Паук раскинул сеть

Глава 17. Воскрешение из мёртвых

Эллина зябко повела плечами, разглядывая полуразрушенное строение на окраине города. А ведь и не скажешь, что это столичное предместье, самая удалённая и бедная его часть. Здесь селились бродяги и погорельцы, но и они выбирали улицы, а не строения в чистом поле посреди бурьяна. Вряд ли сюда заглядывала стража.

— Ты уверен? — шёпотом спросила гоэта и обернулась к Малису.

— Я когда-то ошибался? — обиженно насупился он. — Ещё не поздно, Лина, можем распрощаться, но задаток я оставлю.

Эллина покачала головой. Ну уж нет, она не для того вчера процеживала и отмывала кровь, ублажала некроманта, избавляя от излишков энергии, чтобы вот так уйти. Если Брагоньер там, в этом сарае, она его спасёт.

— Просто тут же Калеот, люди…

— Где люди? — приглушённо рассмеялся Малис, обведя рукой по сторонам. — Сюда даже собаки не забегают, одни воры, да убийцы. Стража тоже стороной обходит.

— Боятся? — догадалась Эллина и размяла кисти рук: наверняка придётся драться.

Малис кивнул и, приложив палец к губам, опустился на корточки. Ладони некроманта окутало зеленоватое свечение. Оно образовало круг, откуда во все стороны поползли, зазмеились лучи. Не прошло и пяти минут, как земля превратилась в подобие сети из продольных и поперечных радиальных нитей.

— Тэк-с, сейчас поглядим, кто и где, — Малис сплюнул на ладони и чуть развёл руки в стороны, растопырив пальцы.

Эллина хихикнула: настолько потешно, несмотря на всю серьёзность обстановки, он выглядел. В ответ некромант окрысился:

— Сама не умеешь, так другим не мешай!

Гоэта тут же извинилась. Она никогда ещё не встречала подобной поисковой магии и пыталась понять, по какому принципу та работает. Увы, в Училище слабо преподавали теорию, а тёмную ворожбу и вовсе проходили обзорно.

— Живой инквизитор, — Малис как-то подозрительно хмыкнул и сочувственно глянул на Эллину.

Та сразу сообразила, что-то не так, набросилась на некроманта, но тот упорно молчал. Потом и вовсе зашипел, пригрозив бросить на растерзание преступнику. Эллина притихла, выжидая, что ещё интересного расскажет поисковая магия. Но Малис делиться результатами не спешил. Одна за другой погасли нити, угас центральный круг.

— Ну, чего стоишь? — некромант подтолкнул гоэту в спину. — Иди на разведку.

— А ты? — испуганно спросила Эллина.

Ей совсем не хотелось остаться один на один с тёмным магом и его пособниками. Если уж Брагоньер с ними не справился, то гоэту и подавно ждёт поражение. Маг из неё никудышный, все знания бытовые, мечник не лучше. Силой, как любую женщину, боги не наделили, из всех козырей — только артефакт переноса в кармане. Его дал Малис. Наполнил вчера, после обряда. Эллина старалась не думать о жертве: каком-то мужчине. Малис правильно сказал, нельзя спасти одну жизнь, не рискнув другой. Брагоньер для гоэты дороже незнакомца, что толку во всех скитаниях, если соэр погибнет.

— Я немного обожду и пойду следом. Не бойся, не брошу! — рассмеялся Малис и буквально растворился в воздухе, Эллина даже ахнуть не успела.

Если б гоэта не знала некроманта, подумала бы, что он её бросил. Но раз Малис обещал, сделает. И дело не в договоре и честно отданных драгоценностях, а в порядочности конкретно этого тёмного по отношению к Эллине. Он всегда держал слово.

Стараясь не шуметь, Эллина под покровом сумерек прокралась к сараю и вытащила один из парных кинжалов. В условиях ближнего боя в замкнутом помещении они полезнее флиссы. Обойдя сарай, гоэта нашла щёлку и жадно припала к ней глазом. Темно и тихо. Понять бы ещё, сколько там человек! И Малис не сказал. Хотя, с другой стороны, раз промолчал, значит, тёмного мага точно нет. И Эллина решилась.

Скрипнула дверь. На гоэту пахнуло затхлым воздухом и тошнотворной смесью крови и нечистот, от которой заслезились глаза. Памятуя о правилах безопасности, Эллина не спешила врывать в сарай, а терпеливо ждала, когда преступники пошлют кого-то на разведку. Но никто не шёл, и гоэта бочком, осторожно заглянула внутрь. Затеплила магический светляк и на всякий случай крепко сжала второй кинжал в левой руке. Никого, только к потолку подвешена какая-то туша. Прикрыв рот ладонью, Эллина вскрикнула и медленно сползла на пол. На глазах навернулись слёзы.

