Патрициана. Книга третья (СИ)

ГЛАВА 5. Гостиница

Велена сидела в кресле, забросив ногу на ногу, и медленно потягивала из кубка домашнее вино. Норен стоял у самого окна вполоборота, разглядывая паруса и причалы.

— Что мы будем делать? — вопрос повис в воздухе, и то, что задал его именно Норен, было лишь случайностью. Велена и сама очень хотела произнести эту фразу вслух.

Патрициана пожала плечами.

— Расслабимся и будем получать удовольствие.

— Твой девиз? — Спросил крылатый с лёгким сарказмом.

— А то, — Велена снова приложилась к кубку, потом, подумав, добавила. — Завтра узнаем в порту, ходят ли корабли на север. Я думаю, что нет — никогда не слышала об этих местах. А если и ходят, то никто не отправится в путь раньше весны — мы на удивление успешно миновали пояс штормов вокруг рифов Алаката. Сейчас там, должно быть, уже бушуют бури. Капитан много раз говорил мне, что я ничего не понимаю в мореплавании, если решилась отправиться в путь в такое время года.

— Иными словами, мы здесь надолго.

— И не притворяйся, что ты расстроен, — Велена усмехнулась.

Норен повернулся и прислонился к стене спиной. Теперь он оказался к патрициане лицом. В глазах его отражалось что-то странное, чего Велене никогда не доводилось видеть в его взгляде.

— Я этого не говорил, — сказал убийца задумчиво, — просто это… странно.

— Не радуйся раньше времени. Мы ничего не знаем об этом месте.

Норен отклеился от стены и подошёл вплотную к креслу Велены. Патрициана обняла его за талию и потянула на себя, заставляя опуститься на подлокотник.

— Продолжим нашу игру? — спросила энтари.

— Игру? — Крылатый удивлённо поднял бровь.

— Мы, кажется, решили, что нам пора познакомиться.

— А… ты об этом, — лицо крылатого отразило странную смесь чувств. Впрочем, он был настроен куда добродушнее, чем накануне, — но если так — то моя очередь задавать вопросы.

— Давай, — Велена лишь улыбнулась. Рука её сместилась с талии Норена, поднялась вдоль бока и зарылась в белоснежные волосы. Норен расслабленно откинул голову назад, чувствуя, как пальцы патрицианы массируют основание шеи.

— Ты мешаешь мне спрашивать, — сказал он тихо.

— Что, правда? — Велена усмехнулась и убрала руку, вызвав тихий недовольный вздох. Норен попытался собраться с мыслями, потому что вопрос, который он хотел задать, основательно подзабылся.

— Велена… — сказал он осторожно. — Ты сказала, у тебя были мужчины. И женщины. И кто-то особенный. Один.

Велена помрачнела и машинально потянулась к кубку.

— Я просто спросил, — торопливо добавил Норен.

— Да в общем… ничего особо запретного в этом вопросе нет. Просто тогда мне было… кажется, шестнадцать. Отец уже отправился на войну и пропал. Но дома остались двое кузенов — дети самого старшего из братьев Хейд Каликса и младшей сестры Весты. Оба были моих лет. И Эстель, — она торопливо отпила вина, пытаясь приглушить тупую боль в груди, — сейчас это трудно представить, но тринадцать лет назад род Хейдов был весьма многочисленен. В общем… это был мой дядя. Ещё один старший брат моего отца. Его звали Талибус Хейд. Он был лет на пять старше него — тогда ему было где-то около сорока пяти. Черноволосый. Сильный. И… не такой, как все в Риме. Отца я запомнила плохо, а из тех патрициев, кого видела потом, только дядя имел представления о чести.

— Он погиб в войну?

— Не совсем. Хотя он и воевал. Ему нравился Рим. Он действительно хотел защищать этот город, пропахший гарью. Но так случилось, что по завещанию деда именно у него была руна, а не у Каликса — и жизнь его стала мешать самим римлянам. Отец погиб как герой. Он никогда не предъявлял на руну свои права. Каликса забрала болезнь. Зато у Талибуса и Маркуса, сына моего старшего дяди, были равные права на титул и силу рода Хейд. Да что там, право всегда было у того, кто сильнее… Маркус понимал это лучше, чем Тал. Одним словом, когда дядя был убит, они начали разбираться между собой. Тала слишком занимала большая политика, и он не заметил той маленькой, что творилась у него дома. Он умер быстро и внезапно. Ну, и, конечно, недоволен оказался не только Маркус, — Велена потёрла глаза. — Дальше уже другая история. Скажем так — до конца войны дожили только я и Эстель. А кто погиб от руки крылатых, и кто — от руки энтари, я знать не хочу. Смерть Талибуса многому научила меня. Он был хорошим бойцом. Он был настоящим мужчиной. Но чёрта с два это важно, если за портьерой убийца с отравленной трубкой. Он верил в Рим и в Хейдов — и эта ошибка стала смертельной.

