Под ногами мягко захлюпала, зачавкала покрытая алым мхом земля. В нос ударил запах сырости. Дана с трудом устояла на ногах, удерживая болтавшегося из стороны в сторону Кощея. Молодожен еле держался прямо, голова его болталась от плеча к плечу, глаза закрылись, в лице не было ни кровинки. Даже смех брал — и это он довел в свое время Дану до благоговенного исступления, до первобытного ужаса. Теперь он сам трясся как осиновый лист. Бросила Дана его на водянистую почву. Тряхнула волосами.
— Я выполнила свою часть уговора! Где ты? — ее звонкий голос разнесся среди берез. Те повернули свои кудрявые головы, с интересом наблюдая за новоявленными гостями.
— Тут я, чего орешь? — зачавкала земля под узорчатыми босыми ногами. Водяной сложил руки на груди. С насмешкой глядел он на обессилевшего брата, лежавшего на земле, точно ветошь.
Водяной с презрением поддел костлявое тело ногой. Не получив никакого ответа, даже гневного шипения, раздосадованно сплюнул и рассмеялся.
— А я говорил тебе, братец, однолюбство до добра не доведет! Вот любишь ты по одной за раз, а только силы тратишь, — поднял он глаза на Дану. — Тебя это тоже касается, вечная княгиня. Кстати, знакомая какая мордашка.
— Ты! — мелькнул в подлеске рыжий хвост. Выскочила перед Водяным кошка, зашипела, но рыбный запах, исходивший от подводного владыки, притупил ее гнев. — Мы же спасли тебя! А ты…
— Вон как интересно все выходит, а? — сверкнул глазами Водяной.
Дана дернула плечами.
— Хватит языками чесать. Делай, что обещал! Где Дамир мой?
— Тут он, — поднял руки Водяной в успокаивающем жесте. — Ты скажи сначала вот что: как думаешь, стоит тут мне себе резиденцию сделать. Климат прекрасный, а безвременье для кожи полезно.
— Не испытывай мое терпение, пока у меня в руках сила Кощея.
— Ой, как всегда невыносимая, колдунья с южных берегов, — улыбнулся Водяной и провел косматой рукой по белой щеке. — Я же обещал, что найду твоего Дамира, когда вода его получит. Вода разлилась и нашла его косточки. А там уж женушки мои за дело взялись — ткали и пряли ему новое тело, глаза его ясные из жемчужин да рыбьих чешуек собирали.
— Ты издеваешься? — вспыхнула Дана и махнула рукой. Тонкая березка за спиной Водяного переломилась, как лучинка, и в треске ствола отчетливо послышался девичий визг. Вторила ему Милорада.
— Что ты творишь! Там же русалки!
— Мне все равно, — бросила Дана, впиваясь в Водяного взглядом. — Где Дамир⁈
Устало закатил глаза Водяной, но все же хлопнул пару раз в ладоши. Раздался плеск позади. Дана обернулась и увидала, как скользит по спокойной воде одинокая лодочка, тонкая, как ореховая скорлупа. За оба борта придерживали лодку жены Водяного — самые красивые молодые утопленницы, судя по виду, только недавно присоединившихся к многочисленной подводной семье. Позади всех лодку подталкивала Частуха, на ее широкой спине сидели несколько игош и болтали своими кривыми ножками.
Дана только фыркнула от такого пышного сопровождения, задрала она подол и побежала по мшистому берегу, вытягивая шею, чтоб увидать лежавшего в лодке мужчину. Утопленницы прижали суденышко к берегу, и охнула, задрожала Дана всем телом.
На дне лодки лежал красивейший из мужчин, что когда-либо жил. Высок, плечист, каждая черта лица без изъяна, каштановый волос прям и мягок, губы алы и улыбчивы. Дай ему в руки меч — получился бы воин из сказаний, так и не поверишь, что перед глазами простой пахарь. Склонилась Дана над возлюбленным, поднесла руку к его лицу — кожа на ощупь была мягкая, но холодная, аж пальцы закололо.
— Ну, хороша работа? — хмыкнул Водяной. — Будешь теперь с ненаглядным своим жить-поживать, да добра наживать. Если уж не позабыла, что это такое — добро.
— Разбуди его, — приказала Дана.
Хозяин подводного царства только руками развел, расправил перепонки между пальцев.