Гоэта знала, как выглядит пыточная, однажды ей довелось побывать там самой, но, к счастью, избежать знакомства с местными приспособлениями. Она помнила Матео Хаатере, больше напоминавшего труп, не одобряла пристрастие любовника к подобным допросам, но тогда речь шла о страданиях чужих людей. Теперь же Эллина видела, как изуродовали Брагоньера. Инквизитор поменялся местами со своими жертвами. Весь в крови, он напоминал изломанную куклу. Кажется, и не дышал вовсе, словно окорок, подвешенный к крюку в потолке. Глаз заплыл, челюсть вывихнута, на теле следы колотых ран. Из некоторых до сих пор сочилась кровь. А ещё следы побоев, ожоги — преступники власть поиздевались над соэром.

Сдерживая рыдания, Эллина заметалась по сараю в поисках чурбана или табурета. Она забыла о тёмном маге и его пособниках, которые могли нагрянуть в любую минуту, весь мир сузился до истерзанного человеческого тела. Лишь бы успеть, лишь бы он был без сознания, а не умер! Лишь бы ей показалось, что скулы заострились, а из приоткрытого рта торчит кончик языка. Если так, без Малиса не обойтись.

Наконец, гоэта отыскала чурбан, тоже забрызганный кровью, и подкатила его к Брагоньеру.

— Сейчас, милый, сейчас! — как молитву, шептала Эллина, по волокну перерезая верёвку. Это оказалось нелегко, пришлось встать на цыпочки. — Подожди меня, не уходи! Вспомни, я тебя слышала, я вернулась. Пожалуйста, Ольер! — чуть не плача, взмолилась она.

Тело упало на пол, будто грузный фрукт с ветки. При всём желании гоэта не смогла бы его удержать. Спрыгнув с чурбана, Эллина склонилась над Брагоньером и дрожащими пальцами попыталась нащупать пульс. Есть! Слабо, но дышит. Дав волю рыданиям, гоэта обняла соэра, прижала к груди и расцеловала.

— Живой, милый мой, живой! Ничего, я тебя вытащу. Верну хотя бы один долг. Здоровая дурында доволочёт, верно? — сквозь слёзы улыбнулась Эллина. — Тебе тяжелей приходилось.

Подхватив подмышки, гоэта поволокла Брагоньера к выходу. Пользоваться артефактом в сарае она не решилась, хотя Малис и объяснил принцип действия. Соэр оказался тяжёлым. Эллина переживала, что отобьёт ему ещё что-нибудь, пока не уложит в кустарнике.

И тут веки Брагоньера дрогнули. Погасив светляк, гоэта скорее почувствовала, чем увидела это. А ещё услышала тяжкий вздох, заставивший остановиться, снова расцеловать и заверить, все беды остались позади.

— За… щщщ…. ем? — услышала Эллина вместо благодарности злобный укор.

Брагоньер сильно шепелявил, значит, ему выбили зубы.

— Затем! — обиженно буркнула гоэта. — Ты думал, я тебя брошу?

— Да.

Ответ заставил вздрогнуть и изумлённо глянуть на Брагоньера.

— Обойдёшься! — забыв о правилах хорошего тона, огрызнулась Эллина. — И рот закрой, сейчас я командую. Геройски умереть не выйдет, Ольер ли Брагоньер, либо вместе, либо никак.

Соэр промолчал, только громким сопением дал понять, что не одобряет решения любовницы. Та же радовалась, что у Брагоньера нет сил для препирательств. Судя по взгляду, он бы много чего ей сказал.

Передохнув, Эллина снова потащила соэра. Руки скользили по влажной, потной коже, покрывшейся корочкой запёкшейся крови. Гоэта старалась не навредить, не потревожить ран и сломанных костей, но, судя по дыханию Брагоньера, ей это не удавалось. Соэр цедил воздух сквозь зубы, однако не проронил ни звука. Лицо перекосила судорога, а цвет лица окончательно слился с мелом. Но, как ни крепился Брагоньер, порог стал последней каплей. Разумеется, Эллина физически не могла перенести через него любовника, и тот всем телом прочувствовал неровности пола. Соэр не выдержал и тихо застонал. Эллина знала, если он при ней, как, впрочем, при любом другом человеке, проявил слабость — это, по мнению соэра, означало любой намёк на болезнь, усталость или эмоции, — значит, ему очень плохо.

— Ничего, главное, ты живой, — изловчившись, гоэта поцеловала любовника в висок. — Малис рядом, он поможет.

