Агата
— Что вообще врачи говорят? — спрашиваю подругу, глядя в лобовое стекло на то, как падает мелкий снег.
— Что реабилитация проходит хорошо, — вздыхает она. — После Нового года обещали отправить домой.
— А самочувствие?
— Адски болит спина, спасаюсь только обезболивающими. А как ты?
— Нормально. Жду Пашку с диализа.
— А Матвей?
— Ой, Гельчонок, даже не знаю, что тебе сказать. Я так люблю его, что даже в груди ноет.
— А он?
— Он ведет себя странно. Был в командировке две недели. Не звонил, не писал. Я уже думала, что все, на этом наши приключения закончатся. А потом он вернулся, привез меня к себе, мы переспали. А после этого… — я порывисто вздыхаю, — он просто отвез меня домой. Типа знаешь, как будто попользовался, а дальше я ему уже не нужна.
Это второй раз, когда я откровенничаю с подругой, и все еще чувствую себя неуютно по этому поводу. Но удержать в себе все свои переживания уже не могу, иначе они выплеснутся в самый неподходящий момент.
— Он как-то объяснил свое поведение?
— Нет. Поэтому я уже три дня его игнорирую. Не беру трубку и не отвечаю на сообщения.
— Агата, — вздыхает Геля, — я даже не знаю, что тебе сказать. В смысле, выслушав тебя, хочется посоветовать бежать от него. Отношения не должны причинять боль, — с горечью говорит она, и я понимаю, что сейчас Геля думает не столько о нас с Матвеем, сколько о своем Демоне. — Если приносят, надо с ними заканчивать. Но кто я такая, чтобы советовать? Сама в эту воду вступала, и не единожды.
— Он не звонил? — спрашиваю и снова слышу тяжелый вздох.
— Нет. Я и не хочу. — Врет, и я понимаю это по дрогнувшему голосу. — Пускай найдет себе более подходящую.
— Но ты же все еще любишь.
— И что? Любое чувство со временем проходит. Мы не увидимся еще долго, так что…
— Ой, Гельчонок, — вздыхаю в тон подруге. — Ну что ж мы выбрали не тех, а?
— Не знаю. Наверное, и такой опыт надо пережить. Как твои родители? Как Пашка?
Я рассказываю вкратце о маме, брате, вру о том, что виделась с отцом. Никто из моих приятелей не знает правды. Я от всех скрыла, что мой отец мошенник, который сидит в тюрьме. Мне чертовски стыдно признаться в этом, поэтому я всем вру, что родители просто развелись, хотя на самом деле они до сих пор официально в браке. Папу я ни разу не навещала, потому что адски обижена на него за то, что поставил нас в такое положение, лишив всего, что было нам дорого.
— Секунду, у меня вторая линия, — прерываюсь, чтобы заглянуть в телефон. — Гельчонок, прости, надо бежать, Пашка закончил.
— Передавай ему привет.
— Целую тебя, моя отважная девочка, — говорю в трубку, и мы прощаемся.
Забрав брата, везу его домой, где мама крутится перед зеркалом, примеряя новое платье.
— О, какая красота, — улыбаюсь, прижавшись плечом к дверному косяку. Мама оборачивается и делает еще один поворот, отчего подол платья кружится, а она смеется. — По какому поводу обновка?
— Грядет новогодний корпоратив, хочу уже сейчас быть во всеоружии.
— Потрясающее платье.
— Спасибо. А Паша где? — вскидывается она.
— В душ пошел.
— Ты какая-то грустная.
— Мам, я встречаюсь с Матвеем Громовым.
Она на несколько секунд зависает, улыбка потихоньку сползает с ее лица, а потом мама присаживается на край кровати.
— Агата…
— Знаю, мам. Знаю. Он мне не пара и все такое. Но сердцу ж не прикажешь.
— Ой, дочка, — вздыхает она и качает головой. — Откажись от этих отношений, пока не стало поздно.
— Уже стало, — говорю я, а ее глаза расширяются. — Я люблю его. Давно.
— Как давно?
— С первого курса.
— Почему ты ничего не говорила? — шокировано спрашивает она.
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Сначала это было невинным чувством, и я не надеялась, что оно перерастет во что-то большее. А когда поняла, что уже по уши, поздно было что-то менять.
— Ох, — выдыхает мама. — Но ты сама, кажется, не рада этим отношениям.
— Мам, я не знаю, что с ним делать, — внезапно начинаю рыдать, спрятав лицо в ладони.