— Ну нет, рыбка моя золотая. Твой супруг — тебе и будить. Разве ж трудно это, когда в руках сила кощеева?
Фыркнула Дана, всем видом показывая, что не собирается правоту его признавать. Но положила руки на грудь Дамира, вздохнула глубоко, пытаясь найти сердце, что только и ждет, чтоб снова забиться для нее. От одного только предвкушения на глаза навернулись слезы счастья. И оттого вспыхнула еще сильнее злость, когда на грудь Дамира вскочила рыжая кошка.
— Погоди! Сначала уговор выполни. Кожу мне мою верни, лицо белое.
— Сейчас-сейчас, — хмыкнула Дана, схватила кошку за шкирку и отбросила в ближайшие кусты.
Положила руки на грудь любимого, вонзила ногти в мягкую плоть, прикрыла глаза и сконцентрировалась на ощущениях. Чувствовала она, как капля за каплей в Дамира перетекает жизнь, как начинает потихоньку биться сердце, как слабо поднимается и опадает грудь. Дана зажмурилась еще крепче, сильнее надавила на грудь. Колдовская сила вперемешку с жизнью полилась в любимое тело, зажужжала под кожей. Распахнул глаза Дамир, задышал прерывисто, закашлял, будто только что из-под воды вынырнул. Заплакала Дана, потянула к нему руки.
— Дамир, любимый.
— Кто ты, красавица? — немного смущенно улыбнулся мужчина. От вида этой улыбки сердце Даны чуть не разорвалось на части. — Не видала ли ты жену мою? Она… ее…
Он замер, лицо исказила гримаса боли. Перед остекленевшими глазами замелькали обрывки воспоминаний столетней давности.
— Все хорошо, Дамир, — заворковала Дана, еле успевая отирать слезы. Попыталась она обнять Дамира, да только напряглось крепкое тело. Мягко отвел мужчина свою спасительницу в сторону, вылез из лодки. Огляделся по сторонам.
— Кровью пахнет. Где я? Где жена моя⁈ Кто ты⁈ — с каждым вопросом голос его становился все меньше похожим на человеческий. Хрипел и повизгивал Дамир, урчало у него в горле, будто вода там застряла. Дана отчаянно заглядывала ему в лицо, и ужас сковывал ее. По венам вместо алой крови бежала черная жижа. От этого сеть сосудов вздувалась, пухла под тонкой кожей. Движения быстро утрачивали плавность, кожа начала расслаиваться, как плохо сшитое одеяло. Дана обернулась к Водяному.
— Что ты наделал⁈ Верни его!
— Я вернул. Вернее, ты вернула, — хохотнул Водяной. За время трогательного воссоединения он успел забраться на холмик и там вовсю наслаждался вниманием своего многочисленного семейства. В качестве сиденья он использовал бездыханное тело Кощея. — Ну а что ты хотела, он сотню лет в иле гнил! Даже со всей кощеевой силой прошлого не воротишь. Хотя…
Он указал куда-то за спину Даны. Ходивший по берегу, как болванчик, Дамир, спотыкался и размахивал руками, икал и гыкал, словно пытаясь отрыгнуть застрявшие в горле слова. Но не это привлекло внимание Даны — вода у берега запузырилась, забурлила, и над поверхностью показались головы. Лица. Синюшные. Зеленые. С отпавшими челюстями, с белесыми глазами. Утопленники ползли на поверхность, вонзали тонкие пальцы в мшистый берег и подтягивали себя вперед. Когда первые показались по пояс, Дана увидала, что каждый мертвец был за веревку привязан к лодке, в которой привезли Дамира.
— Ах ты сволочь глубоководная! — завопила Дана. — Ты чего натворил?
— Не я, а ты, — улыбнулся Водяной. — Забирай мужа и иди на все четыре стороны.
Дана поджала губы, обернулась к Дамиру. Тот перестал бродить, застыл неподвижно, глядя куда-то промеж деревьев. Дана прищурилась, попыталась всмотреться, и на секунду глаза ее уловили женский силуэт. А Дамир вытянул руки и как мог побежал вперед, истошно вопя: «Любимая!»
