Паук раскинул сеть

Глава 1. Сиротский дом

Олира с полным тазом мокрых пелёнок вышла на задний двор. Поправив сбившийся платок, вздохнула и поставила груз на залитый краской чурбан.

Смена выдалась тяжёлой. Ночью подкинули ещё двоих детей. Одного больного корью, другого — такого хиленького, что неизвестно, в чём душа держится. Оба мальчики. Странно, обычно их оставляют, а избавляются от девочек — обуза, лишний рот. Мальчик же — работник. Но здесь не спрашивали у матерей, почему они оставили детей на столике под окном, а просто забирали и выхаживали, если могли. И Олира всю ночь хлопотала над младенцами, а с утра, как обычно, обошла детские кроватки и постирала бельё.

«Мага бы сюда!» — вздохнула женщина, вспомнив о мальчике с корью. Вряд ли он выживет: болезнь запустили. Но услуги профессионального лекаря с дипломом Университета не по карману приюту, у него даже собственного врача нет. Раз в неделю заходит мэтр Армэ, практикующий в соседнем квартале, осматривает малышей, выписывает капли и порошки. На большего пожертвований не хватает. Как ни пыталась Олира и другие воспитательницы воззвать именем Сораты к совести и сердцу горожан, те оставались глухи.

Милетская префектура выделяла на нужды подкидышей смехотворную сумму, ещё немного добавлял совет попечителей во главе с графом Легейским.

В Тордехеше не любили брошенных детей, вернее, о них не думали вовсе. Отчаявшиеся матери могли подкинуть младенцев на воспитание в храм, если уж не желали оставить умирать на улице. Специальные приюты открывались редко и исключительно по чьей-то инициативе свыше. Захочет префектура — построит, нет — пусть дети выживают сами, как могут.

Мокрые пелёнки липли к рукам и пахли мыльным корнем. Они только формально назывались чистыми: никто в приюте не тратил силы на стирку казённого белья. Не воняют — и сойдёт.

Олира злилась и торопилась скорее закончить работу.

Спина болела, руки покраснели от воды.

Во дворике царило спокойствие — такое блаженство после ора десятков младенцев.

Чирикали птицы на одиноком старом ясене. Кора с него слезла, а древесина покрылась разными надписями — свидетельствами шалостей приютских детей. Они жили под опекой воспитательниц до пяти-шести лет, а потом отдавались в обучение и в приют больше не возвращались. Охотнее всего детей брали ремесленники и фермеры. Оно и понятно: лишние руки всегда в хозяйстве нужны, а образование для хозяйства не требуется.

На Олиру падала косая тень от кухонного корпуса. Оттуда несло запахом подгорелого молока.

Верёвки постепенно склонялись под весом белья, а таз пустел.

Олира уже предвкушала, как снимет передник и хлопнет, наконец, калиткой приюта. Как же она устала! Но и это не главное: ей необходимо как можно скорее зайти в Следственное управление. Тут каждый день на счету.

С некоторых пор Олира подозревала неладное. Всё началось с того, что, придя на дежурство, она не досчитывалась детей. Нет, случалось, они умирали, но не внезапно же! Олира ходила к заведующей, выспрашивала, и получала один и тот же ответ: «Ушёл к божественным брату и сестре». Она сначала верила, а потом задумалась. Слишком часто умирали дети, да ещё не по одному, а трое-четверо сразу. Если бы они заразились, Олира, дежурившая в приюте через день, заметила бы. А тут — вчера здоровый малыш, а сегодня даже гробика нет.

А потом Олира заметила, как одна из воспитательниц ночью ходила по спальням с каким-то человеком. Тот пришёл уже в позднее время, когда над городом сгустились сумерки. Воспитанница лебезила перед ним, улыбалась и расхваливала детей.

Лица незнакомца Олира не разглядела, запомнила только фигуру и голос — тихий, спокойный, но властный. Человек не слушал воспитательницу, кажется, его интересовало только здоровье и возраст детей.

Странно, но именно те, которые ему приглянулись, на следующий день исчезли.

На этот раз заведующая, госпожа Сара Мранес, буркнула, что их усыновили. Олира порадовалась и думать забыла о детишках до сегодняшней ночи.

Она услышала всё случайно, когда бегала во двор за водой.

