Перекрестки

Часть 2.

Клиенты Джабира называли его волшебником.

– Что вы! Я просто хорошо делаю свою работу, – он спешил их мягко переубедить.

Сам же вспоминал лицо деда, когда в детстве первый раз с гордостью продемонстрировал друзьям –мальчишкам свой дар.

Его приятель Ахмад упал с велосипеда и вывихнул плечо. Десятилетний Джабир подошел к другу и кивнул окружившим их притихшим пацанам: все будет хорошо, я умею. Он картинно возвел руки и с молитвой опустил их на плечо, раскачиваясь в такт со словами. Чтобы усилить впечатление, Джабир закатил глаза и изобразил величайшее напряжение.

Голосивший от боли Ахмад успокоился, то ли от завораживающих слов молитвы, то ли от изумления, и ошарашенно уставился на приятеля. Тогда Джабир потянул обмякшую руку друга на себя: щелчок, и головка плечевой кисти скользнула в суставную впадину. Джабир еще немного подержал горевшие жаром ладони на поврежденном плече, после с тихим речитативом, непонятным для компании мальчишек, потер их друг о друга, затем сцепил в замок, который поочередно приложил к своему животу, груди и ко лбу.

Ахмад шевелил рукой и не верил своим ощущениям: боль прошла. Совсем. О происшествии напоминали лишь дорожки от слез на его лице, да содранные ладони в густой и теплой пыли Феса. Эффект, которого так желал Джабир, был достигнут. Друзья с почтением расступились, когда он, подняв с земли Ахмада, пошел к своему велосипеду. Кто-то даже шепнул вслед: целитель!

Знали бы приятели, как попало ему дома за это показательное выступление! Дед никогда больше не был так строг с ним. Обиднее всего Джабиру было даже не то, что он сам простодушно выложил старшему все детали приключения. За живое задели слова, что дед сказал отцу Джабира, вернувшемуся с больничной смены.

– Все, Муса, закончился наш род врачевателей. Дальше – только вот такие комедианты, – дед указал рукой на зареванного Джабира. И добавил, пристально глядя внуку в глаза. – Хороший актер – это признание, а ломать дурную комедию таланта не нужно. Коль готов потешить гордыню и разменять свой дар на одобрение окружающих, значит, ты его не достоин.

Позже Муса успокаивал сына. Джабир хорошо помнил сумерки, окутавшие комнату, и голос отца, который гладил сына по голове. После дневной шоу-программы и резкости деда наступал желанный покой, папины руки будто снимали с маленького мальчика непосильное чувство вины: предал, не справился.

Пройдет тридцать лет, любимым отрезком суток у Джабира останутся сумерки. Пограничное время, когда день приглушает свои краски, а ночь по капле добавляет и размешивает в светлом свою черноту. Время оттенков и полутонов для него обернется временем, когда все становится ясным, обретает свои контуры и очертания.

– Ты же знаешь, Джабир, – говорил Муса, – мы должны помогать незаметно. Ну уж точно без закатывания глаз. Это одно из условий, на которых нам дарованы наши способности. Ты уже седьмой целитель в семье Шериф. Понимаю, тебе тяжело. На тебя смотрят шесть пар глаз твоих предков, как дед сегодня.

Отец нахмурил брови и посмотрел на сына:

– Мне – то гораздо легче…

– Почему?

– За мной наблюдают только пять таких пар…

Джабир прыснул: тоже мне, разница.

– Зачем они смотрят, сынок?

– Они ждут чего-то, папа. Мне так все время кажется.

– Чего?

– Что я стану таким же, как они.

– Нет, Джабир. Они ждут, что ты примешь дар, но останешься собой. Понимаешь, сынок?

– Угу, приму дар и останусь собой, – мальчик проваливался в сон.

Как дед и отец Джабир стал хирургом. Несколько лет работал в больнице Феса, выезжал в командировки в составе международной организации врачей в зоны конфликтов. И всегда делал больше, чем обычный врач.

– Вы чудеса творите, – говорили ему ассистенты после сложных операций, когда жизни в пациенте оставалось только на два вздоха, а доктор вытаскивал его с того света.