Не успела Ольга твердо встать на ноги и как следует осмотреться, как сжали ее твердые руки в объятиях, как в тисках. В нос ударил запах тины и разложение. Что-то мокрое принялось елозить по лицу. Девушка упиралась, пыталась отвернуться, но схвативший ее мертвец был сильнее. Все крепче стискивал он объятия, выдавливая из девицы последние глотки воздуха. Голова закружилась, потемнело в глазах, но вдруг сверкнуло что-то перед глазами, и мертвец с воплем отшатнулся. Перед Ольгой тут же оказался Святослав. В руке он сжимал нож, украшенный камнями. С лезвия капала черная жижа, запах гниения стал нестерпимым.
— Дами-и-ир! — завопила остановившаяся поодаль Дана, все еще в обличии Милорады.
— Отдай, — пошатываясь, произнес Дамир, сверля Святослава мутным взглядом. — Это моя любимая. Отдай.
И завизжал истошно, так что в ушах зазвенело. Копошившиеся в прибрежной грязи мертвецы засуетились, поднялись на ноги и повалили в березовую рощу. А из воды выползали все новые и новые утопленники, словно со всех рек и водоемов собрались они и прибыли в Алую топь.
Святослав завел Ольгу за себя.
— Где волки? Неужто застряли?
— Я не знаю, — нервно сглотнула девушка. — Милорада!
Зеленые глаза впились в пушистый рыжий хвост, мелькнувший на березе. Кошка жалобно мяукала и скребла кору дерева, а в корнях вокруг березки копошились несколько утопленников.
— Мяутушка, тетушки! Спасите! Защитите! Совершила я ошибку! Предала любимого! Век буду искупать. Помогите выручить, — вопила она и, если бы умели плакать кошачьи глаза, то залилась бы горькими слезами.
Но молчали березы, тихо оплакивали потерянную сестрицу, что лежала теперь горстью щепок на берегу. Жалобно мяукала Милорада. Уходили дальше в рощу пробудившиеся мертвецы.
Святослав покрепче перехватил нож, другой рукой тесня Ольгу назад. Утопленники, несмотря на дерганность движений и непослушность конечностей, двигались быстро. Святослав и не заметил, как один подкрался к ним сбоку. Наугад махнул юноша рукой, рассекло железо вздувшуюся шею, хлынула во все стороны черная гниль. Мертвец завопил и упал наземь — и тут же окрасился алый мох черным. Остальные замерли на секунду, завизжали и с пущей яростью бросились на живых.
— Бежим, — крикнул Святослав, хватая Ольгу за плечо.
— Но Кощей!
— О себе подумай, — бросил он, утягивая девушку дальше. Вглубь топи, по чавкающей трясине они бежали недолго. Вскоре из-за деревьев показался другой берег, тоже заполненный сонными мертвецами. Завидев обидчиков, бросились они на юношу с девушкой.
Крепче сжал в руке нож Святослав, пытаясь унять дрожь. Сколько мертвецов уже вылезло на берег? Сотня? Больше? А сколько еще осталось, скрытых под толщей воды?
— Убегай, я их задержу, — сказал юноша, отталкивая Ольгу от себя. — Найди Милораду. Найдите безопасное место. Вот!
Он бросил ей заплечный мешок с вещами, что дала Яга.
— Может, что поможет.
Ольга запустила руку в мешок и вытащила на свет нитку красных бус. Улыбнулась и бросила ее на землю, зашептала наговор.
Раскатились бусины во все стороны, потерялись во мхе и тут же начали расти, шириться, тянуться вверх. Показались плечи и головы, руки с каменными мечами. Десять каменных богатырей встали со Святославом плечом к плечу и принялись ломать и кромсать бежавших на них мертвецов, защищая Ольгу надежнее крепостной стены.
Воздух наполнился вонью, от которой голова шла кругом, а в животе все переворачивалось, отчаянно просясь наружу. Святослав кашлял, закрывал лицо. Каменные богатыри повторяли все его движения.
Вдруг содрогнулась топь от оглушительного воя. Задрожала земля от ударов лап. Влетела стрелой волчья стая в поток мертвецов. Мелькали зубы и когти рвались мертвецы на мелкие ошметки. Над головами полетели руки, ноги, челюсти.
Перед Святославом возникли два черных волка — Влас и Гордана.
— Нужно Кощея спасать! — рявкнула волчья княгиня.
— Там Водяной, — перепрыгивая с ветки на ветку, кричала Милорада.
— Этот моим будет, — осклабилась Гордана. — А вы остановите мертвецов. Нужно убить того, с кого все началось.