В окне заведующей теплилась одинокая свеча. Сначала Олира не обратила на неё внимания, но затем задумалась, почему начальница не ушла домой. Природное любопытство заставило на время позабыть об орущих младенцах, взять лестницу и заглянуть в окна кабинета. Вдруг воры?

Однако оказалось, в ночной час бодрствовала именно госпожа Мранес. Олира узнала её голос.

Простенькие белые занавески трепетали от лёгкого летнего ветерка, подоконник серебрил лунный луч.

Олира не видела людей — только их силуэты, но могла поручиться, собеседник госпожи Мранес — мужчина. Тот самый мужчина, который некогда смотрел на детей.

Говорили о деньгах. Госпожа Мранес жаловалась, что дали мало, и требовала ещё. Собеседник возразил — она сама по уши замешана в грязном деле.

Госпожа Мранес поджала губы и процедила:

— Ах так! Тогда всего хорошего, господин.

— Не выйдет, — рассмеялся незнакомец.

Олира тут же смекнула, что он никакой не дворянин, иначе бы заведующая называла его благородным сеньором. Но тогда почему перед ним заискивались другие?

— Хорошо, — вздохнула госпожа Мранес, — но это в последний раз.

— Ой ли? — рассмеялся незнакомец. — Вы любите деньги, у вас много детей, а у меня много денег и нужны дети. Думаю, мы всегда найдём общий язык.

Олира не могла больше подслушивать, но разговор дал богатую пищу для размышлений. Она вновь и вновь прокручивала в памяти слова заведующей и ответы того господина, вспоминала детей, на которых тот смотрел, и гадала, почему за усыновление платили деньги да ещё отдавали воспитанников ночью, тайком. Ведь не пойди она, Олира, за водой, никто бы не узнал, что начальница не ушла. Более того, служащие пребывали бы в полной уверенности, будто Сара Мранес спокойно спит в постели, пока они борются за жизни младенцев.

Сейчас, когда с работой было покончено — последняя пелёнка, и она свободна, — Олира всерьёз задумалась о пропаже детей и решила поделиться подозрениями с властями. Чем больше она об этом думала, тем больше приходила к выводу, что детьми торговали. Очевидно, тот господин скупал каких-то особенных, раз его так волновали возраст и здоровье. В любом случае, в стенах приюта творились противозаконные деяния, и Олира не желала молчать. Она женщина честная, а дети не товар, чтобы их продавать, пусть даже и безродные. Они же не виноваты, что их матери уродились шлюхами и бродяжками.

С облегчением расправив плечи, Олира потянулась, зевнула и понесла таз в кладовую. Там же с облегчением сняла передник и платок, сложила на полку и отправилась встречать сменщицу. Как и предполагала Олира, та гоняла чаи с кухаркой, делясь последними сплетнями.

— Иду, иду! — наигранно заторопилась Мойра и потянулась за очередной плюшкой. — Как там? Слышала, заразный один.

Олира кивнула и рухнула на свободный табурет.

— Как спать хочется! — пожаловалась она. — Вот приду домой и весь день просплю.

Кухарка лениво прихлопнула муху и посоветовала Олире немного отдохнуть:

— Ты ведь в этом году аки гном пашешь, исхудала вся, позеленела…

Воспитательница кивнула и вздохнула: кто ж ей отпуск даст, когда служащих не хватает?

— А ты о племяше скажи. У тебя ж племяш родился, сестре помощь нужна.

Олира отмахнулась:

— Подумаю. Может, и отпустит заведующая, поговорю с ней потом.

Видя, что Мойра не торопится к детским кроваткам, она поторопила её.

Хлопнув калиткой, Олира зашагала к Следственному управлению. Позёвывая в кулак, она рассеянно брела вдоль домов и магазинчиков и пару раз, переходя дорогу, едва не попала под колёса экипажа.

Следователь не поверит разрозненным фактам, нужно сплести их в логическую цепочку. Иначе над Олирой посмеются и выставят вон.

Воспитательница старательно думала, вспоминала различные подозрительные мелочи, детали. Её ведь спросят, как выглядел тот человек, какой у него рост, нужно вспомнить.

Олира не заметила наёмного экипажа и угодила под копыта лошадей. Возница слишком поздно натянул поводья, и женщину протащило по мостовой добрых сорок футов. Колёса раздробили кости, у несчастной не было шансов выжить.

Собралась толпа и, причитая, окружила окровавленный обезображенный труп. Кто-то подобрал сумочку Олиры — её отбросило к тротуару.

