. Когда я рассказала ему обо всём, первым делом поехали эту новость отпраздновать. И он сводил меня на картинг.
Я радовалась, как маленькая девочка…
А сейчас весь этот восторг пропал.
В дверь неожиданно стучат.
Поворачиваю голову на звук и сипло хриплю:
— Войдите.
Надеюсь, не видно, что я плакала всю ночь.
Дверь открывается, и на пороге появляется отец. С подносом в руках. Выглядит смешно с его суровой физиономией.
— Хватит спать, — строго чеканит, нахмурившись. — Всю жизнь проспишь.
— Я на это и рассчитываю.
Он ставит поднос рядом, на тумбочку, присаживаясь рядом со мной на постель.
— Не задался разговор с Булатом?
Отрицательно качаю головой.
— Он был с девушкой, — кто-то дёргает меня за язык, и я решаю пожаловаться. Глаза Мирона округляются, но в следующее мгновение опасно сужаются. А красивые пальцы собирают одеяло, сжимая его от злости.
Встаёт с кровати, но я быстро хватаю его за руку. И сама поднимаюсь, уже присаживаясь.
— Всё нормально. Меня это не задело.
— Да я вижу, — отчего-то огрызается, вырывая свою ладонь. И увидев моё замешательство от его гнева, гаснет и успокаивается на глазах.
Вздыхая, плюхается обратно на постель. Устало потирает переносицу.
— Извини. Когда обрёл дочь, а её кто-то обижает — хочется автоматом уеб… ударить.
Натягиваю улыбку и бью его по плечу.
— Я сама за себя могу постоять, не переживай. Но я запомню! Проблемы — бегу к папе.
С трудом зову его так.
Всё же двадцать лет жить без отца, а потом вдруг так перестроиться… тяжело. Говорю это только для того, чтобы быстрее привыкнуть. И ему, и мне.
— Да папа тебе уже проблем сделал, — усмехнувшись, свешивает руки, сцепив в замок. Смотрит на них, кажется, пытаясь успокоиться. — Знал бы, не отправил бы тебя туда. Но родители волновались. А он когда в запое — пиши пропало. Его только смерть вытащит.
— Я похожа на смерть? — оскорбляюсь и надуваю губки. Пытаюсь не киснуть хотя бы при Мироне. — Неужели всё так плохо?
— Сейчас? — поворачивается ко мне, осматривая явно опухшее после слёз лицо. — Очень. Тебе бы умыться.
— Ну, спасибо за поддержку.
— Не за что. Но я вообще не для этого пришёл.
— М? — вызывает у меня интерес.
— Булат приехал.
Внутри всё цепенеет и леденеет одновременно.
— Когда?
— Час назад.
— И что говорит?
— Ничего. Спросил, где ты. Ответил, что спишь. Сидит, ожидает, пьёт чай. Знаешь, по нему и не скажешь, что он пил безвылазно три дня.
Конечно. Та девушка постаралась. Воскресила его. Дала силы.
— Понятно, — отвожу взгляд в сторону, на поднос, где лежат несколько бутербродов и шоколадка. Рядом — горячий чай с брусникой. — Поэтому принёс мне завтрак, чтобы я не выходила?
Коротко кивает.
— Подумал, что ты не захочешь.
Это правда…
Но…
— Я выйду, — сжимаю ладони в кулаки. — Не хочу быть слабой перед ним.
— Я тебе доверяю.
Знаю… Не доверял бы — не позволил бы нам тогда поговорить. Ему жутко хотелось ударить брата. Но он сдержался. Чтобы мы смогли встретиться. Если бы тогда сразу же завязалась драка — мы бы уехали. Не знаю, в каком составе. Но кто-то из них — на скорой помощи.
— Но сначала, — игриво произношу и тянусь к бутерброду. Желудок урчит, прося покушать. Что и я делаю.
Отец встаёт с кровати, поправляет брюки. Даже в свой выходной одет стильно и красиво. Так и не скажешь, что ему почти сорок…
— Приятного. Не буду мешать.
— Спасибо.
Бодров вообще немногословен. Поэтому я и стараюсь общаться с ним так же, чтобы не надоедать.
Жалко, что, когда он уходит — весь мой запал куда-то пропадает.
Бью себя ладонями по щекам.
Соберись, Ульяна!
Откидываю одеяло в сторону, подлетаю к шкафу. Вещей там мало — я не успела перевезти сюда свою одежду, а новой купить удалось совсем немного. Мне очень неловко пользоваться деньгами Мирона, хоть он и вручил мне карту.
Стоя в одной пижаме перед зеркалом, поднимаю атласную майку, рассматривая плоский живот.
Опускаю на него ладошку и прикрываю глаза.
— Дай мне сил, малыш, — прошу его, приводя мысли в порядок.
Выхватываю из шкафа первое попавшееся платье. Бегу в ванную, принимаю душ, делаю маску, пытаясь придать лицу свежий вид. Получается плохо. Провожу с волосами несколько манипуляций, делая их вьющимися. Надеюсь, хоть они отвлекут взгляд от моей опухшей физиономии.
Чуть-чуть подкрашиваюсь, переодеваюсь.
С трудом выхожу из комнаты. Спускаюсь по лестнице вниз. Каждый шаг даётся с трудом, будто я иду на эшафот.
А там, внизу, сидя на диване, смотря в телефон и дёргая ногой, сидит моё персональное наказание и мой маленький ад.
Натягиваю улыбку, весело переступая через ступеньки. И как ни в чём не бывало бодро выдаю:
— Доброе утро!
И притягиваю к себе всё внимание Басманова.