— Дамир, — подсказала Милорада и снова принялась деревья рвать. — Матушка, любименькая! Защити и спаси! Вспомни дочь свою Милораду.
Раздался треск, лопнул ствол березки, выскочила из него рыжеволосая русалка, заозиралась.
— Милорада! Где моя дочь?
И, не увидав ребенка, зато заметив толпу визжащих мертвецов, сунула пальцы в рот и оглушительно засвистела. Тут же пробудились ее сестрицы и потянули мертвецов обратно под воду.
Волки Горданы рвали их на берегу, русалки бились в воде, не давая новым утопленникам выйти на сушу. Каменные богатыри помогали Святославу и Ольге пробиться вперед, обратно к месту, где сиживал на бездыханном Кощее Водяной и хихикал. Жены расположились у его ног и не смели пошевелиться. А Дана все пыталась утянуть Дамира прочь. Но стоило тому завидеть Ольгу, снова оттолкнул он влюбленную в него красавицу.
Гордана отделилась от остальных и в обход двинулась к Водяному. Ольга шагнула к Дамиру, попыталась улыбнуться сквозь страх. За спиной ее блестел зажатый в руке княжеский нож. Вопли и погоня изуродовали левую часть лица Дамира, а правая все еще хранила память о живой его красоте. Раскинул он руки, приглашая девушку в объятия. Святослав и Влас с каменными богатырями продолжали биться с заполонившими рощу мертвецами, но краем глаза поглядывали на колдунью.
Дамир двигался медленно, будто не разверзлась вокруг них кровавая бойня. Будто не чуял запаха крови, смешавшегося с гнилостной вонью. Будто не выли волки, не визжали и свистели русалки, будто не вопила у него за спиной огненноволосая девица.
Принял он Ольгу в свои объятия, и все его существо обуяла жажда, что томилась в каждом клочке его души сотню лет. Сжал он руки, так сильно, что девушка не могла пошевелиться. Принялся покрывать ее лицо поцелуями. Вдыхал запах нежной кожи, но недостаточно этого было, чтоб унять его голод. Когда в щеку вонзились крепкие зубы, Ольга завизжала, выронила из разжавшихся пальцев нож. А оставшаяся за ними Дана вторила ей таким же безумным воплем.
— Стой, Дамир! Это я! Я твоя любимая, — вопила она, но Дамир не видел и не слышал ее.
Рухнула Дана на колени, попыталась выпутаться из чужой кожи, как из паутины, но крепко облепило ее чужое обличье, прикипело намертво. Несчастная завопила, вонзила ногти себе в лицо и принялась рвать нежную белую кожу, сдирать ее пластами, вырывала себе целые пряди волос. Хлынула кровь, тонкие ногти превратились обломки, но показалось из-под алых разводов точеное лицо с зелеными глазами.
— ДАМИ-И-ИР!!! — завопила она во весь голос.
Обернулся мертвец на знакомый зов. Звенел этот крик в его ушах сто лет после смерти. Увидал половину любимого лица — острого, точеного, охваченного ужасом и болью. Сжалось мертвое тело, ослабли руки, все тело захлестнула застарелая боль и нежность.
Трясясь, Дамир проковылял к женщине, все отдиравшей от себя лоскуты кожи и всхлипывавшей. Он рухнул на колени рядом с ней и прижал к широкой груди.
— Дана, любимая, — пробормотал он. Разразилась всхлипывающим смехом Дана и принялась целовать потеплевшие ради нее губы. Крепко прижимал ее к себе Дамир, не чувствуя собственной силы, трещали под его руками ребра, дробились кости, но Дана все не могла напиться его поцелуев. Ядовитая черная гниль лилась с уст Дамира, обжигала кожу, от нее глаза заволокло пеленой, но сколько могла — Дана глядела на лицо любимого. Наконец, отпустила ее душу та боль и обида, что пускала когти в сердце сто лет, осталось только счастье. Вдохнула Дана полной грудью, закрыла глаза, улыбнулась впервые искренне и испустила дух. А Дамир все терзал ее и не заметил даже, что не дышит больше его любимая. Не услышал шелестящих шагов за своей спиной, свиста, с которым лезвие ножа рассекло воздух. Только покатилась по почерневшему мху голова с половиной красивого лица, залитой алой кровью. Завалилось туловище набок, так и сжимая в руках изуродованное девичье тело. И вмиг все стихло.