Патрициана. Книга третья (СИ)

ГЛАВА 11. Гордость и бессилие

— Ты не восприимчив к боли.

Норен насмешливо смотрел на Магистра.

— Браво, — сказал он равнодушно.

— Ты не восприимчив к боли, — повторил магистр, — но у каждого свои слабости. И у твоей энтари есть слабости. И у тебя.

В два шага он преодолел расстояние, отделявшее его от пленника, и Норен почувствовал, как на изрезанную ранами кожу ложится сухая холодная рука.

— Твою я понял, — продолжил он, продвигая пальцы вниз, по напряжённому прессу. — Ты боишься унижений. Говорить с гордецами так легко.

Рука спустилась вдоль пояса штанов и замерла на шерстяной ткани, стягивавшей промежность.

Норен смотрел всё с той же насмешкой, но оба понимали, что в глубине глаз убийцы зародился страх.

Пальцы с силой сжались, порождая в груди крылатые утробный рык.

— Да, мой милый, всё так просто. Даже проще, чем ты думаешь. Я могу отдать тебя надсмотрщикам — им всё равно, кого трахать, лишь бы было тёплое дупло. Или ты можешь рассказать мне об энтари.

— Мразь, — выплюнул Норен. Кулаки его, скрещенные за спиной, непроизвольно сжимались. — Ты даже не представляешь, как смешны твои угрозы.

Магистр усмехнулся.

— Ты даже не представляешь, что стоит на кону, — он крепче сжал пальцы, заставляя Норена заскрежетать зубами. — Я достану и тебя, и её. Вопрос лишь в том, сколько тебе придётся вытерпеть.

Норен не ответил. Вместо этого он плюнул в нависшее над ним лицо энтари.

От такого хамства магистр на секунду опешил, но уже через миг размахнулся и с неожиданной для его сухого тела силой наотмашь ударил пленника. Норен отступил на шаг назад, потирая челюсть рукой.

Крылатый тяжело дышал, сжимая и разжимая в кулак свободную руку, затем внезапно успокоился.

— Ты просто старый бессильный энтари, — сообщил он. — Ты не можешь меня унизить — потому что мне на тебя плевать.

Норен почувствовал, как усиливается аура страха, исходящая от магистра. Но это ничего не значило. Этот энтари мог быть лишь пародией на ту, чьи приказы он исполнял. Все они были лишь пародией — только одной он боялся по-настоящему.

Магистр, видимо, чувствовал это безразличие.

Рывком повернув крылатого спиной к себе, он толкнул его к стене, заставляя опереться руками о комод.

Противные холодные руки прошлись по согнутой спине. Норен был на грани. Желание выхватить нож и решить дело одним ударом казалось почти непреодолимым. «Она приказала ждать», — напомнил убийца себе, и каким бы глупым не казался этот приказ, он собирался его исполнить.

Рука магистра легла на застёжку штанов убийцы, отщелкнула крючки и стянула вниз.

Обнажённые ягодицы обдал холодный воздух.

Ещё чуть ниже, и Магистр обнаружил бы нож, его последний шанс уйти. Тогда убийство стало бы неизбежным — но рука остановилась, лаская его бёдра. Через несколько секунд холодные пальцы очертили края сфинктера и резко рванулись внутрь узкого отверстия.

Норен сжал зубы. Много чести этому энтари слышать его крик.

Пальцы резко задвигались туда-обратно, обжигая болью отвыкшие внутренности.

— Ты будешь говорить? — спросил магистр, не прекращая движений.

— Разве что о цветочках, — сообщил убийца мрачно.

Пальцы сменились большим и горячим, но, к счастью, немного влажным. «Пожалел себя», — усмехнулся Норен мысленно. Рывки были короткими и быстрыми. Убийца закрыл глаза, представляя, как ломается тонкая шея магистра в его ладонях.

Боль неуклонно пульсировала внутри. Ледяные пальцы оказались на его животе, прошлись по груди. Острые ногти сжали сосок. Крылатый закусил губу. «Плевать», — повторил он про себя, заставляя думать только о боли.

Горячая жидкость наполнила тело.

— Как я ненавижу весь ваш народ, — прошептал он, когда плоть магистра стала медленно покидать его тело.

— Кажется, тебе мало, — ядовито заметил энтари и снова ущипнул его за сосок.

Норен не ответил.

Рука скользнула дальше к его горлу и с силой сжала.

— Ты будешь говорить? — голос гремел как гром.

— Может, ещё сапог поцеловать? — прошипел он.

