Дамир трет подбородок, тяжело вздыхает, даже взгляд на мгновение отводит, словно размышляет еще, стоит ли меня посвящать в тайны своего друга или нет.
— Она устраивала ему сюрприз, именно в этом зале, — тяжело говорит он. — Меня просила лично, чтобы помог.
— И? — не понимаю я. — Это дань памяти какому-то сюрпризу? Он хочет себе такой же ресторан только потому что здесь ему устроила жена сюрприз?
— Она сообщила ему здесь о беременности… Тася… — он произносит мое имя мягко, но я чувствую в его голосе нотки давления, и все же продолжаю смотреть на него в упор. Он сам предложил мне эту работу, сам свел со своим другом, поэтому… видимо все это читается в моем взгляде, и Дамир продолжает. — Она не могла забеременеть почти десять лет.
Господи.
— И она покончила с собой беременная? — ужасаюсь я. Неужели то, что сказала та женщина действительно правда.
— Кто тебе такое сказал? — щурится Дамир, сжимает кулаки даже, словно это его лично оболгали.
— В его ресторане. Женщина на втором этаже. Бухгалтер она или кто… — сдаю я женщину с потрохами.
— Понятно, — Дамир кивает и, словно успокоившись, говорит: — это не было самоубийством, она просто сорвалась с балкона.
— Просто сорвалась? — недоверчиво щурюсь уже я. — Разве такое бывает?
— Да, Тая, бывает. Большего я тебе не скажу. И не потому что я хочу хранить от тебя какие то секреты, а потому что меня все это тоже не касается. Это не твое и не мое дело. Это личная жизнь Давида, лезть в которую не нужно. И все что он решил оставить в тени, так и останется в тени.
Я киваю и натянуто улыбаюсь. Я… понимаю Дамира и не злюсь на него, но в голове ворох мыслей. Совершенно сейчас ненужных мыслей. Такая обстановка. Такой момент. Такой день. И такой совершенно неуместный разговор, который я же сама и начала.
Прикусываю губу и тянусь ладонью к руке Дамира, накрываю ее и крепко сжимаю. Натянуто улыбаюсь, а затем совершенно неожиданно для самой себя говорю:
— Я тебя люблю.
Глаза Дамира расширяются, губы приоткрываются, он облизывает их, сглатывает, а мне так страшно. Какие-то доли секунды всего проходит, пока я смотрю то на его глаза, то на его губы и жду… но они кажутся вечностью, потому что в памяти проскальзывает тот день когда я ему впервые сказала о том, что люблю его. Я тогда была такая счастливая, мне сказали, что с малышом все в порядке, и я была так переполнена этим счастьем и… любовью к Дамиру, что меня просто разрывало от необходимости ему это сказать. А он в ответ на это спросил меня, что я принимала. Было больно.
Поэтому сейчас эти мгновения ожидания они мучительны. И, да, я уже внутренне начинаю себя корить за то, что сказала ему это вообще. Ведь зарекалась же, после реакции Дамира, что первой никому больше таких слов не скажу, но повторяю собственную ошибку…
— Тая, я тебя тоже люблю. Я тебя больше чем люблю, я без тебя не существую, — я слышу его слова, и тяжело и громко выдыхаю, я не знаю как у меня вообще получается выдать тот звук, что раздался откуда-то из моей грудной клетки, но я то ли простонала, то ли взвизгнула, то задохнулась, то ли подавилась собственной слюной и все это вместе.
По щекам текут слезы, я крепче сжимаю руку Дамира и больно закусываю губу. Обычные слова. Всего лишь какие-то слова, но они вызывают во мне такую доселе мне неведомую бурю, аж страшно, что не удается совладать с этим.
Дамир резко подскакивает, не отпуская моей руки, обходит стол, разворачивает мой стул, садится на корточки у моих ног, а затем кладет голову мне на колени и крепко меня при этом обнимает. Я наклоняюсь и обнимаю его в ответ. Слезы текут вовсю, я же хаотично пытаюсь то ли погладить его по голове, то ли поцеловать, то ли все вместе.
Господи, как же сильно я его люблю, и как же меня разрывает от того, что это взаимно, что он сейчас прижимается к моим коленям так … так… словно я и правда весь его мир.
Щеки горят, губы уже начинает щипать, так же как и кожу вокруг глаз.
Я не знаю сколько времени проходит к тому моменту, как Дамир поднимает голову с моих колен. Кажется слишком мало, потому что слишком хорошо. Эти мгновения настолько ценны, настолько нам нужны, что мне не хочется, чтобы они заканчивались, мне нужно сохранить их навечно, оставить в себе. Запечатлеть не только в памяти, но и наших сердцах. Наших телах.
Но когда я встречаюсь с Дамиров взглядом меня прошибает вновь — его глаза влажные, так же как и… господи, подол моего платья.
Я обхватываю ладонями его щеки тянусь к нему и целую. Господи, с какой же силой я его целую. Словно это последний поцелуй в нашей жизни. А когда он закончится случится конец света, армагедон, всемирный потоп, ядерный взрыв. Человечество и мир перестанут существовать. Только наш поцелуй. Который не должен не заканчиваться никогда. Его мягкие вкусные губы на моих, его крепкие и требовательные руки, сжимающие мои бедра и мы вдвоем.
Здесь. В том самом месте, что придумала я, а Дамир воплотил в реальность.
— Поехали отсюда? — первые слова, которые я слышу, когда наш поцелуй заканчивается, я на это только киваю, и тут же начинаю подниматься.
Мы быстро собираемся, и идем вниз. Только на этот раз через зал.
— Я скажу им, чтобы все убрали и приготовили для следующих гостей.
— У тебя так все расписано?
— Сегодня у Гордея с Леной годовщина. Она приготовила ему сюрприз.
Я сбиваюсь с шага.
— Что? — Дамир тормозит, глядя на меня вопросительно.
— Ноги ватные после твоего поцелуя, — улыбаюсь я, и Дамир верит. А я испуганно перевожу взгляд туда, откуда мы только что ушли. Почему-то кажется, что сюрприз Гордею не понравится.