Полет прошел без происшествий, в Нормантауне они нашли подходящую взлетную полосу, на запасном аэродроме.
По возвращении, Грейс отправилась в город, чтобы поторопить телефонную компанию с установкой у нее телефона, а после этого расклеила объявления, возвещающие о том, что между Клонкарри и заливом начинаются регулярные еженедельные рейсы самолетом. Большинство прохожих отнеслось к объявлениям насмешливо.
— А кто пилот — вы?
— Держу пари, что она кладет дрожжи в мотор, чтобы он завелся.
— Авиалиния «Грейс»? Вот уж действительно небеса должны смилостивиться, чтобы этакая штуковина поднялась в воздух!
Какой-то человек важно погрозил Грейс пальцем и сказал:
— Вы, молодая женщина, отправляйтесь на кухню, там ваше место, иначе у вас будут крупные неприятности.
Грейс проигнорировала и насмешки, и угрозы.
— Не слишком многообещающе, миссис? — спросил Нобби. Грейс заметила, что он с вожделением смотрит в направлении пивной. — Местные жители не в восторге от нашей авиалинии.
— Клиенты появятся, — сказала Грейс с деланной уверенностью. — Мой муж всегда говорил, что для того, чтобы начать авиаперевозки, нужен всего один пассажир. Если этот пассажир останется доволен, за ним будут и другие.
Нобби сдвинул шляпу и поскреб голову.
— Тогда нужно молиться за этого единственного пассажира, да?
Грейс улыбнулась:
— Вот уж не думала, что вы умеете молиться, Нобби.
— О, да, — сказал он серьезно. — Меня воспитали истинным католиком. Моя матушка ирландка, и перед сном мы всегда должны были прочитать молитву. Я до сих пор иногда разговариваю со святыми — просто, чтобы не терять с ними связь.
— Тогда попросите святых поскорее послать нам пассажира, — сказала Грейс.
Оперативность святых поразила даже Нобби. На следующий день, когда Грейс работала на огороде, зазвонил только что установленный телефон.
— Ответьте на звонок, Нобби, — крикнула она.
Через несколько минут он бежал к ней, пыхтя от усилий.
— Звонил какой-то мужчина, миссис, — задыхаясь сказал он. — У него для нас есть работа. Ему надо отправить посылку. Что я говорил вам? Я знал, что святые не подведут.
— Это замечательно, Нобби, — сказала Грейс. — Он сам собирается привезти нам посылку?
— Он хочет, чтобы вы заехали к нему и забрали ее. Он сказал, что это недалеко и вы знаете, где. Это был какой-то мистер Драммонд из Милдуры.
Улыбка Грейс погасла.
— Ах, это он, — сказала она.
— Что-то не так?
Грейс замялась.
— Он очень… неприятный человек.
— Он говорил, как будто ему очень нужно…
— Значит, тогда это то самое, ради чего мы молились, — решила Грейс. — Может быть, ему действительно нужно что-то срочно отправить, и кроме нас это некому сделать. Если мы выполним его поручение, он может рекомендовать нас другим клиентам, правда?
— Пойду подготовлю самолет, — сказал Нобби.
— А я поеду за посылкой. Он не сказал, что это может быть? — спросила Грейс.
Нобби отрицательно покачал головой.
— Он просто сказал, чтобы вы приехали и забрали ее.
— Как это похоже на Карлтона, — проговорила Грейс. — Ну и прекрасно, я поеду. Это займет у меня около часа, так что приготовь самолет к моему возвращению.
— Слушаюсь, миссис.
По дороге в Милдуру Грейс старалась подавить свое нежелание иметь дело с Карлтоном и подогревала надежду на то, что этот заказ положит начало тому, что другие богатые скотовладельцы начнут пользоваться воздушными перевозками. Когда она затормозила у внушительных ворот, ни одна собака не выбежала с лаем; когда она вышла из машины, в дверях появился сам Карлтон в смокинге, чем сразу напомнил ей Фредди.
— О, как быстро вы откликнулись на мой звонок, — сказал он.
Грейс постаралась скрыть свою неприязнь.
— Мой пилот готовит самолет к взлету, мистер Драммонд, — сказала она. — Где ваша посылка?
— Она в доме, — сказал Карлтон. — Может, вы зайдете?
Он ввел ее в восхитительно прохладный широкий холл. Дорогие персидские ковры, старинные напольные часы с мелодичным тиканьем, сверкающая медь, добротный дубовый стол — все это бросилось ей в глаза, напомнив элегантный деревенский английский дом. Он даже пах по-английски — единственной в своем роде затхлой смесью запаха старинной мебели и свежей полировки.