Кадык Брагоньера дёрнулся, и Эллина поняла, что сболтнула лишнего. Тёмных магов, а особенно некромантов соэр не переваривал, даже Малиса, к которому в своё время ревновал любимую.

В воздухе повисло неприятное молчание. Эллина кожей чувствовала испепеляющий взгляд соэра. Преодолев слабость, тот даже начал прерывисто отчитывать её.

— Ты… голов…вой думала? — Брагоньер прилагал большие усилия, чтобы голос звучал, как прежде: уверенно, властно. Он часто замолкал, сдавленно ругался, видимо, от боли. — Тебя убьют!

— Замолчи! — взвизгнула гоэта и со всей силы, выпуская пар, толкнула ногой дверь. Как, как он только мог подумать, будто ей собственная жизнь дороже! — Я всё понимаю, и это мой выбор. Уважай его.

— Ссоритесь? — из темноты возник Малис. — На всю округу слышно. Неблагодарная же скотина, господин инквизитор. Девушка ради него на сделку с совестью пошла, а он выкобенивается.

— Шшшто?! — рыкнул соэр.

Гнев пересилил боль. Дёрнувшись в руках Эллины, Брагоньер попытался встать. Разумеется, не смог, упал: гоэта и так с трудом удерживала тело. Зато у соэра получилось сесть. Опираясь обеими руками о землю, он буравил гневным взглядом Эллину, а потом обернулся к Малису, откровенно наслаждавшемуся представлением.

— Подонок!

Некромант нахмурился и потянулся к перстню. Испугавшись, что тот собрался убить любовника, Эллина попыталась перехватить руку Малиса, но не успела, заклинание уже окутало Брагоньера. К счастью, оно всего лишь погрузило его в сон. Гоэта с облегчением выдохнула и, опустившись на землю, бережно положила голову соэра себе на колени, вслушиваясь в дыхание. Увы, неровное. Даже во сне Брагоньер хмурился. Эллина уже предчувствовала много месяцев молчания, которые её ждут в наказание за помощь некроманта. Гоэта боялась подумать, как накажет любовник за условия сделки, если и так прощения придётся просить долго. К сожалению, даже на пороге смерти Брагоньер не изменял своим убеждениям и принял бы помощь только от своих коллег. Эллину бесила эта принципиальность и непонятное желание вменить в вину любовь и заботу. Но Ольер ли Брагоньер родился таким, его не изменишь. Гоэта пару раз пробовала, но поняла, этот орешек ей не по зубам.

— Вот стою и думаю, прощать «подонка» или нет, — задумчиво протянул Малис, нарушив ход мыслей Эллины.

Гоэта вздрогнула и только сейчас вспомнила, что они ещё рядом с логовом преступника.

— Малис, — Эллина аккуратно, чтобы не потревожить Брагоньера, встала и положила руку на плечо некроманта, — он не со зла. Ты же видишь, в каком он состоянии…

— Со зла, Линочка, — медовым голосом возразил Малис. — Он инквизитор, а уж меня ненавидит особо. Потому что ревнует, потому что не дурак, Линочка, и правильно всё понял. Другой трогал его разлюбезную, да ещё кто — грязный некромант, с которым тебя некогда связывали… кхм… — некромант лукаво посмотрел на Эллину, заставив ту смущённо отвести взгляд, — нежные отношения. И к кому же побежала в беде Линочка? Кто слишком часто возникал на её пути, помогал, да ещё заставил господина соэра наступить на гордость? У, Лина, он бы меня с удовольствием убил, а ты — не со зла.

Гоэта нахмурилась. Прежде она не рассматривала ситуацию под таким углом. А ведь действительно, зная кодекс чести Брагоньера, тот может истолковать всё как измену. Оставалось надеяться, соэр не разорвёт отношения. Эллина жутко этого боялась. К сожалению, так повторялось не раз: стоило ей полюбить человека, привязаться к нему, как гоэта оставалась одна. «Но пусть уж так, зато он живой», — подумалось Эллине.

— Не надо его провоцировать, — усталым голосом попросила гоэта. — Ты ведь знаешь, какой он… сложный человек.

— Знаю, и диву даюсь, как до сих пор не сбежала. Ладно, давай перенесём этого спящего красавца на мягкую постель. Без врача загнётся твой Ольер, а вытаскивать его с того света я не стану. Уж прости, Лина, — глаза некроманта потемнели, — после сегодняшних слов даже за большие деньги.

Эллина тяжело вздохнула, бросив взгляд на спящего. Только сейчас она поняла, насколько устала, не только физически, но и морально. Переживания изматывают не меньше работы.

— К нему? — гоэта вопросительно посмотрела на Малиса и торопливо добавила: — Я адрес знаю.