Рука сжималась. Норен опустил одну руку вниз — в такой позе рвануть нож на себя было бы более чем удобно, но пальцы магистра разжались.

Норен услышал щелчок пальцев и тихий свист. Дверь открылась и закрылась снова.

— Мальчики, вас ждут, — магистр, похоже, отошёл.

Норена пробил озноб. Он по-прежнему стоял, ссутулившись и упершись руками в комод, и не желал оборачиваться — но и здесь ему не повезло.

На спину легли руки, на сей раз — большие и горячие. Они пропутешествовали по бокам и заползли ему на живот — теперь он увидел, что пальцы обтянуты черной кожей.

По бёдрам проскрёб ледяной металл, и тут же горячая плоть снова вонзилась внутрь него. Норен почувствовал струйку пота, бегущую по виску — этот член был заметно больше и твёрже.

Плоть внутри него задвигалась уверенно и равнодушно, будто её владелец имел дело с куклой для утех, а не с живым существом. Он немного поменял угол, выбирая такой, чтобы стенки стискивали его посильнее, и продолжил двигаться уже так, доставляя ещё большую боль

Затем одна из рук исчезла и, с силой стиснув подбородок убийцы, развернула его к себе.

На Норена смотрели знакомые глаза лысого надсмотрщика.

— Поцелуйчик, детка? — не дожидаясь ответа, он захватил ртом рот крылатые — и тут же взвыл от боли. Острые зубы сомкнулись на его нижней губе, разрывая кожу до крови.

Надсмотрщик отскочил назад, покидая заодно и тело жертвы.

— Скорее поцелуюсь с жабой, — сообщил убийца, через плечо глядя на эфиопа, прикрывающего пальцами кровоточащую губу.

К сожалению, теперь он заметил, что рядом с надсмотрщиком стоят и те двое громил, что таскали его на порку.

Рука опустилась на внутреннюю сторону бедра

«Она приказала ждать», — повторил Норен про себя. Он снова отвернулся к стене и расслабился, ожидая продолжения — и долго ждать не пришлось.

Ещё один чёрный член ворвался внутрь него, тараня и раздирая ткани.

Норен смотрел на свои пальцы, крепко сцепленные на крышке комода, и изо всех сил пытался не потерять сознание.

Он не сразу понял, что всё закончилось. Жар внутри не прекратился, даже после того, как очередной член покинул тело.

Холодная рука скользнула по его уху и за волосы приподняла голову, заставляя посмотреть в глаза.

— Завтра мы повторим. Только во дворе, на глазах у всех. Конечно, если ты не захочешь говорить.

Если бы он и захотел вдруг говорить — то вряд ли бы смог.

— Во двор его, — магистр отбросил от себя голову крылатого, — работу никто не отменял.

Велена неслась по улице будто ветер. Очередная склизкая тварь, состоявшая сплошь из щупалец и языков, никак не хотела умирать. Пришлось хорошенько заехать ей по башке магией, прежде чем она осела на землю и покорно подставила под меч круглую скользкую голову.

Она получила у Крейга деньги и собиралась уже идти в Гильдию, когда натолкнулась на своё отражение в металлической стенке заварочного чайника. «Мыться», — уверенно приказала она себе и отправилась на поиски умывальника. Впервые за все дни одиночества собственная внешность её заинтересовала.

Одним словом, когда она, наконец, приблизилась к храмовой площади, солнце понемногу клонилось к закату. Правая рука привычно сжимала рукоять кнута, левая удерживала кулёк с виноградом.

Велена подошла к ограде и принялась выглядывать среди рабочих знакомую фигуру. Ожидание скорой встречи заставляло губы растянуться в усталой улыбке.

Норен медленно шёл вниз по лестнице. Надсмотрщик то и дело подталкивал его за плечо — но как-то вяло. Видимо, и сам понимал, что двигаться быстрее пленник не может.

Боль не прекращалась. При каждом движении она становилась только сильнее. Крылатые с отвращением ощущал, как сочится свежая кровь между ног. Штаны, кажется, промокли насквозь, так что причину его состояния мог угадать любой встречный. Слабость накрывала с головой, и он плохо представлял, как будет таскать камни.

Однако все мысли и ощущения выветрились из головы, когда он шагнул во двор и увидел перед решёткой фигуру в белой тунике под чёрным плащом.

Норен попытался отступить на шаг, но натолкнулся на уверенную руку эфиопа.

— Работать, — прозвучал неумолимый приказ.