В суматохе сбивший женщину извозчик успел скрыться. Остановившись и увидев, что натворил, он поспешил хлестнуть лошадей и скрыться за поворотом. Свидетели не успели запомнить его примет.

Позвали стражу.

Склонившийся над Олирой капрал констатировал смерть и, опросив свидетелей, счёл происшествие несчастным случаем. А раз так, нет нужды беспокоить дежурного следователя.

Солдаты временно оцепили улицу, а капрал, ругая горожан за рассеянность и беспечность, добавлявших ему работы, быстро составил протокол и распорядился увезти тело в морг. Там Олиру записали как «неизвестную, примерно тридцати лет». Ею она до поры до времени и осталась — трудно опознать одинокую женщину без документов с лицом, похожим на маску смерти.

Прояснили тайну личности личные вещи.

В сумочке нашли носовой платок, порошок от кашля, кошелёк с чекушкой[1] и дюжиной медяков и ключи от дома. Судебный маг, кряхтя, вычленил из них частички ауры, помог определить квартал, в котором проживала погибшая.

Следователь быстро закрыл дело и сообщил сестре Олиры. Та приехала и забрала тело на родину — в деревушку под Милетой. Разумеется, придавленная грузом свалившегося на неё горя, она не зашла в приют, даже не забрала личные вещи сестры. Впрочем, в съёмной комнате Олиры нечем было поживиться — пара старый платьев, чулок и нижнего белья. Ни счёта в банке, ни мебели, ни книг.

Не зашёл в приют и следователь. Занимаясь куда более существенными делами, он счёл излишним даже письменно уведомить заведующую о гибели подчинённой. Причины смерти известны, нет смысла допрашивать коллег погибшей.

Так и получилось, что в приюте о гибели Олиры ничего не знали, хотя активно обсуждали смерть некой женщины под колёсами экипажа.

Хватились воспитательницу, когда та не вышла на работу. Но госпожа Мранес тут же поспешила успокоить подчинённых: Олира уехала к сестре.

— Она давно просилась отдохнуть, вот я и отпустила.

На это все и успокоились, благо перед уходом Олира действительно заходила к начальнице и о чём-то говорила с ней. Минутку, не больше, но всё же.

Версию об отпуске тут же подтвердили Мойра и кухарка. Они даже порадовались за Олиру: вырвалась, бедняжка, на отдых.

Ловкие пальцы госпожи Мранес пересчитывали монеты. Она поделила их на две кучки: золото и серебро. Медью покупатель не расплачивался — не тот товар.

Госпожа Мранес не спрашивала, зачем человеку, представившемуся мэтром Кареном, сироты. Тот хорошо платил, обещал, в случае чего, взять всю ответственность перед законом на себя. С тех пор минуло полгода, и госпожа Мранес скопила солидную сумму, которую планировала положить в банк.

Муж ничего не знал о дополнительном доходе жены. Он полагал, будто она получала только скромное вознаграждение от префектуры.

Госпожа Мранес умела вести дела. Она не покупала дорогих нарядов, чем, к примеру, грешили юные и неопытные шантажистки, не блистала бриллиантами и всё так же брала у супруга деньги на домашнее хозяйство. В её возрасте, а госпоже Мранес минуло сорок лет, люди либо умнеют, либо жалуются на немилость богов. Она не жаловалась и давно научилась получать деньги из воздуха. Мэтр Карен знал, к кому обратиться — госпожа Мранес уже шесть лет успешно подделывала бумаги для финансовых проверок, чтобы обеспечить дочерям достойное приданое, а себе — не менее достойную старость. С её лёгкой руки сироты не получали достаточно масла и мяса, а разницу между закупленными продуктами и выделенными на них попечительским советом средствами клала в карман.

У госпожи Мранес было много родственников. Она этим пользовалась: выдумывала историю о сюрпризе для дочки, открывала на имя очередной тётушки счёт в банке и клала на него ворованные деньги. Родственница в силу возраста и доверчивости подписывала документы, не глядя, давала племяннице доверенность на распоряжение счётом, и та благополучно выставляла дорогую покупку как благодеяние родственницы.

Теперь же госпожа Мранес решила не рисковать и положить деньги на своё имя. Муж с подозрением отнёсся бы к очередному щедрому подарку. Она планировала подождать пару лет, а потом снять половину, солгав, будто скопила эту сумму, экономя на домашнем хозяйстве.