Некромант пожал плечами:

— Если поклянёшься, что меня не арестуют, и согласишься посидеть в одной камере, если всё же приглянусь страже.

Вместо ответа Эллина протянула руку. Малис ударил по ней, скрепляя договор.

— А тот некромант?.. — гоэта зябко передёрнула плечами, глянув на опустевший сарай. — Он не?..

— Мёртв он, Лина, — равнодушно ответил Малис и достал артефакт переноса. — Поэтому так спокойно и болтаем. Уже час, как коченеет.

Некромант не врал, впрочем, духи не могли бы обмануть тёмного мага. Мэтр Каррен, или Эльес Шарт, лежал в мешке с двумя арбалетными болтами в сердце. Через пару дней его тело должны были прилюдно сжечь в Калеоте. Герцог держал данное слово, не побрезговал застрелить сам. Некромант не успел даже вскинуть руку или проклясть — будущий король Тордехеша недаром слыл отличным охотником. После герцог спокойно позвал стражу и солгал, будто мэтр Карен пытался убить его. Министр знал, при расследовании всплывёт, что именно этот некромант оборвал жизнь его величества, те же следы обнаружили некогда на месте инсценированного покушения. Круг замкнётся, все успокоятся, а герцог останется вне подозрений.

Это случилось в вечер дня убийства короля, уже после разговора с королевой, между раздумьями о судьбе принца. Герцог решил не откладывать последний акт. Пьеса должна походить на реальность, логично, что подосланный аваринцами или действовавший по собственному почину тёмный маг попытался расправиться с возможным претендентом на престол. Врагам выгодна анархия, а не сильный мужчина на троне.

Всего этого Малис, разумеется, не знал, духи поведали только о смерти того, кто пытал Брагоньера. Никаких сообщников у него не оказалось. Мэтр Карен всегда действовал либо в одиночку, либо в паре с Майей, доживавшей последние дни в застенках инквизиции, и уж точно ни с кем бы не поделился удовольствием мести.

— Ну, диктуй адрес, — снизошёл до просьбы Малис, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к спящему Брагоньеру.

Эллина нахмурилась, припоминая, в итоге назвала только ориентиры, остальное вылетело из головы. Некромант укоризненно глянул на неё и забурчал себе под нос поисковое заклинание. Через минуту Малис уже знал, какие координаты задавать. Взвалив соэра на плечо, не особо заботясь, доломает ли кости, некромант велел Эллине встать рядом и сжать его руку.

На этот раз перемещение не казалось вечностью и не закончилось головной болью. Зажмурившись, Эллина не сразу поняла, что стоит в холле столичного особняка Брагоньеров. Её немного пошатывало — последствия усталости и прыжка через пространство.

— Всё, я свою часть договора выполнил, — Малис сгрузил соэра на пол и выжидающе глянул на Эллину. Поколебавшись, та нерешительно отпустила его руку и чмокнула в щёку, пробормотав скупые слова благодарности. — Ты свою тоже, теперь очередь за господином инквизитором. Приду через неделю. Ты уж позаботься, чтобы меня приняли.

— А что ты у него попросишь? — гоэта с тревогой заглянула в глаза некроманту.

Тот лишь усмехнулся и покачал головой.

— Всё, что угодно, Линка. Пусть помучается в ожидании.

Заслышав шаги, Малис сжал второй артефакт переноса и, не прощаясь, исчез. Эллина с минуту смотрела на то место, где только что стоял некромант, а потом отрешённо глянула на дворецкого с лампой в руках. Тот уже заметил лежавшего на полу обнажённого Брагоньера. Только многолетняя выдержка помогла дворецкому не закричать, но эмоции всё равно отразились на лице.

— Врача! — набросилась на слугу Эллина.

Тот нервно сглотнул, отшатнулся, как от мертвеца, и убежал. Гоэта надеялась, спешил послать за лекарем. Вроде, Эллина уловила голоса и цокот копыт. Ну да, у каждого богатого дома есть чёрный ход…

В холле вспыхнул свет. Эллина заморгала, а, когда привыкла к освещению, вновь увидела дворецкого.

— Скажите леди ли Брагоньер, я нашла её сына, — ссутулившись, бесцветным голосом пробормотала гоэта и тяжело опустилась рядом с соэром. — Если она не желает видеть меня в этом доме, я найду пристанище, но хочу получить право навещать благородного сеньора.

— Вы ведь госпожа Эллина Тэр? — уточнил дворецкий.

Гоэта кивнула и с нежностью провела рукой по спутанным волосам любовника. Пока он спит можно. Находись соэр в сознании, запретил бы: на людях неприлично любое открытое проявление эмоций.

— Я немедленно доложу госпоже.

