Агата
— Агата! — рявкает на меня хореограф, и я вздрагиваю. — Соберись, черт подери! Перерыв пятнадцать минут! Агата и Валера, делайте что хотите, но чтобы после перерыва собрались и сконцентрировались! — Сделав шаг ко мне, она понижает голос. — Иначе заменю вас вторым составом, ясно?
— Ясно, — отзываюсь я и поворачиваюсь к Валере. — Прости. Дай мне пять минут, я соберусь.
Выскочив за кулисы, бегу в туалет. Запираюсь в кабинке и опускаюсь на крышку унитаза, уронив лицо в ладони.
Неделя. Целая неделя прошла после той встречи в парке, а я никак не могу прийти в себя. Он не звонит и не пишет, хоть наверняка понимает, как накосячил. А я, дура, жду. Чего, черт побери?! И почему я обиделась на его слова о женитьбе? Я же не собираюсь за него замуж и не хочу совсем. Не только за него. В принципе. Тогда что меня так задело? Наверное, то, как пренебрежительно он описывает наши отношения. Типа это ничего не значащая фигня. Для меня это не так. Я люблю Матвея и к происходящему между нами отношусь очень серьезно. Конечно, не до такой степени, чтобы идти в ЗАГС, но и не так, чтобы утверждать, будто мы просто трахаемся.
Ну вот зачем я снова кручу в руках телефон? Он ведь все сказал там в парке и своим молчанием после.
— Господи, какая же дура, — шепчу и утыкаюсь лбом в колени.
Через десять минут возвращаюсь на сцену в полной боевой готовности. Там, в туалете, я провела с собой не один диалог, итогом которых стало желанное онемение. Что бы ни происходило в моей жизни, я делаю так, как всегда нас учила Алина: абстрагируюсь и слушаю только свое тело, полностью отключая разум. Тело помнит каждое движение, оно готово к выступлению. Все остальное второстепенно, таким и должно оставаться до окончания конкурса.
— Так, ребята, по местам! — хлопая в ладони, выкрикивает Алина из зрительного зала. — У нас всего полчаса до следующей труппы, так что собрались и прогнали всю программу без замечаний. Погнали!
Перед выступлением я стою за кулисами с остальными танцорами и наблюдаю за тем, как выступает труппа перед нами. Их номер уже заканчивается, так что скоро наш выход. Валера, положив руки мне на плечи, ритмично сжимает их. И для него, и для меня это некий способ расслабиться перед выступлением. Он называет меня своим собственным антистрессом. Мы так давно танцуем в паре, что все это уже происходит фоном, я даже не обращаю внимания на его жест.
— Классный номер, — говорит он негромко, и его слова едва слышны в общем гуле за кулисами.
— Ага. Особенно с элементами хип-хопа. Почему Алина нам ничего такого никогда не ставит?
— Боится, что в пуантах это будет выглядеть нелепо.
— А мне кажется, было бы круто.
Мы продолжаем обсуждать элементы, которые показывают на сцене танцоры, и внезапно мой взгляд, словно притянутый каким-то движением, ныряет в зал. Там, в глубине, практически у выхода стоит темная фигура. Мужская. Крупная. В костюме. На секунду сердце срывается в галоп от узнавания, но я отбрасываю эту мысль. Он не пришел бы посмотреть на мое выступление. Зачем? Я настолько ему безразлична, что Матвей не стал бы так напрягаться.
Я давно не жду своих собственных зрителей, потому что на мои выступления уже давно никто не ходит. Раньше ходила мама, когда у нее был график посвободнее. Это было еще в прошлой жизни до того, как папа сел в тюрьму. Пашка разок пришел ради приличия, сказал, что танцую я красиво, но больше он не придет, ему скучно смотреть на такое. Дед тоже раньше посещал мои выступления, а потом, когда его здоровье совсем стало подводить, я сказала, чтобы не приезжал. Так я и осталась одна в зале, полном людей.
Но сегодня нашу труппу пришла поддержать Геля, и это немного придает мне сил. Я представляю себе, словно она пришла сюда ради меня, и мне становится немного легче.
— Готовность три секунды, — объявляет Алина, и я встряхиваю плечами.
— Все получится, — произносит свою мантру Валера, как и перед каждым выступлением, и от этих слов становится еще легче.