Дверь спальни госпожа Мранес благоразумно заперла на ключ: не хватало ещё, чтобы прислуга застала её за пересчётом монет! Тайные сбережения женщина хранила в укромном месте — под обшивкой задней спинки дивана. Его никогда не отодвигали даже во время весенней уборки.

Закончив подсчёт, госпожа Мранес торопливо разложила деньги по двум кошелькам и спрятала их в скромном вырезе платья. Взглянув на руки, она подумала, что неплохо бы пройти курс омолаживающих обёртываний — кожа загрубела и одрябла. Годы берут своё!

Госпожа Мранес и в молодости не отличалась красотой, а с годами и вовсе превратилась в шарж на школьную учительницу. Зато обзавелась домом в приличном квартале, удачно вышла замуж за богатого торговца, получила прибыльную должность… Красотой сыт не будешь, вот и госпожа Мранес в своё время всего добилась умом.

Поправив платье, женщина надела накидку и, отомкнув замок, спустилась по лестнице на первый этаж.

В воскресный день господин Мранес пропадал с друзьями, то в кабачках, то за городом на рыбной ловле, а жившая с ними младшая дочь — у подруг, поэтому госпожа Мранес не боялась расспросов. Дав наставления служанке, что и где надлежит выбить и почистить, и крикнув кухарке, чтобы обед подали в два часа дня, женщина вышла на улицу и в наёмном экипаже отправилась в приют. Она собиралась спрятать деньги в кабинете, а завтра в конце дня зайти в банк.

Экипаж катил по набережной Милеты, обсаженной пыльными каштанами. За ними тянулся променад, полукругом обнимавший озеро. Все богатые жители Милеты селились в этом квартале, чтобы из окна любоваться закатом над водой.

Из озера вытекала протока, соединявшая его с морем. Её испестряли запруды, плотины и мельницы: каждая мануфактура пыталась извлечь из реки какую-то пользу. Самому озеру тоже нашлось дело — в нём выращивали на продажу рыбу. Многие жаловались на запах, в ответ заводчики лишь пожимали плечами: ветер переменится, а прибыль останется. А с неё платятся налоги в казну, значит, рыба — вещь нужная.

Госпожа Мранес лениво рассматривала прохожих и сжимала крепче ридикюль на ухабах: увы, мостовые не содержали в образцовом порядке.

Глаз зацепился на островок зелени — там стоял храм Сораты. Вот у него пруды чистые, дорожки всегда идеально подметены и никакой грязи.

Мальчишка-разносчик торговал на углу газетами. Назойливый паренёк чуть ли не бросался под колёса, извозчикам приходилось отгонять его кнутом. Вот и в этот раз он кинулся наперерез экипажу.

Возница выругался и натянул вожжи, а госпожа Мранес невольно вспомнила о недавнем несчастном случае. Она не знала, что под колесами погибла Олира.

— Купите, купите, благородная сеньора! — Мальчишка ловко увернулся от кнута и подскочил к коляске. — Всего три медяка, и вы узнаете всё о столичной жизни!

Госпожа Мранес отмахнулась от него, как от назойливого комара, и с облегчением вздохнула, когда крикливый голос смолк позади. Она не любила детей, разумеется, кроме собственных, хотя и старательно изображала материнскую заботу перед попечительским советом. Маленькие оборвыши раздражали госпожу Мранес, наверное, и поэтому мэтр Карен нашёл с ней общий язык. Парой крикунов и плакс меньше — какое счастье!

Приют располагался на окраине города, рядом с заросшим бурьяном пустырём. Госпожа Мранес именовала его парком и отвела для прогулок воспитанников.

Попросив подождать себя, женщина осторожно вылезла на деревянные мостки тротуара и направилась к чёрному ходу. Отомкнув калитку, она вошла в небольшой садик за кухней и поднялась по наружной лестнице к себе наверх.

Несмотря на воскресный день, работа в приюте кипела, и госпожа Мранес торопилась, чтобы не попасть на глаза какой-нибудь воспитательнице.

Оказавшись в кабинете, она испытала некоторое облегчение и поспешила переложить кошельки с золотом и серебром в сейф. Код от него не знал никто, кроме госпожи Мранес. Не доверяя гномам, она не поскупилась на работу мага, чтобы тот зачаровал замок от взлома.