Дворецкий ушёл, и Эллина смогла без помех поцеловать Брагоньера. За этим постыдным занятием её и застала хозяйка дома. Разумеется, вслух ничего не сказала, но ещё раз убедилась, у любовницы сына напрочь отсутствует воспитание.

— Вот, — вспыхнув, Эллина поспешила вскочить.

Ей стало стыдно за свою грязную одежду и нечёсанные волосы. Леди ли Брагоньер может хоть сейчас идти на бал, а Эллина только в коровник.

Хозяйка дома промолчала. Она привалилась к перилам лестницы и, тяжело дыша, будто всю дорогу бежала, смотрела на сына. Только теперь, когда Эллина посторонилась, леди ли Брагоньер рассмотрела, в каком он виде. Рука леди потянулась к декольте.

— Дагор, да поторопятся эти олухи?! — в сердцах пробормотала она, прижав ко рту платок.

Гоэта ошеломлённо смотрела на аристократку. Она не верила, будто эта каменная женщина способна за кого-то волноваться. Но, зная повадки Брагоньера, Эллина понимала, та сейчас едва ли не бьётся в истерике. А ещё находится на грани обморока: леди позеленела лицом и, вцепилась в перила так, что побелели костяшки. Странно, у Брагоньера кровавая работа, неужели прежде мать не видела его раненным? Хотя, с другой стороны, таким точно нет. Эллина сама чуть не потеряла сознание, а леди ли Брагоньер наверняка не привыкла к виду крови. Тогда она отлично держится.

Подоспевшие, наконец, слуги подхватили Брагоньера и понесли. Эллина поспешила следом, но хозяйка дома удержала её, перехватив руку. Гоэте оставалось лишь, кусая губы, следить за тем, как скрываются из виду носилки.

— Спасибо, — сухо поблагодарила леди ли Брагоньер. Она уже оправилась и вела себя с прежним спокойствием. — Можете остаться у нас. Я извещу вас о состоянии сына, сейчас же ему необходим покой.

И тут Эллину прорвало. Позабыв о страхе перед этой женщиной, она перешла грань допустимого.

— Вы будто подачку мне бросаете, благородная сеньора. А ведь я не чужая вашему сыну, без меня он бы погиб.

— Вы получите награду, — по-своему поняла её леди ли Брагоньер.

— Да не нужны мне ваши деньги, мне нужен он! Живой и здоровый, больше ничего, — гоэта чуть не плакала. — Возможность ухаживать за ним, сидеть возле его постели.

Леди ли Брагоньер скептически подняла бровь и с убийственной вежливостью сообщила:

— Он на вас всё равно не женится, госпожа, ваши усилия пойдут прахом. Я найму хорошую сиделку, вы сможете приходить, когда хотите, но, вероятно, сами скоро забудете сюда дорогу. Нет, я желаю сыну добра, но он может остаться калекой.

Эллина вспыхнула и, не раздумывая, выпалила:

— Я останусь с вашим сыном, даже если его парализует. Я не охотница за деньгами, леди ли Брагоньер, могу вернуть стоимость всех подарков. К сожалению, вернуть сами подарки не могу: продала их ради спасения господина соэра. Но не беспокойтесь, я напишу расписку и стану отдавать вам три четверти заработка. Не люблю быть должна.

Леди ли Брагоньера по-новому взглянула на замухрышку. Оказывается, у этой безродной есть гордость. Вряд ли притворяется — от возбуждения по щекам пятна пошли.

— Не я вам их дарила, не передо мной и отчитываться. В остальном же решайте сами. Я препятствовать не стану. Вам приготовят гостевые покои. Полагаю, переодеться вам не во что, — леди ли Брагоньер презрительно наморщила нос, окинув перепачканную в крови и грязи Эллину высокомерным взглядом. — Возможно, в пору придутся платья моей молодости.

Гоэта проглотила завуалированное оскорбление и осталась терпеливо ждать горничную. Леди ли Брагоньер чётко дала понять, где её место. Ничего, перекусив и переодевшись, Эллина проскользнёт в спальню любовника. Если леди ли Брагоньер решила, будто гоэта проведёт ночь у себя, она ошиблась.

Врач, разумеется, маг, приехал буквально через пару минут. Он долго пробыл в спальне Брагоньера, не пуская туда никого, кроме помощницы. Та то и дело меняла розовую от крови воду на новую, варила на кухне отвар, стерилизовала пугавший слуг скальпель, подогревала мазь для компрессов. От вопросов отмахивалась — мэтр объяснит. Уже за полночь врач покинул спальню больного и велел его не тревожить. Выпил предложенного коньяка и пригласил леди ли Брагоньер поговорить в кабинете. Эллина терпеливо ждала в сторонке, догадываясь, она в круг избранных не входит. Оставалось только строить догадки. Раз врач закатал рукава, значит, оперировал. Гоэта догадывалась, у соэра отбиты внутренние органы, но надеялась, хирургическое вмешательство не потребуется. Значит, ошиблась.