– Что вы! Это просто моя работа, – следовал неизменный ответ.

Кому молодой доктор Шериф мог рассказать, что он никогда не сражался со смертью, если наступал ее черед сыграть свою роль в заключительном акте человеческой жизни? Он с почтением встречал ее у операционного стола и в больничной палате. Порой помогал испуганным душам совершить переход. Джабира смерть не пугала. Она не была старухой с косой. Каждый видел ее по-своему. Солдатам она часто представлялась прекрасной девушкой, которая обнимала холодными руками и показывала новый путь.

Гораздо тяжелее было Джабиру заглядывать в прошлое людей, которые до ужаса боялись перехода, противились неизбежному и в прямом смысле рвали душу, готовую попрощаться с телесным пленом. Молодой доктор искал светлые воспоминания в их прошлом, чтобы помочь. И так и не привык к тому, что не у всех они были. Первый раз он в ужасе отчаянно шептал солдату, уходившему в страшных муках:

– Закончились твои беды, несчастная душа. До дна ты испила горечь этого воплощения. Лети! Ты свободна! Зачем ты противишься? Там нет боли: тебя ждет свет и покой.

– Что мне делать, если я снова не найду ничего хорошего? Как это возможно, отец? За что дается такая жизнь? – после потерянный Джабир звонил домой.

– Мы не можем этого знать, мы можем только помочь, сын. У каждого человека на этой земле найдутся девять месяцев безмятежности– аванс счастья. У кого-то вот на целую жизнь, – ответил Муса.

И Джабир, когда не мог отыскать радости в прошлом человека, провожал душу, покачивая ее на теплых материнских водах.

Спасал же он тех, кому не пришло время уходить, но они так отчаянно бежали от жизни, порой сами не осознавая, куда несутся, что в итоге – оказывались на пороге двух миров. За таких людей Джабир сражался. Помогал он и облегчить боль, родится новой жизни, уйти старой хворобе.

Когда молодой доктор Шериф вернулся из очередной командировки домой, оставив привычный ужас войны за спиной, дед объявил, что завтра они идут свататься.

– Амира станет тебе хорошей женой. Семья достойная, девушка очень красивая.

– Но, дед, я хочу жениться, когда встречу свою женщину. Позволь мне самому решать.

– Джабир, «твоя женщина» пока далеко, а твоя будущая жена ждет нас завтра на соседней улице, – дед любил туманные формулировки.

Вопреки ожиданиям, Амира очень понравилась Джабиру, а он ей. Через месяц сыграли свадьбу. Полгода, пока искрились первые чувства, доктор вспоминал, как одни из самых светлых в своей жизни. Симпатия, однако, не переросла в любовь, и вскоре Амира, которая в отличие от мужа, успела полюбить по-настоящему, стала требовать внимания. Громкие скандалы, молящие о чувствах глазах – Джабир не знал, что сложнее пережить. Он понимал жену, уважал, жалел, но полюбить ее не мог.

Через год он вернулся к длительным командировкам в бедные африканские страны, где всегда ждали его помощи. Жена писала ему длинные письма на бумаге. Джабир ждал этих посланий, обязательно отвечал, подробно описывая свой быт и работу. Иногда ему казалось, что он скучает по Амире. Он часто звонил ей. По возвращение заключал в горячие объятия. Но проходила неделя, и Джабир задыхался от заботы и любви, которыми окутывала его Амира.

Так прошло три года, мучительных для обоих.

А потом случилась командировка, из которой Джабир больше не вернулся ни в дом к жене, и в родной Фес.

– Какая Европа, Джабир? – Сердился в трубку дед. – Никто из Шерифов никогда надолго не покидал Марокко.

– Я стану первым, дедушка, – улыбался Джабир, представляя нахмуренные брови своего старика, который очень неумело изображал строгость. Когда ты умеешь заглянуть в будущее, тебя сложно чем-то сильно удивить.

Джабир был абсолютно уверен, его внезапный переезд не стал сюрпризом для деда. Он представлял, как тот, еще до сообщения от внука, выговаривал Мусе, сидя вечером в своем кресле под приглушенным светом старого абажура:

– Куда это годится, сын? Разве может Шериф лишиться своих корней? И что он будет делать в этой Европе?