— Добрый день.

Госпожа Мранес вздрогнула и чуть не села на пол. Она так и замерла, сидя на корточках перед секретером, гадая, не страдает ли слуховыми галлюцинациями.

— Я вас напугал? Простите.

Мэтр Карен обворожительно улыбнулся — на памяти госпожи Мранес во второй раз со времени их знакомства — и помог ей подняться. Рука его показалась госпоже Мранес холодной — будто мэтр Карен пришёл оттуда, где за окном кружились снежинки, а не светило тёплое июньское солнце. Да и как он попал в кабинет, если дверь заперта? Госпожа Мранес глянула через плечо — так и есть, ключ в замке на месте. Странно.

— Чем обязана? — деловито осведомилась госпожа Мранес и, чинно расправив юбку, заняла место за столом, непроизвольно отгородившись от посетителя пресс-папье.

— Всё тем же.

Мэтр Карен отодвинул стул, но не спешил садиться. Вместо этого он неожиданно спросил:

— Что, о той женщине не спрашивают?

Госпожа Мранес сначала не поняла, о ком идёт речь, а потом догадалась — об Олире.

История с воспитательницей показалась ей странной. Мэтр Карен сам принёс прошение Олиры об отпуске и попросил подписать задним числом. А потом таинственно добавил, что воспитательница не скоро преступит к работе. Госпожа Мранес предпочла не уточнять почему, подписала бумагу, а после, когда в приюте начали шептаться об Олире, с чистой совестью сообщила: отдыхает.

— Да нет, с чего бы? — пожала плечами госпожа Мранес.

Её пытливый ум задался вопрос: с чего вдруг мэтр Карен, несомненно, обеспеченный и влиятельный человек, так печётся о какой-то воспитательнице? Складывалось впечатление, будто он боится её или расспросов о ней.

Госпожа Мранес решила съездить к сестре Олиры и, если воспитательница там, вывести ту на чистую воду. Здесь пахло большими деньгами, некой тайной, из которой можно извлечь прибыль.

— Это хо-ро-шо, — по складам произнёс мэтр Карен и, наконец, сел. — Ну, а как ваши дела, дражайшая госпожа?

— Ваши стараниями и милостью Сораты. Кто, кроме неё и Дагора, позаботится о несчастных малютках? — притворно вздохнула госпожа Мранес.

Она задумалась, видел ли гость комбинацию цифр сейфа, и хмурилась оттого, что кто-то застал её в самый неподходящий момент. Деньги нужно завтра же отнести в банк, а шифр сменить.

— Перейдём к делу? — предложил мэтр Карен.

Он внимательно наблюдал за госпожой Мранес и легко раскусил все её намерения.

Мэтр Карен с самого начала понял: то, что надо. Не скривит презрительно губы, не станет задавать лишних вопросов — только плати деньги. Жаль, в госпоже Мранес проснулось любопытство, удовлетворить его мэтр Карен сможет всего одним способом. Однако искать новый приют не хотелось, и мужчина решил пока намекнуть заведующей: всем своё место. Если та не поймёт и попытается шантажировать — что ж, ничто не ценится так дёшево, как человеческая жизнь.

Госпоже Мранес не хотелось идти в спальни воспитанников, но мэтр Карен настоял, сопровождать его в этот раз будет она. Он умел убеждать. Госпожа Мранес сама не понимала почему, но стоило измениться выражению его глаз, как она пугалась и соглашалась на всё. Появлялось иногда в них что-то звериное, жёсткое, будто у волка, готового вот-вот растерзать зайца. И всё это — без слов, без единого жеста.

Воспитательницы удивились, увидев начальницу в выходной день. Они тут же побросали кружки с чаем, оборвали на полуслове перемалывание косточек соседок и изобразили бурную деятельность. Госпожа Мранес только усмехнулась — насквозь их видела. День выдался спокойным, вот, уложив детей спать, и сплетничают по углам.

— Кого вам угодно? — госпожа Мранес обернулась к спутнику. — Мальчиков, девочек? Младенцев, постарше?

Мэтр Карен задумался, повертел массивный перстень на мизинце и ответил:

— Без разницы, лишь бы здоровые.

— И всё же? — настаивала госпожа Мранес.

— Я сам выберу. — Ледяной тон пресёк возможные возражения.