— Прости, — Норен слегка отвернулся, — Я думал, ты расскажешь о любви… не о смерти.

Велена усмехнулась.

— О смерти я знаю больше. Да и говорить о ней легче.

— Могу я задать ещё вопрос?

— Попробуй, — патрициана пожала плечами.

— Ты упомянула руну. И силу рода Хейд. В чём она состоит?

Велена замешкалась, неуверенно глядя на убийцу.

— Ты не знаешь?

Норен покачал головой.

— Мало. Если кто-то из крылатых и исследовал этот вопрос — то разве что Лира, а она свои знания унесла… — Норен качнул головой, отгоняя неприятные картины, промелькнувшие в голове. — В Риме же мне не у кого было спросить.

Велена поджала губы и снова глотнула вина.

— Ну, да. И правда, — она вздохнула, — в Риме тоже не все знают. Всё же, так чуть меньше людей пытаются нас убить. Пресловутая магия, которую принесли с собой энтари и которой так боялись дикари — это всего лишь четырнадцать рун. Каждый энтари — да и не только энтари — может хранить лишь одну руну. И каждая руна даёт силу, которая позволяет объединить под своей рукой род. Каждая сила отличается от другой. Самой мощной считают руну Юпитера — руну власти. Все возможности её хранителя мне не известны, но все мы знаем, что тот, кто хранит руну Юпитера — император. Руну Юпитера почти невозможно отобрать. Следующая по старшинству — Руна Юноны, руна семьи. Третья — наша, руна смерти и страха, руна Хейд. За нами следуют хранители руны Венеры — Венорио, Санты — хранители руны Марса и так далее. Руну можно передать добровольно, иначе же она покинет тело в момент смерти и перейдёт к тому, кто находится рядом. Если происходит так, что патриций умирает вдали от родных, не успев передать руну — тот несчастный, что оберегал его смерть, обычно умирает следующим, но уже от рук родных убитого. Впрочем, ничто не абсолютно. Если бы ты убил меня в первую ночь, то руна стала бы твоей. А ты уже вряд ли отдал бы её энтари. Дом Хейдов перестал бы существовать.

Велена испытующе посмотрела на убийцу.

— Ты думаешь, я тут же брошусь на тебя с ножом? — Норен усмехнулся.

— Я бы не удивилась.

Крылатый скользнул вниз и, оказавшись на полу, устроился на коленях возле ног Велены. Руки его легли на бёдра энтари, и он внимательно посмотрел в глаза патрицианы.

— Так тебе легче?

Велена фыркнула.

— Так ты можешь ударить ножом в живот. Вернись обратно.

Норен помотал головой, но в глазах его промелькнули искорки смеха.

— Это всё? Поэтому вы так боитесь? Но если ты не рада своему титулу, почему не отдал руну… хотя бы Эстель?

Велена помрачнела ещё сильнее.

— Это сложно объяснить. Я просто… видела, что она сделает с руной. Да и моя жизнь без руны не будет стоить ни гроша, — она помолчала и добавила. — Несмотря ни на что, у нас стараются передавать руну при жизни. Иначе случается разное. Руна может не принять нового владельца, а может перейти и вовсе не к тому, кто хотел её получить. Но ведь ты понимаешь, что при жизни — очень растяжимое понятие. Ладно, — Велена вздохнула и снова пригубила вино, — последнее, о чём я хочу думать сейчас — патриции и их руны.

— Извини, что напомнил, — повторил Норен.

Хейд отставила кубок и потянула убийцу за плечи, заставляя подняться и снова устроиться рядом

— Велена, — Норен попытался сопротивляться, но настолько слабо, что патрициана не придала этому никакому значения. Она понимала, что если бы крылатый был по-настоящему против — вовсе не позволил бы коснуться себя.

— За это будешь рассказывать о себе.

— Опять о прошлом? — Норен помрачнел.

— М-м… как насчёт настоящего?

— Звучит угрожающе.

— Вот и хорошо. Расскажи… обо мне. Хорошо?

Норен поднял бровь.

— О да, самовлюблённая пантера.

— Я серьёзно. Хочу знать, что тебе нравится, а что нет. Где я не права? Ты никогда не говоришь мне об этом.

Норен пожал плечами.