По телу разливается приятный жар, захлестывающий с ног до головы, какой бывает каждый раз, когда нужно выходить на большую сцену. Иллюзия того, что в зале все же находится Матвей, тоже позволяет собраться быстрее. А потом я снова немею внутри, потому что начинается выступление. Я выплескиваю на сцене все эмоции, которые пожирают мои внутренности. Там я плачу, кричу, истерю, рыдаю, смеюсь до истерики, умираю и снова воскресаю. На сцене я — воплощение своих настоящих эмоций.
Едва скрываюсь за кулисами, упираюсь ладонями в колени, сгибаюсь пополам и дышу. Все. Сегодня я сделала все, что от меня зависело. Дальше только набраться терпения и дождаться результатов.
— Все молодцы, — сухо хвалит Алина, когда мы начинаем двигаться гуськом в сторону гримерки. Она никогда не пищит от восторга и никогда не говорит кому-то, что у того талант. Алина Вениаминовна настаивает, что талант — это девяносто процентов работы и только десять — одаренности.
Перед тем, как освободить для следующей команды место за кулисами, снова бросаю взгляд в зал в поисках темной фигуры, но там никого нет. Я представляю себе, что это все же был Матвей. Пришел посмотреть только мое выступление, после чего ушел. Зачем ушел? Мог бы подойти ко мне поговорить. Настроение сразу же падает на несколько градусов.
Мы вваливаемся в гримерку и начинаем поздравлять друг друга. Кто-то еще на кураже скачет и пищит, но большинство выглядят как выжатые лимоны, потому что всю свою энергию отдали зрителям. Внезапно визг становится громче, и я поворачиваю голову в сторону входа. Там в дверном проеме стоит Геля, опираясь на трость. Все начинают наперебой обнимать ее и задавать вопросы, а она шарит взглядом по помещению, улыбаясь и рассказывая о себе.
Встаю, и Геля, увидев меня, кивает. Пробравшись сквозь толпу, прижимаю к себе подругу и целую в щеку. Она немного болтает с нами, а потом прощается и выходит. Накинув толстовку, бегу на выход. Хочу еще раз обнять подругу. Прямо сейчас я нуждаюсь в ком-то родном, кто поймет меня без слов.
Выхожу на крыльцо. Там стоит Геля, и я встаю рядом с ней. Подруга смотрит на меня, немного прищурившись.
— Ты какая-то невеселая сегодня, — говорит она, и внутри меня дергается что-то такое чувствительное. — Улыбку на сцене тянула так, словно тебе приходилось сильно преодолевать себя. Что-то случилось?
— Ой, Гельчонок, — вздыхаю я, чувствуя горький ком в горле, и обнимаю ее, начиная рыдать. Оно само как-то выходит, я этот процесс не контролирую.
— Что случилось? — спрашивает она, поглаживая меня по плечу.
— Я в такое ввязалась, — всхлипываю.
— У тебя проблемы?
— Я сама себе проблема.
— Поделись, легче станет.
Я могла бы. Рассказать и разделить этот груз на двоих. Но мне легче думается одной. Какой бы деликатной ни была Геля, она, конечно, встанет на мою сторону и будет говорить, что Матвей такой-сякой. А я… малодушно хочу обелить его в глазах окружающих на случай, если наши отношения продолжатся. Дура, ага, помню.
— Пока не расскажу. Мне надо принять важное решение.
— Так озвучь, легче будет принять его.
— Нет, — качаю головой, отстраняясь. — Мне как раз проще, когда я кручу это у себя в голове. Я, знаешь, сожалею, что мы вообще с тобой с Громовыми связались.
— Почему?
— Потому что они не созданы для отношений. Ладно, — вздыхаю, вытирая слезы со щек, а потом начинаю махать на них, вспомнив про макияж. — Черт, тебя увидела и забыла, что у меня глаза накрашены. Пойду. Надо возвращаться, скоро объявят результаты. Ты не дождешься?
— Нет. Спина болит, надо ехать отдыхать. Но ты сбрось мне результаты, ладно?
— Конечно. В универе когда появишься?
— В понедельник. Буду договариваться о пересдаче зачетов.
— Хочешь, я за тобой заеду?
— Не утруждайся, меня водитель привезет.
— Ладно, — отзываюсь и слегка улыбаюсь. — Я очень скучала по тебе.
Снова обнимаю подругу, касаюсь ее щеки губами и, не дождавшись от нее ответа, возвращаюсь в театр. Рядом с Гелей я как будто снимаю броню, а она мне сейчас просто чертовски необходима, ведь в любую секунду передо мной может появиться Матвей, и мы вступим в словесную битву. Наверное. Кажется, этими словами я просто утешаю себя, даря себе пустую надежду.