Госпожа Мранес кивнула и, хлопнув в ладоши, велела построить воспитанников в спальнях.

Босые, одетые в одинаковые серые суконные рубашки и штаны дети со смесью любопытства и страха разглядывали мэтра Карена. Они стояли у топчанов-кроватей, на которых спали по трое, и ждали, что же будет. Кто-то сосал палец, кто-то хныкал, кто-то просто таращился круглыми глазами на незнакомого мужчину.

Воспитательницы строго следили, чтобы дети не шалили и стояли смирно. Если кто-то заходился в плаче, цыкали на него и пугали демонами.

Мэтр Карен неспешно двигался от кровати к кровати, равнодушно скользя взглядом по встревоженным личикам. Время от времени он тыкал в ребёнка пальцем, и его отводили к дверям, шепча, как тому несказанно повезло.

Выбрав двух мальчиков и одну девочку, мэтр Карен изъявил желание взглянуть на младенцев. Они ему не понравились — «слишком хилые», как он выразился.

Воспитательницы спешно вымыли, причесали и переодели в чистое плачущих детей и усадили в закрытый экипаж мэтра Карена. Там ими занялась его спутница — сухая невысокая женщина с крайне неприятным лицом. Она и раньше приезжала с мэтром Кареном, но никогда не заходила внутрь приюта.

— До скорой встречи, — попрощался мэтр и, склонившись над рукой оторопевшей госпожи Мранес, сел в экипаж.

Заведующая проводила его задумчивым взглядом, гадая, зачем мэтр Карен каждый месяц забирает детей. Вряд ли он находит им усыновителей, значит, преследовал какую-то выгоду. Наверное, продавал.

Иногда мэтр Карен приезжал чаще, раз в неделю, иногда реже, но неизменно не брал меньше двоих.

Пристальное внимание госпожи Мранес не укрылось от покупателя живого товара. Мэтр Карен тоже проводил воспитательницу долгим взглядом и лишь потом откинулся на сиденье.

— Проблемы?

Спутница мэтра поправила капюшон накидки. Несмотря на то, что стояла тёплая погода, она предпочитала кутаться в плотную ткань.

Мэтр Карен пожал плечами:

— Рано или поздно они случаются. У женщины очень длинный нос, надо укоротить.

— Сам или?..

Женщина улыбнулась, обнажив острые кривые зубы. Она с мольбой посмотрела на спутника, прося поручить ей «маленькое дельце».

— Я люблю всё делать сам, ты же знаешь, — вернул улыбку мэтр Карен. — Это несказанное удовольствие!

— Значит, мне опять спать отдельно? — вздохнула женщина и притопнула ножкой. — Нет уж, надоела холодная постель и девки, которых ты пользуешь!

Мэтр Карен расхохотался и напомнил о присутствии детей. Они забились в угол экипажа и, обнявшись, дрожали от страха, исподлобья поглядывая на благодетелей.

— Да, конечно, твои любимые детишки! — пропела женщина и потянулась к ребятишкам. Они задержали дыхание, когда палец незнакомки по очереди почесал их за ушком. — У, какие милые глазастики! Я бы не смогла, а, Эльес?

Мэтр Карен фыркнул и буркнул:

— Ничего сложного, одни сантименты! Учись, пока я жив.

Дети поневоле навострили уши, предчувствуя дурное. Они сызмальства привыкли получать удары судьбы и не верили людям. Особенно этим, с фальшивыми улыбками и холодными глазами.

— Хорошо, Майя, бросим монетку, — наконец, пошёл на компромисс мэтр Карен, разумеется, носивший совсем другую фамилию. — Кому выпадет лик Дагора, тому и пугать досточтимую госпожу Мранес. Она должна остаться жива, но запомнить урок на всю жизнь.

— А потом… — Майя провела ребром ладони по горлу.

— Разумеется, — пропел мэтр Карен. — Я подарю её тебе, раз ты так ревнуешь к каждой юбке. Хотя, поверь, на Сару Мранес не позарится даже слепой, а остальные женщины нужны лишь для дела.

Майя с готовностью извлекла из-под накидки лозен[2] и, ловко подбросив, прихлопнула ладонью. Отняв руку, женщина уставилась на монету и улыбнулась: на неё смотрел чеканный профиль бога рядом с инициалами правящего ныне короля Донавела ли Аризиса.

Мэтр Карен кивнул, и Майя, вновь поправив капюшон, тенью выскользнула из экипажа. Тот даже не затормозил.