Муса немного подшучивал над отцом:

– Ты хочешь поспорить с судьбой, отец? А может перехитрить ее?

– Для смеха причин мало, – будто бы обижался старик.

– Отец, сколько раз ты смотрел? Уже и со счета сбился. Сколько вариантов тебе показали?

– Один. Всегда один, – старик устало развел руками. – Так никогда не бывает. Десятки вариантов дорог у других, даже у меня, старого человека, есть выбор. Почему у Джабира один?

– Мы должны радоваться, отец: нашему мальчику понятно, куда идти. Почему ты печалишься?

– О, Муса, это так несправедливо…Как мы без него?

Дед закрыл лицо руками и заплакал. Сын подошел и обнял отца.

Даже, если ты спас сотни жизней, умеешь заглянуть за горизонт и сами звезды дают тебе советы, на этой земле ты остаешься просто человеком, чье сердце остро чувствует радость и боль.

– Задача каждого, кто приходит в мир – сохранить сердце живым и емким для счастья и печали, – говорил дед Джабиру.

И у старика это хорошо получалось. Для знакомых, соседей, пациентов старший Шериф был великим врачом, мудрым человеком широкой души, бесконечно уважаемым и почитаемым, но лишь сын и внук знали о масштабах его силы и знаний. Дед смеялся, когда Джабир показал ему фильм про доктора Стрэнджа.

– И чем я на него похож? Хорош герой, который прежде чем спасти мир, наполовину его рушит, – дед повторил движение рук за доктором – На тебя вот он похож. Ты так, наверное, делал, когда Ахмад упал с велосипеда.

Дед теперь хохотал, припоминая эпизод из детства своего внука.

В Германию, где обосновался Джабир после пары лет скитаний по европейским странам, отец и дед приезжали несколько раз. Дед удовлетворенно покачал головой, когда внук показал свою клинику мануальной терапии в престижном районе Берлина.

– Хорошо. Это, конечно, не палатка военного хирурга, – заметил он.

– Людям здесь тоже нужна помощь. Сынок, ты делаешь большое дело, я знаю, – Мусса похлопал сына по плечу.

– Дед, я долго сомневался, когда переезжал сюда. Нужны ли мои способности здесь, не бегу ли от дара? Десять лет я видел войны и боль, что они несли людям. Человек не остается прежним, хоть раз столкнувшись с этим кошмаром. Да что я говорю, вы сами все знаете! Но когда приехал сюда, то понял, что в своей сытой и уютной жизни люди скованы другими страхами. Они точат их изнутри, делают их тела деревянными. Таким людям я помогаю.

Очередь в клинику доктора Шерифа-младшего с каждым годом становилась все больше. Прием был расписан на полтора года вперед. Без рекламы и прочих маркетинговых ходов.

Старое доброе сарафанное радио. Когда пациенты говорили, что их жизнь изменилась после курса массажа или процедур у Джабира, они ничуть не преувеличивали.

Тело пациента для него было подобно карте. По напряжению в мускулах, посадке шеи, форме позвоночного столба, цвету кожи, доктор легко мог определить, какими маршрутам ходил человек прежде, чем оказаться в его кабинете. Джабир расслаблял стиснутые спазмами мышцы, а еще высвобождал и перенаправлял энергию, которая птицей билась в его пациентах, но не находила выхода и применения.

– Словно заново родился!

– У меня силы появились жить, доктор!

– Я решилась…

Слышал он от своих клиентов и вновь убеждался, что когда-то выбрал верный путь, перебравшись к людям, которым выпало счастье родиться в благополучном мире без потрясений, но это их не спасло от глубоких душевных ран. Некоторые пациенты Джабиру представлялись хрупкими бабочками, попавшими в липкую паутину страданий. Они сражались отчаянно, но проку не было. Им требовалось помочь, пока черный паук неизбежного не добрался до своей ослабевшей жертвы.

– Ты только не складывай крылышек, – шептал он такой душе на первом сеансе. – Я освобожу тебя.

– Доктор, вы настоящий волшебник, – говорили ему.

– Это просто моя работа, – следовал неизменный ответ.