— Вы тоже, — замерев на пороге, поколебавшись, приняла решение леди ли Брагоньер и пояснила доктору: — Господин живёт с этой женщиной.

Лекарь пожал плечами. Его такие тонкости не волновали.

Эллина покорно опустилась туда, куда указали. Платье леди ли Брагоньер жало, но другого не нашлось. Оно не нравилось гоэте: старомодное, удушливое, с жёстким корсетом, да ещё и в цветочек, но тут уж не до капризов.

Выпив ещё коньяку, врач устало откинулся на спинку кресла и сухо сообщил: больной потерял много крови, у него множественные переломы, повреждена селезёнка и ещё целый ряд проблем, о которых не стоит распространяться при дамах. Эллина вздрогнула и непроизвольно положила руку на живот. Лишь бы там кто-то оказался! Увы, пока никаких признаков.

— Не беспокойтесь, — правильно разгадал её опасения врач и слабо улыбнулся, — у господина будут дети. Я имел в виду другое. Просто не вижу смысла пугать женщин. Скажу лишь, состояние тяжёлое. За мной вовремя послали. Выздоровление будет проходить болезненно, я выписал морфий. Принимать в первые две недели по три раза в день. Потом, полагаю, не потребуется. Моя помощница останется в качестве сиделки и всё сделает. Разумеется, никаких волнений, покой и забота. Слепки зубов сделал, новые поставлю, когда больной немного окрепнет. Тогда же сведём шрамы. Сейчас главное, чтобы не вскрылись раны. Поэтому, госпожа, — он строго посмотрел на Эллину, — никаких любовных утех! Даже если станет просить.

— Впрочем, — улыбнулся лекарь, заметив румянец на щеках гоэты, — это мы обсудим исключительно с вами. Это, безусловно, личное, но ваш жест заставил подумать… Вы беременны, госпожа?

Леди ли Брагоньер тут же метнула на Эллину хищный взгляд. Казалось, она сейчас её растерзает. Гоэта нервно облизнула губы и вжалась в спинку дивана. В голове пронеслось: «Сейчас меня выгонят».

— Если да, я настаиваю на осмотре.

— Благодарю, но я не беременна, — поспешнее и громче, чем следовало, возразила гоэта.

Разумеется, леди ли Брагоньер просто так не отстала и выразила желание так же переговорить с Эллиной наедине. О чём, та уже знала: «Никаких детей, милочка, я не позволю какой-то дряни тянуть из сына деньги, особенно теперь. Если рассчитываете на брак, костьми лягу, но не позволю». Однако леди задала всего один вопрос: «Ольер проявил неосторожность?» Эллина предпочла не отвечать, воспитание же хозяйки дома не позволило настаивать на откровенности.

Врач сухо проинструктировал по части отношений, без тени смущения расписав, что и когда можно будет делать. Эллина догадывалась, Брагоньеру это не понравится. Он, конечно, нетемпераментный мужчина, временное воздержание легко переживёт, зато потом явно воспротивится. В постели соэр тоже привык всё делать сам.

Счёт оплатила леди ли Брагоньер. Врач не стал пересчитывать деньги и откланялся до завтра. Эллина же, дождавшись, пока дом погрузится в темноту, поспешила к любовнику.

Эллина задремала, уронив голову на руки. Она пробралась в спальню любовника тайком, поздним вечером, и уговорила сиделку позволить сменить себя у постели больного. Опасения насчёт «интересного положения» не подтвердились, осмотревший гоэту врач высказался категорично, и леди ли Брагоньер успокоилась. Соэр медленно, но верно шёл на поправку. Во всяком случае, со слов врача и сиделки. Эллина видела лишь порозовевшую кожу. При ней он всегда спал. Леди ли Брагоньер сдержала слово и не мешала гоэте целыми днями просиживать у постели сына. Эллина даже сама его побрила. Сама хозяйка дома заходила к больному строго по часам: после завтрака и перед отходом ко сну. Сидела обычно по полчаса, вполголоса беседовала с помощницей врача и уходила, подарив сыну поцелуй в лоб.

Краем уха Эллина слышала об убийстве короля и смене власти, но не вникала в суть происходящего: все мысли занимал Брагоньер. Все руки у него были перебинтованы из-за уколов, но ничего, ещё неделя, и морфий отменят.