Дети, открыв рот, уставились на хлопающую дверцу экипажа. Не выдержав, девочка заплакала.

— Тише, тётя жива, — мэтр Карен закрыл дверцу и погладил испуганных детей. Цепкие пальцы задержались на личиках, слегка царапнув перстнем по впалым щёчкам. — Она вернётся, только вы её уже не увидите. А теперь спите.

Мужчина хлопнул в ладоши, и детские головки склонились набок, глаза закрылись.

Откинувшись на сидение, мэтр Карен вслушивался в перестук колёс и размышлял, как провести ближайшие дни. Он решил немного обождать со взятыми из приюта детьми — оставалась ещё женщина, одна из тех, на которых намекала Майя. Белокурая крестьянка не знала, куда переберётся сегодня ночью из тёплой постели любовника.

Довольная госпожа Мранес возвращалась из банка. Она открыла счёт под хорошие проценты и, пребывая в отличном расположении духа, не взяла наёмный экипаж, решив прогуляться до дома пешком. Милета — город небольшой, а жили Мранесы не на окраине. Дом на границе квартала знати они купили пару лет назад, не без помощи ворованных денег: заведующей очень хотелось выбиться в люди. Однако владельцы особняков не спешили приглашать Мранесов на обеды и музыкальные вечера, так что, переехав, супруги продолжали общаться со старыми знакомыми, такими же, как они, представителями второго сословия.

Проходя через квартал магов, госпожа Мранес вспомнила, что хотела записаться к врачу. Судя по бою часов на Ратуше, мэтр Соргэ ещё не закончил приём, она успеет.

Госпожа Мранес свернула на узкую петлявшую улочку. Она выгодно отличалась от прочих улиц Милеты чистой, яркими красками, горшками с цветами, причудливыми водостоками и каменной резьбой. Госпожа Мранес невольно остановилась, чтобы полюбоваться коваными воротами во двор. Будучи женщиной практичной, она порой проявляла простые человеческие слабости.

Порой госпожа Мранес жалела, что не вышла замуж за мага. Увы, ни её происхождение (она была дочерью лавочника), ни наследство дяди, одного из рыбозаводчиков, не прельстили выпускников Университета.

Отогнав мечты молодости, госпожа Мранес зашагала дальше, к Бульвару коростелей. Дорогу ей внезапно преградила незнакомка. Откуда та взялась, госпожа Мранес не поняла, зато запомнила, что грубиянка толкнула её.

— Эй, нельзя ли повежливее! — возмутилась почтенная заведующая приютом.

— Ой, простите! — деланно вздохнула незнакомка. — Я вас ушибла?

Госпожа Мранес наморщила нос и покачала головой.

— Это хорошо, — нараспев протянула закутанная с ног до головы незнакомка. — Сара Мранес, я полагаю?

Сбитая с толку, заведующая растерянно кивнула.

— Тогда тебе привет, жадная дура, и пожелания съесть язык.

Незнакомка рассмеялась и буквально растворилась в воздухе.

Госпожа Мранес провела рукой по глазам, пробормотав: «Привидится же такое!».

Она благополучно записалась к врачу на среду, заплатила аванс скучающей блондинке, помощнице мэтра Соргэ, и отправилась к стоянке наёмных экипажей. Ноги гудели, и прогулка по свежему воздуху уже не казалась столь привлекательной.

Свободный экипаж нашёлся быстро, и, назвав адрес, госпожа Мранес покатила к дому.

Солнце медленно клонилось к закату, день готовился уступить место светлым летним сумеркам.

По улочкам прогуливались парочки. С открытых террас ресторанов слышался звон бокалов и заливистый смех. Госпожа Мранес знала, там развлекаются со знатными и богатыми покровителями дамы полусвета.

Вот на углу, у бакалейной лавки, мелькнула вывеска таверны с кабаньей головой. Там традиционно собирались гоэты[3] — «негодные маги», как величала их свысока госпожа Мранес. При всей любви к дипломированным волшебникам, она не жаловала их коллег ниже рангом и при возможности старалась обсчитать. Зачем переплачивать, когда гоэтов в городе море, а умения у всех одинаковые?

Госпожа Мранес встревожилась, когда экипаж свернул с набережной не Тополиную улицу, а на Торский тракт, ведущий за город. Извозчик не внял увещеваниям, наоборот, подхлестнул лошадь.