— Моя маленькая, — мама подскакивает с кровати и, обняв меня, усаживает на нее и, покачивая, ждет, пока я успокоюсь. — Расскажи мне все.
Разговор у нас получается долгий. Конечно, я не рассказываю о том, что переспала с обоими братьями, хотя упоминаю то, что рассказал мне Денис. Матвей передал брату мой контакт, потому что сам не хотел со мной связываться. А потом этим двум засранцам стало скучно, и они решили, что будет забавно развлечься со мной вместе. Правда, я смягчаю для мамы суровую реальность и просто говорю, что сначала встречалась с Дэном, когда думала, что Матвей — это он. А потом якобы Матвей сам заинтересовался мной и запретил брату со мной встречаться. А еще я умолчала, что вообще спала с Денисом. Думаю, мама бы не оценила такой поворот событий.
К нам заглядывает Пашка, видит, что я тут развела сырость, и быстро ретируется, коротко ответив на мамины вопросы о процедуре. Мы идем на кухню, завариваем чай и продолжаем болтать до позднего вечера, пока мои слезы не высыхают и я не признаюсь маме, что люблю Матвея так, что готова простить ему многое.
— Так было и у нас с папой, — вздыхает мама. — В смысле, я была готова на многое закрыть глаза, только бы он оставался рядом. Знаешь, сколько раз я пожалела об этом? Единственное, что хорошее мне дал Юра, — это вы с Пашкой. Все остальное время я как раз каталась на качелях, о которых ты говоришь. Может, это прозвучит жестоко, но я вдохнула полной грудью только тогда, когда он оказался за решеткой.
Мы еще немного болтаем, а потом мама начинает зевать.
— Я не могу вставить тебе свои мозги, Агата, но рассказала тебе свою историю, чтобы ты понимала, какой итог может быть у этих отношений. Я не утверждаю, что именно так и будет, но ты кое-что должна знать о Громовых. Их бизнес… не совсем честный. Я не знаю подробностей, но не раз слышала, что они связаны с криминалом. Так что будь осторожна.
— Не переживай, замуж за него я точно не собираюсь, — грустно улыбаюсь я.
Мы желаем друг другу доброй ночи и расходимся по комнатам. Приняв душ, я заваливаюсь на свою кровать и открываю сайт компании Громовых, чтобы посмотреть на Матвея. На этих снимках он кажется неприступной скалой, и это целиком и полностью отражает его сущность.
Внезапно телефон в руках вздрагивает, и я чуть ли не роняю его, видя на экране “Матвей”. Сколько раз я хотела переименовать этот контакт в “Любимый”, как было в самом начале, когда я думала, что Дэн — это Матвей, но пока рука не поднимается. Пару секунд я решаю, стоит ли отвечать, а потом снимаю трубку. В конце концов, пора определиться. Или закончить эти отношения, зиму отстрадать и двинуться весной дальше, или как-то менять то, что между нами происходит.
— Да?
— Ты игнорируешь меня? — спрашивает Матвей.
— Я просто не хотела с тобой разговаривать.
— Обиделась на что-то?
— Слушай, — вздыхаю, заряженная маминой смелостью. — Я буду с тобой максимально откровенна, потому что мне надоело притворяться. Так вот да, я обижена. Почему ты после командировки, трахнув меня, сразу отвез домой?
— Ты сказала, что очень устала, а на ночь остаться не можешь.
Я не знаю, как реагировать. Не могу прямо сейчас переварить то, что он сказал. Вроде как причина для его поступка есть, но с другой стороны мне чертовски обидно, что он вот так, сразу после секса отвез меня домой и даже не поцеловал на прощание. В щечку не считается. Мне хотелось какой-то ласки, немного больше нежности, а так я чувствую себя использованной.
— Агата? — зовет Матвей, когда я не отвечаю.
— Я здесь.
— Я обидел тебя тем, что отвез домой? Почему ты не сказала, что тебе не понравился мой поступок? Я не умею читать твои мысли.
— Ты мог бы догадаться.
— Да не умею я догадываться! — раздраженно бросает он. — Научись говорить прямо о своих желаниях.
— Зачем ты позвонил?
В ответ слышу тяжелый вздох.
— Соскучился. Хочу увидеться с тобой.
— Уже поздно.
— Завтра?
— Я буду занята.
— Понял, — сухо отвечает он. — Тогда спокойной ночи.
— Спокойной, — успеваю сказать я, и он кладет трубку.
Зарывшись лицом в подушку, рычу. Чертов Матвей!