Гоэта проснулась от ощущения чьего-то взгляда. Спросонья она не сразу смогла зажечь лампу. Оказалось, Брагоньер очнулся и теперь исхудалый, со впалыми щеками и перевязанной челюстью — её таки повредили — пристально смотрел на любовницу.

— Очнулся! — с облегчением выдохнула Эллина и разрыдалась.

В глазах Брагоньера промелькнуло недовольство. Он тяжело вздохнул и отвернулся. Эллина с трудом подавила обиду и напомнила себе: соэр болен, ему необходим покой, а не скандалы. Вот, врач работу ещё не закончил, зубы придёт делать.

— Пить хочешь? Есть? Я сейчас!

Гоэта потянулась к шнурку для вызова слуг, но замерла, услышав громкое сопение. Значит, нет. Причём, категоричное. Эллина осторожно заглянула в лицо Брагоньеру: хмурится, желваки вздулись. И упорно не желает на неё смотреть, будто гоэта преступница, предательница. Радовало, что разговаривать соэр пока не мог.

Подобное поведение повторялось из разу в раз несколько дней подряд, вгоняя Эллину в тоску. В конце концов, гоэта напрямик спросила, хочет ли он, чтобы она ушла. Это случилось уже после отмены морфия, когда тугая повязка на лице Брагоньера сменилась на эластичную фиксирующую, а рот сиял полным набором зубов. Соэр уже мог говорить, немного, потому что быстро уставал, но по-прежнему встречал и провожал Эллину гробовым молчанием. Вот и теперь он не ответил, даже головы не повернул.

Гоэта осторожно присела на краешек постели и коснулась туго забинтованной поверх шины кисти: некромант сломал Брагоньеру пару пальцев.

— Ты меня в чём-то обвиняешь, так скажи в чём.

— Ты знаешь.

Эллина вздрогнула от надтреснутого усталого голоса. Она настолько привыкла к молчанию соэра, что теперь сказанная чуть ли не шёпотом фраза казалась раскатом грома.

— Я не изменяла тебе. Королевству тоже. Ты тоже знаешь, зачем некроманту нужна женщина.

Губы Брагоньера болезненно дрогнули. Внутри соэра шла борьба, и гоэта терпеливо ждала результата.

— Сколько?

— Раз? — домыслила вопрос Эллина и, набравшись смелости, прильнула щекой к тяжело вздымавшейся груди любовника. Она бы с удовольствием его поцеловала, но боялась. Вдруг Брагоньеру теперь противны её прикосновения? — Один. Или тебе другие разы нужны? Зачем, Ольер? Мы с Малисом друзья, не больше, я люблю тебя, я ради тебя это сделала. Малис тоже в постель не тянул, просто после ритуала… Он тоже ради тебя, чтобы артефакты напитать. Не нашли бы иначе, не успели.

— Что ты ему обещала?

— Потом, Ольер? — попыталась уйти от неприятной темы гоэта. — Ты слишком слаб.

Романтичное настроение пропало, теперь Эллине самой хотелось уйти. Например, сбежать за водой.

— Сейчас, — чуть повысив голос и закашлявшись, возразил Брагоньер. Глаза посветлели и заледенели. Казалось, они прожгут в гоэте дыру. Соэр заёрзал, отчаянно пытаясь сесть, но Эллина вовремя заметила и не позволила. — Условия?

— Желание. С тебя, — понурив голову, покаянно пробормотала гоэта и зажмурилась, ожидая бурной реакции.

— Не кричи и не ругай меня, пожалуйста! — взмолилась она. — Если б я торговалась, ты бы умер. А ты мне нужен живой, даже если выгонишь.

— Вот зачем я тебе, Эллина? — с вселенской усталостью в голосе покачал головой Брагоньер.

Глянул на полк лекарств на прикроватном столике и с горькой усмешкой добавил:

— Особенно теперь. Да и потом. И драгоценности наверняка продала — на что жить станешь, когда меня казнят?

Эллина вздрогнула и в ужасе уставилась на Брагоньера. Тот кивнул: не шутил.

— Не думала, — констатировал он и прикрыл глаза. — Даже если живой, превратишься в сиделку. Уезжай.

Гоэта отчаянно замотала головой и прильнула к горячим сухим губам. Соэр на поцелуй не ответил. Он лежал и смотрел в потолок. Эллина рискнула устроиться рядом и осторожно обняла. Сколько же бинтов, дощечек, и как же пахнет лекарствами! Ну да, на Брагоньере же живого места не было.

Соэр молчал, даже не делал попытки ответить на ласку. Он напоминал живого мертвеца, только дышал и молчал. Заговорил где-то через час, вновь набравшись сил.