— Мне, наверно, не с чем сравнивать, — он помолчал, но видя, что Велена не желает менять тему, продолжил. — Ты меня удивляешь. Каждый раз. Я не совсем понимаю, чего ты хочешь от меня добиться. Но… несмотря на эту твою ауру, с тобой мне спокойно. Я могу часами наблюдать, как ты спишь. Это… гипнотизирует. И даже если ты не будешь приказывать мне охранять твой сон, я, наверное, всё равно буду это делать — просто чтобы видеть, как… как ты спишь. Я не талах-ир. У меня не так уж много слов.

— Это странно, — сказала Велена медленно, — но приятно.

— Ох, патрициана. Не сомневаюсь, все твои мужчины говорят тебе нечто подобное.

Велена покачала головой.

— Почти всегда говорю я. И никто много лет не видел, как я сплю. Даже Лери. Но это не важно, — она улыбнулась, — расскажи ещё. Расскажи, — она хитро прищурилась, — что тебе нравится. Например… — она слегка потянулась и нежно коснулась губами рта крылатого, а затем продолжила, — это или, может, вот это, — она провела пальцами по шее Норена, слегка задевая ворот рубашки и мимолётным касанием расстёгивая верхнюю пуговицу. Дыхание убийцы слегка ускорилось, и он прикрыл глаза, позволяя энтари продолжать. Рука двинулась ниже, пуговицы отскакивали под умелыми пальцами будто по волшебству. Наконец, добравшись до самого низа, Велена медленно спустила шёлковую сорочку Норена вдоль плеч и стала рассматривать бугорки мускулов на груди. Она и сама уже почти забыла свой вопрос, губы Велены двигались в опасной близости от тела убийцы, но кожи крылатого касалось лишь горячее дыхание. Велена заметила, что грудь любимого выгибается навстречу, стремясь соприкоснуться с её губами, и чуть отстранилась, играя.

— Поцелуи, — выдохнул Норен внезапно, по-прежнему не открывая глаз. Рука его поднялась в стремлении притянуть голову патрицианы хотя бы чуточку ближе, но замерла, не посмев коснуться даже её волос. — Поцелуи сводят меня с ума. Никогда до тебя я не… — он замолчал, открыл глаза и выпрямился. С укором посмотрел на энтари. — Велена, что ты делаешь со мной?

— Играю. Тебе не нравится игра?

Норен покачал головой.

— Я не люблю игры. Они бывают слишком жестоки. Игры — куда хуже боли.

Велена взяла его лицо в ладони и, притянув к себе, нежно поцеловала.

— Тогда прости, — сказала она серьёзно. — Я слушаю.

— Я не хочу говорить, — взгляд Норена воткнулся в одну точку где-то в темноте, — лучше… — он медленно перевёл взгляд на Велену. — Лучше дай мне забыть. Если можно. Играй, если хочешь. Только чтобы не было мыслей.

Переложив руки на талию крылатого, Велена встала. Потянула его следом и подтолкнула к кровати. Заставила опуститься на неё спиной. Норен не сопротивлялся. Он лежал, раскинув в стороны руки, похожий на белую подбитую птицу, рухнувшую на землю, и молча смотрел на патрициану ожидая продолжения.

Велена сбросила на пол тунику и склонилась над крылатым. Замерла, когда между их лицами оставалась пара дюймов.

— Как ты хочешь? — спросила она.

Норен покачал головой.

— Не спрашивай. Не оставляй мне выбора. Я не хочу ни о чём просить.

Велена снова встала, помогла Норену освободиться от одежды. Рука её после этого осталась лежать на бедре Норена, а сама она опустилась рядом на простыню, опершись одним локтем о кровать.

Пальцы Велены медленно двинулись вдоль внутренней стороны бедра крылатого, невесомо касаясь тонкой кожи. Она заметила, что шрамы на теле любовника почти исчезли, оставив после себя лишь тонкие белые линии.

Пальцы энтари коснулись мягкого члена и очертили круг по паху крылатого, не касаясь самых чувствительных мест. Велена видела, как тяжело дышит убийца, как мелко подёргивается его плоть.

Она наклонилась ближе к подрагивающему члену и провела губами от основания к головке, а затем взяла в рот самую верхушку и ещё раз очертила её контуры, теперь уже языком. Пощекотала маленькую щёлочку и выпустила тело, ожидавшее ласки.

«А так с тобой делали?» — хотела спросить она, но вовремя сдержалась и вернулась к прерванному занятию.

Норен не двигался, но неровное дыхание и тихие всхлипы выдавали его желание. Велена продолжила путешествовать губами вдоль понемногу напрягающейся плоти.