Мимо мелькали кварталы, заселённые беднейшими представителями второго сословия. Дома стремительно росли вниз, стало больше зелени.

Пока госпожа Мранес гадала, стоит ли позвать на помощь, экипаж выехал за пределы Милеты и покатил мимо ферм предместья.

— Что вы себе позволяете? — наконец во весь голос возмутилась госпожа Мранес. — Я не кто-нибудь, а заведующая приютом, жена уважаемого торговца!

Извозчик упрямо молчал.

Звонко свистнул кнут, и лошадь пустилась в галоп.

Экипаж невозможно трясло. Перепуганная госпожа Мранес отчаянно вцепилась в край сиденья и молила богов сохранить ей жизнь. Вместо крика из горла вырывался писк, который никто бы не услышал.

Наконец экипаж остановился. Извозчик спрыгнул с козел и заявил:

— Приехали, госпожа.

Госпожа Мранес оглядела: с одной стороны чернел лес, с другой тянулось пшеничное поле. Ни человеческого жилья, ни делянки вокруг. Даже дорожная повозка сегодня не проедет: поздно уже, закат. Оставалось только гадать, как далеко они от Милеты.

— Плачу вдвое, — замотав головой, дражайшим голос пробормотала госпожа Мранес.

— Не пойдёт, дамочка, поездка в один конец!

Извозчик грубо вытолкал госпожу Мранес, взлетел на козла, взмахнул вожжами и был таков.

Отряхнув юбку, испуганная женщина с надеждой вгляделась в дорогу: вдруг появится всадник? Увы, спаситель не торопился, и госпожа Мранес, оправившись от первоначального потрясения, побрела в сторону Милеты. Она запомнила лицо извозчика и в красках представляла, как подаст в суд на мерзавца и пустит по миру.

Внезапно госпожа Мранес ощутила у уха чьё-то шумное дыхание. Нахмурившись, она обернулась и, закричав, побежала, не разбирая дороги. Зомби не отставал. Вращая вылезшими из орбит глазами, он тянул к госпоже Мранес руки со свисавшими клочьями кожи.

Тело зомби кишело червями. Оно издавало непередаваемую, удушающую вонь.

Споткнувшись, госпожа Мранес упала и заверещала, когда зомби навалился на неё. Женщине казалось, пришёл её последний час.

Зомби царапал кожу, разрывал одежду и заученно повторял металлическим голосом: «Молчи, дрянь, ты ничего не видела, а то пожалеешь!». Онемевшая от страха госпожа Мранес даже не думала сопротивляться. Слёзы катились по щекам, смешиваясь с кровью и грязью.

Где-то на подкорке сознания промелькнули обрывки сведений о смертельно опасном трупном яде, промелькнули и потонули в море паники.

Зомби поднял истерзанную жертву за горло и поволок к лесу.

Госпожа Мранес хрипела. Голова болталась, как у марионетки, а руки и ноги сотрясались в конвульсиях.

Размахнувшись, зомби забросил жертву в овраг и тут же рассыпался. Ещё мгновенье назад он был ходячим мертвецом, а теперь — всего лишь истлевшим телом, части которого разбросало по опушке леса. Казалось, будто оно пролежало здесь с зимы.

Падая, госпожа Мранес ударилась затылком о камень, поэтому потеряла сознание. Очнулась она уже глубокой ночью.

Над головой светили звёзды, звенели комары и выли волки.

Госпожа Мранес с трудом села, потирая ушибленный затылок.

Волчий вой повторился совсем рядом, и, пересилив боль, подгоняемая страхом, женщина начала карабкаться вверх по склону. Почва то и дело уходила из-под ног, госпожа Мранес сползала, но упрямо продолжала стремиться к цели. Наконец, она выбралась и, покачиваясь, побрела к дороге. Бежать госпожа Мранес не могла, хотя очень хотела бы: ей казалось, будто вся опушка покрылась горящими жёлтыми волчьими глазами.

«Сората!» — шептали обескровившие губы, а сердце билось так гулко и часто, что, казалось, вот-вот разорвёт грудную клетку.

Госпожа Мранес с трудом добрела до дороги и повалилась на обочине, вручив судьбу небу. Одно она знала точно: если выживет, ни в какой суд и Следственное управление не пойдёт, затаится, как мышь в подполе.