— Я не просил тебя помогать, — теперь голос Брагоньера звучал увереннее, жёстче. — Тебя не пощадят. И некромант… Ты прекрасно знала, но сделала. Хорошо, за измену прощаю, хотя это и тяжело…

Он замолчал и глотнул воздуха. Эллина видела его глаза — холодные, чужие, и понимала, соэр лжёт. Измена для него — хуже смерти, пусть даже иного выхода нет.

— Попытаюсь простить, — исправился Брагоньер. — Остальное… Посмотри на меня.

Гоэта покорно села так, чтобы от любовника не укрылось ни единого жеста, и уставилась ему в глаза. Горько, когда допрашивает и обвиняет любимый человек, но его можно понять. Очевидно, соэр увидел нужное, потому что с облегчением вздохнул и попросил воды. Эллина тут же налила и помогла выпить, придержав голову.

— Прощаю, — уже уверенно повторил соэр. — Об остальном потом. Можешь остаться.

Гоэта кивнула и подоткнула одеяло. Брагоньер тут же прикрыл глаза и задремал. Врач говорил, сон ему на пользу.

«Потом» наступило нескоро. Соэр долго набирался сил перед тем, как устроить Эллине разнос.

Брагоньер уже слышал о новом монархе и сделал вывод, что либо против него готовят показательный процесс, либо герцог собирается выслать его из страны. Не знать о выжившем инквизиторе тот не мог. Сольман, навестивший Брагоньера в конце августа, ввёл друга в курс дел при дворе. Судьба главы Тайного ведомства тоже висела на волоске. Всё решится после Дворянского собрания. Поговаривали так же, будто её величество в положении. Она дважды была у женского врача и дважды возвращалась задумчивой. Но пока слухи ничем не подтверждались, и даже горничные не могли назвать имя отца ребёнка, если таковой вообще существовал. Словом, у Брагоньера имелись все основания ждать беды. Его пока не уволили, а сам Главный следователь Сатии находился в отпуске по болезни.

Брагоньер позвал Эллину через слугу. Когда она вошла, соэр полулежал на подушках и смотрел в окно. Читать ему запрещали, долго сидеть тоже, не больше часа в день. Зато зубы и челюсть зажили, ожоги тоже затянулись корочкой над свежей кожей.

— Садись, — Брагоньер указал на кресло у кровати. — Письма на моё имя есть? Если да, потом прочитаешь мне?

— А можно? — удивилась Эллина, придвинувшись вплотную к изголовью.

— Раньше бы спрашивала! Например, стоит ли обращаться к тёмному магу, — ядовитым тоном разбередил старую рану соэр. — Но ты не думаешь, Лина, отвечать же приходится мне. И ты даже не считалась с моими чувствами. Да, я об измене, — подтвердил он невысказанное предположение. — Надеюсь, ты никогда больше так не поступишь. Особенно с этим…

Брагоньер с презрением сплюнул. Он не хотел признаваться в бешенной, неподвластной разуму ревности к Малису, но и сдержать эмоции не сумел. Лучше бы с другим, чем с некромантом! Одно радовало, Эллина действительно изменила только ради безопасности окружающих, никакого влечения к Малису она не испытывала, даже мимолётного. Только поэтому соэр простил одно из самых страшных преступлений по шкале своего мировоззрения. Если б не любовь Эллины, Брагоньер без раздумий расстался бы с ней.

— Но самое страшное не это, а условия сделки. Как понимаю, жизнь взамен на деньги и желание. Ты не ребёнок и должна понимать, к каким последствиям это повлечёт. Твой друг — преступник, тёмный. Чем я занимаюсь, ты в курсе. Сделай выводы сама.

Эллина потупилась и вздохнула. С одной стороны, он прав, но, с другой, разве сам не поступил точно так же ради жизни любимой? Однако вслух ничего не сказала.

— И что ему нужно? Помимо драгоценностей, которые с лихвой окупили бы работу.

— Откуда ты?.. — вспыхнула гоэта.

— Мать рассказала. Потом сходишь с ней к портнихе. Я просил сшить тебе платье. Итак?

Эллина пожала плечами. Малис не объявлялся с того самого вечера.

— Так узнай, — с лёгким раздражением сказал Брагоньер.

Его поражала беспечность любовницы. Тёмный наверняка потребует нечто противозаконное, отыграется за годы преследования, унизит, растопчет.

В дверь постучались, и дворецкий доложил:

— Его светлость герцог Ланкийский желает вас видеть. Они поднимутся наверх.

«Вот и пришёл час расплаты!» — пронеслось в голове Брагоньера, но внешне он остался спокоен. Выслал Эллину и попросил переодеть себя. Смерть в лице регента надлежало встречать не в ночной рубашке и с растрёпанной головой.