«Благодарю тебя за то, что ты вернул мне веру в себя. За то, что смотрел, как на величайшее чудо. Я смогла взглянуть на себя твоим взглядом и полюбить себя снова. Я забыла, как это. И мне еще предстоит с этим разобраться. Поэтому я решила, ничего кардинально не менять. С мужем я вернулась в Россию. Не жди меня. И прошу, не нужно мне писать. Пока ничего не могу тебе пообещать. Но бесконечно благодарю за крылья, которые ты мне подарил. Дария».
Джабир раз за разом перечитывал первое и единственное послание, прилетевшее от Даши после расставания. После пулеметных очередей его сообщений, оставшихся в их чате без ответа, оно казалось долгожданным облаком, заслонившем на пару мгновений невыносимо-жгучее солнце.
Он жаждал ответа. Поначалу с надеждой бросался к телефону, потом злился и еле сдерживался, чтобы не написать что-то дерзкое и даже обидное, когда видел: она прочла его сообщения, но ответом не удостоила.
Три дня доктор Шериф ничем не отличался от подростка, переживающего первые муки разбитого сердца. Хотя в любом возрасте муки разбитого сердца примерно одинаковые. Но Джабир был уверен, что он должен справляться с этим лучше остальных, он же Шериф. Маг и волшебник, в конце концов. Но выходило как у всех. И даже любимые сумерки не спасали.
Иногда Джабиру казалось, от боли, разливающейся от сердца по всему телу, он не сможет дышать. Он нырял в воспоминания о Даше, а когда становилось невыносимо плохо, выныривал из сладких иллюзий. Заводил метроном, брал четки, но пустота, занимающая с каждым ритмичным ударом все внутри, давила так сильно, что Джабир предпочитал вновь окунуться в омут воспоминаний.
Дашин запах, ее смех, тепло ее тела, горячие маленькие ладони на его спине. Дашино сообщение с просьбой не ждать. Холодный укол в сердце и снова по кругу: воспоминания, пустота как альтернатива, воспоминания. Куда не пойди, всюду больно.
В третьи сумерки, которые Джабир встречал в совершенно разбитым, позвонил дед. Сам. Обычно Мусса набирал номер и передавал старику трубку.
– Джабир-сынок, родной мой, приезжай домой. Полгода не будет ничего. Она не приедет. И даже не позвонит. Так надо, сынок, – дед сразу перешел к делу. И голос его чуть дрожал.
– Я не думал, что это так тяжело, дедушка, – почувствовав поддержку родного человека, доктор Шериф-младший готов бы разрыдаться.
– Ты плачь, сынок…Пусть душа твоя поплачет о потере, это ее потеря. И в этом нет ничего стыдного, родной, – казалось, что суровый старик сам готов заплакать.
– Дед, я тебя не узнаю. Это же всего лишь амурная история. А ты плакать разрешаешь. Не особо ты поважал слезы, – проговорил в трубку Джабир. Настрой деда удивил его.
– Ты сам знаешь Джабир, что это не просто интрижка. Она твоя. Она необычная. Я вижу, и душа моя радуется тому, как судьба щедро решила наградить тебя, подарив такую женщину. Но еще не время…
– Мы будем вместе?
– Джабир, я что похож на гадалку в цирке? Так ты однажды сказал отцу?
– Было дело.
– Приезжай, сынок. Сейчас время вернуться тебе в Фес.
Дед нажал на отбой. Все же он не изменял себе, этот мудрый старик, обладавший такими знаниями, что стоило ему только захотеть, весь Ближний Восток и половина Африки с их шейхами, президентами, премьерами и тайными правителями, оказались бы под его контролем. Но Шериф-старший знал свой путь и не искал земных благ.
Джабир даже не подозревал в своем строгом, но справедливом деде, столько сентиментальности. Дед никогда не говорил про любовь так, как сегодня. Шериф-младший тут же купил билет до Марокко. Через два дня он летел туда, где его поймут.
Утром Шериф-младший позвонил в клинику и убил миссис Штимт сообщением о том, что он срочно уезжает на неопределённый срок и просит уведомить об этом всех клиентов.
Вечером к нему домой впервые приехал Густав Шульц. Их дружба не выходила за пределы кабинета и любимой мужчинами респектабельной кофейни, поэтому второй раз за два дня Джабир удивился и таким образом отвлекся от тяжелых мыслей о Даше.
– Что случилось, Джабир?
– Все в порядке. Нужно ехать домой.
– Знаешь, а я вижу, что не все в порядке. Я могу тебе помочь?
– Боюсь, что нет. Не знаю, как мне можно помочь, – благодарный Джабир развел руками.
– Значит, дело в женщине…
Доктор Шериф кивнул.
– Уходить в запои на недели не советую, а других способов, увы, не знаю. Могу лишь предложить дружеское участие и любую финансовую помощь.
– Я так тронут твоим вниманием, Густав.
– Это самое малое, что я могу для вас, доктор Шериф, – Густав пожал руку Джабира и просил обязательно звонить.
Перед вылетом, долго сомневаясь и борясь с собой, Джабир все же набрал номер Ани. Он значился в списке деловых контактов, а теперь оказался единственным мостиком, связывающим его с далекой любимой женщиной.
– Они улетели на следующий день. Дашу я не узнавала. Она какая-то другая стала. Мы с ней больше не разговаривали. Они лишь прислала сообщение, что долетели хорошо, – Аня будто ждала этого звонка. – Как вы, доктор Шериф?
– Я в порядке. Улетаю сегодня в Марокко.
На том конце повисла пауза.
– Знаете, может быть зря я это говорю, но в тот день, когда Даша ночью ушла из дома, она сказала мне, что не хочет быть без вас…И я ее никогда такой решительной не видела.
– Спасибо, Анна, что вы об этом мне сказали.
***
Шумный, пестрый, непричесанный Фес оказался идеальным местом, чтобы переживать расставание. Джабир, по крайней мере, пытался себя в этом убедить.
Род Шерифов издавна проживал в Старой Медине, месте, откуда начинался Фес. Мусса раз предложил отцу переехать в более просторный дом в новой части города, но Шериф-старший, даже ничего не сказав, так выразительно свел свои седые брови, что сын больше не решался на разговор о смене места жительства.
Джабир бродил по запутанным узким улочкам и находил в этом особое удовольствие. Он хотел бы потеряться на них, но у него никак не получалось. В длинных лабиринтах Джабир помнил каждый поворот. Да и не могут волшебники просто взять и пропасть в переулках, знакомых с раннего детства. Так и квалификации можно лишиться.
– У деда точно, – не без улыбки думал Джабир.
Хотя поведением своего старика Шериф-младший был немало озадачен. Дед тепло встретил внука и очень хотел его поддержать, поэтому куда-то припрятал свои категоричность и язвительность. А однажды даже заговорил о Даше.
– Мне бы хотелось тебя обрадовать, дорогой внук, и сказать: твоя женщина приедет в прозрачном апреле, и вы будете счастливы. Однако перед моим взором клубок со множеством ниток. И за какую нить вы потянете, ответить не могу. Десятки обстоятельств, которые задают повороты вашей истории. Но я вижу, как твоя канарейка думает о тебе, сынок…
– Она будет петь, дед?
– Она уже берет первые ноты. Пусть еще совсем неуверенно.