Партия на троих

Глава 47

Агата

— Матвей! — кричу, когда он в очередной раз дергает руль вправо, и мы едва не сталкиваемся с едущей в соседнем ряду машиной.

— Тихо, я сказал! — рявкает он, и я вздрагиваю.

Вцепившись в ручку двери, смотрю широко распахнутыми глазами на то, как мы обгоняем машину за машиной, а мимо нас проносится пейзаж, теперь превратившийся в одно цветное пятно. Моя истерика застревает в горле. Я хочу кричать и даже открываю рот, но не могу. С губ не срывается ни звука, несмотря на то, что горло напрягается, стараясь выдавить хоть что-то.

Наконец, едва не влетев в отбойник, мы съезжаем с широкого проспекта и выезжаем на двухполосную улочку. Но от этого не становится легче, потому что трафик здесь не менее загруженный, а мы все равно летим на запредельной скорости. Когда при очередном обгоне Матвей чуть не влетает в грузовик, я зажмуриваюсь и молюсь. Я не готова умереть. Ни ради Матвея, ни просто так. Теперь я понимаю, о чем говорила мама, когда предупреждала меня о Громовом и его роде деятельности. Жить в таком режиме я точно не готова. А умирать за сомнительные ценности — тем более.

Распахиваю глаза, когда машина делает очередной крутой вираж. Впиваюсь взглядом в боковое зеркало и вижу, как машина за нами не вписывается в этот поворот. Тогда я оборачиваюсь и будто в замедленной съемке наблюдаю, как та машина, ударившись в отбойник, подлетает и переворачивается. Что с ней происходит дальше, я уже не вижу, потому что мы сворачиваем на следующую улицу, и теперь Матвей едет медленнее.

— Кто это перевернулся? — спрашиваю хриплым голосом. — Наши преследователи? Нас же преследовали? Поэтому мы так ехали?

Я изо всех сил стараюсь убрать из голоса истерические нотки, но выходит откровенно паршиво, Матвей распознает их за секунду.

— Успокойся, — холодным тоном велит он, и у меня позвоночник сковывает льдом.

— Успокоиться?! Может там кто-то погиб! — кричу я, не в силах сдержать отчаяние и ужас, которые сжимают мои внутренности.

— Погиб тот, кто хотел нашей смерти, Агата! — орет он в ответ. — Успокойся, я сказал!

Матвей что-то набирает на панели, и в салоне раздаются длинные гудки, потом стихают. Громов ругается, снова набирает, но результат тот же. Снова набирает.

— Привет, Мот, — слышится голос Дениса.

— Дэн, я отцу не смог дозвониться. Попробуй ты, я за рулем. Везу Агату, и нам кто-то сел на хвост. Гнали полгорода, потом машина преследователей перевернулась. — Он называет марку и номер, а я удивляюсь, как он успел все это заметить и запомнить в такой обстановке. — Я думаю, это Борзый, но не уверен. Скажи папе и Гене, чтобы пробил номер. Ты где сейчас?

— Еду в “Облака”.

— Сворачивай к дому родителей, встретимся там.

— Ладно, — отвечает Денис и отключается.

Я не могу дышать. У меня гипервентиляция легких. Погоня и телефонный звонок смешиваются с воспоминаниями о предупреждении мамы, заставляя крупную дрожь сотрясать мое тело. Я крепко сжимаю руки, сплетая пальцы, и складываю их на коленях. От того, как крепко я держалась за ручку двери, пальцы онемели, и я не чувствую кончиков.

— Сильно испугалась? — уже спокойнее спрашивает Матвей, а я не могу ему ответить.

Этот вопрос и забота в голосе срывают мою броню, и я начинаю рыдать. Громко и совершенно некрасиво, но сейчас у меня нет никаких моральных сил строить из себя сильную личность. Мне больно и до ужаса страшно. Внутри меня все внутренности завязаны в узел, а сердце мечется по грудной клетке, не находя себе места. Во что, черт подери, я ввязалась?! А главное зачем? Неужели мне плохо жилось моей спокойной размеренной жизнью? Почему я запала именно на Громова?!

— Агата… — он пытается взять меня за руку, но я отдергиваю ее. — Маленькая, этого не должно было случиться.

— И часто… часто такое происходит? — заикаясь, спрашиваю я.

— Нет, — ровным тоном отвечает он, а потом сжимает губы в тонкую линию. Они даже белеют, так сильно он их стискивает. — С тобой больше не случится.

— Что это значит? — слезы перестают литься потоком, но я все еще всхлипываю. Первая истерика прошла, но я точно знаю, что случится вторая, потому что ком в горле не рассосался, и в груди все еще печет.

— Чтобы с тобой такого не происходило, тебе не нужно встречаться с мужчиной, которого такие события окружают.

Я зависаю на несколько секунд, переваривая сказанное им и не уверенная, что услышала правильно.

— Ты… ты говоришь, что не подходишь мне? — выдавливаю из себя вопрос, ответ на который не хочу слышать.

— Агата, нам надо расстаться, — безразличным голосом отвечает он, заставляя меня хватать ртом воздух, которого чертовски мало для того, чтобы восстановить дыхание.

— Как мы можем расстаться, если даже не встречаемся? — язвительным, полным обиды тоном спрашиваю я. — У нас же сделка. Деловая договоренность. Или как ты там эту хрень называешь?! — практически выкрикиваю последний вопрос.

— Ты права. Я разрываю сделку, — говорит Матвей, сворачивая в мой двор.

— Что?! Какого черта?! — я начинаю лупить его по плечу, руке, пытаясь достать до лица, но он уворачивается.

— Успокойся! Истеричка! — орет он, слегка отталкивая меня рукой.

— Ты отвратительный, слышал?! Ненавижу тебя! Сначала обманом заставил меня спутаться с твоим братом! Потом эта хрень с деловыми отношениями! Ты придурок! Больной ублюдок, который сам не знает, чего хочет!

Наконец машина останавливается, и я хватаю с пола сумку. Радует хотя бы то, что я не дала Матвею положить ее в багажник, и теперь, чтобы быстро и эффектно уйти, мне достаточно открыть дверь, что я и делаю, отстегнув ремень.

— Агата, — Матвей берет меня за запястье, но я выдергиваю руку из его хватки.

— Пусти! — рявкаю тихонько, практически шепотом, потому что неподалеку от машины полная людей детская площадка. — Ненавижу, слышал?! Никогда! Никогда больше не хочу тебя ни видеть, ни слышать.

Он сжимает челюсти, и его лицо сразу приобретает резкие черты.

— Понял. Иди, — равнодушным тоном отвечает он, и я выскакиваю из машины, громко хлопнув дверцей.

Несусь к подъезду, забегаю в дом, затем в лифт. И, как только металлические створки с громким грохотом закрываются, сгибаюсь пополам и тихонько вою, положив руку на грудную клетку. Там сейчас болит сильнее всего. Сердце выжигает дыры, расплавляя внутренности. Ненавижу Громова! Ненавижу за то, что люблю!