Ему было плевать на работу. Норен хотел бежать отсюда сломя голову куда угодно — в пыточную, в казармы, в покои магистра — только бы сейчас не встретиться глазами с этим встревоженным лицом.

Поздно. Обшаривавший фигуры рабочих взгляд натолкнулся на него и сомкнулся на его душе будто наручники.

Норен шагнул вперёд.

Он видел, как тревога и одиночество в зелёных глазах сменяются непониманием и… страхом? Он никогда не видел в глазах патрицианы страх.

Прошло около получаса томительного ожидания и непрестанных поисков, когда на пороге маленькой двери, ведущей в храм, показалась худая фигурка в сопровождении надсмотрщика.

Мгновенная радость сменилась странной и непривычной смесью чувств.

Норен не двигался. Велена видела, что губы его разбиты и вдоль подбородка протянулся едва заметный след от крови. Пропотевшие волосы спутались и слиплись.

Велена облизнула губы. Как мешал им сейчас проклятый эфиоп.

Норен шагнул к патрициане. Медленно и неловко, будто движение причиняло боль.

Велена сжала пальцы на рукояти кнута. Бессилие выматывало.

Норен сделал ещё два шага в направлении ограды. Надсмотрщик отошёл в сторону, внимание его уже переключилось на других рабочих.

Велена видела, с какой болью крылатый делает каждый шаг, и ей казалось, что эту боль чувствует её собственное тело.

Норен медленно, будто нехотя, приближался. Он остановился в полушаге от ограды, молча глядя на патрициану.

«Поняла или нет?» — билось в висках.

Велена какое-то время молчала.

— Что случилось? — произнесла энтари мягко, и этот голос тоже был чем-то новым, потому что нежность мешалась в нём с потерянностью, страхом и… бессилием?

— Всё хорошо, — сказал Норен спокойно, хотя голос его порядком охрип.

— Я принесла виноград… — патрициана будто бы оборвала себя на середине фразы, внезапно показавшейся бессмысленной.

Норен молчал. Нужно было сказать, что с магистром нельзя торговаться. Но разве он мог в чём-то убедить упрямую Хейд? Да и не было у него идеи получше.

Оба молчали. Секунду назад казавшийся таким пугающим, взгляд энтари теперь будто бы ласкал его щёки, не касаясь кожи. Он хотел большего. Даже теперь. Только этих прикосновений. Только этих приказов. Только одних глаз. Он смотрел бы на мерцание золотистых искорок вечно, и время остановило бы свой бег, но жизнь шла своим чередом.

Идущий мимо рабочий не справился с грузом, и бревно несильно прошлось по спине крылатого — он бы и не шевельнулся, будь его тело здорово, но сейчас одного лёгкого удара хватило, чтобы убийца повалился вперёд, впопыхах цепляясь пальцами за края решетки.

Руки энтари потянулись к нему, в попытке поддержать, но едва смогли проникнуть сквозь ограду, коснувшись лишь израненного плеча. Виноград полетел на землю, а вторая рука оказалась на бедре крылатого, прижимая его тело вплотную к ограде.

Ещё секунду Велена смотрела в тёмно-серые, полные боли глаза.

— Норен, — сказала она затем, — я спросила: что случилось?

Хотя говорила она негромко, в голосе звенел металл. С этим голосом нельзя было спорить, но и ответить убийца не мог. Норен лишь отвёл глаза, но это не помогло.

Руки исчезли.

— Повернись, — сказала Хейд тем же тоном и, заметив, что Норен не двигается, повторила. — Шаг назад и встань ко мне спиной.

— Велена, нет.

— Я сказала, повернись.

Норен отстранился и выполнил приказание.

Велена смотрела на алую ткань штанов, пропитавшуюся бурыми пятнами крови.

Норен не двигался, ожидая нового приказа. Однако, когда в воздухе громыхнуло и зазвенел металл, он против воли обернулся к энтари.

Края решётки оплавились, и в ней образовалась дыра, в которую мог бы протиснуться небольшой бык.

— Выходи, — потребовала она всё таким же ледяным голосом, — однако, прежде, чем Велена успела шевельнуться, громыхнуло ещё раз. Перламутровые нити промелькнули в воздухе, будто гигантская паутина, и накрыли патрициану с головой.

Норен стоял, ничего не понимая, лишь глядя на неподвижную фигуру энтари, замершую с воздетой к небу рукой.

— Так просто, — услышал он знакомый скрипучий голос магистра, — говорить с гордецами. Стало быть, руна Хейд.