— Очень мило, — услышала она свой голос, когда он ввел ее в просторную гостиную, где по обеим сторонам кирпичного камина стояли кожаные кресла, а стол, накрытый скатертью с бахромой, украшала огромная ваза с цветами.
— Все это приехало сюда с моей семьей сто лет тому назад, — сказал Карлтон. — В те времена, если хотели избавиться от паршивой овцы, то высылали ее подальше вместе с предметами цивилизации. — Пока он говорил, его глаза обшаривали ее тело, напоминая ей, что она одинокая женщина, а Англия очень далеко.
— Давайте мне вашу посылку, и я пойду; мистер Драммонд, если это так срочно, как вы говорите.
— Это может подождать, — сказал Карлтон. — Но вы же сказали…
— Да, сказал. Иначе вы не примчались бы сюда, ведь так?
— Вы хотели заманить меня сюда? Зачем?
— А как вы думаете? — он провел языком по губам, отчего она вдруг задрожала в непривычной для себя прохладе.
— Не имею представления, — сказала она решительно.
— О, не надо, Грейс. Вы очень соблазнительная женщина, — сказал он. — В этих местах очень не хватает соблазнительных женщин. Одни мерзкие старые калоши. А вы похожи на гладкий спелый персик. — Она отступила на шаг, когда он начал приближаться к ней. — Не начинаете ли вы чувствовать тяжкое одиночество в своей пустой постели?
— Даже если это и так, не думаете ли вы, что я могу позволить вам…
— Между прочим, у меня это неплохо получается, — перебил он ее, самодовольно улыбаясь. — И я подозреваю, что вы из тех женщин, кому это нравится, что вы не похожи на своих чопорных сестер, которые только и умеют, что валиться на спину и мечтать об Англии. — Он подошел ближе, его полуприкрытые глаза потемнели от желания. — Я часто думал, как вы там живете втроем. Занимаетесь этим по очереди или все сразу — в одной кровати… Это, наверное, интересно.
— Мистер Драммонд! — воскликнула она, покрывшись краской.
— Карлтон, — поправил он ее.
— Мистер Драммонд, вы совершаете большую ошибку, если думаете, что меня могут заинтересовать любые отношения с вами, кроме чисто деловых, — сказала Грейс. — Мне казалось, что я не скрывала своих чувств к вам.
— Ах, но мне нравится сопротивление. Оно делает победу еще слаще, — сказал он.
— Я здесь ни секунды не останусь, чтобы выслушивать ваши глупости, — сказала Грейс. — Если у вас есть, что отправлять, давайте это мне, прошу вас.
— Это наверху, — сказал он. — В спальне. Почему бы вам не пойти туда вместе со мной? — Он шагнул к ней и провел пальцами по ее руке до шеи. — На постели это получается как-то культурнее, не так ли? Но если вы предпочитаете медвежью шкуру у камина…
Она попыталась оттолкнуть его, но он держал ее крепко.
— Вы никуда не уйдете! — сказал он.
— Если вы не отпустите меня, я буду кричать.
Он рассмеялся.
— Разве вы не заметили, как здесь тихо? Никого нет. Я отпустил всех слуг. Здесь только вы и я, дорогая моя. — Он притянул ее к себе. — А я так давно хочу вас. — Он прижал ее к стене и, преодолевая сопротивление, начал целовать ее. Коленом он раздвинул ее ноги, рука переместилась с ее шеи на грудь. — Вы хотели выставить меня на посмешище тогда в городе, — сказал он. — Это мне не понравилось. Вам пора бы знать, что дело женщины — ублажать мужчину. — Он повалил ее на пол, одной рукой уже шарил у нее под юбкой, а другой срывал с плеча блузку.
От гнева и бессилия слезы застилали ее глаза, когда она пыталась бороться против превосходящей ее силы; однако ее слабость, казалось, только еще больше возбуждала его. Он насильно раздвигал ей ноги, и тут в последней отчаянной попытке она ухватилась за бахрому скатерти и потащила ее что было сил. Большая ваза разлетелась по всей комнате. Воспользовавшись замешательством Карлтона, она впилась зубами ему в плечо и резко ударила коленом вверх. Из его горла вырвался звук, похожий на собачье рычание, и он откатился назад. В ту же секунду она была уже на ногах и, спотыкаясь на бегу, бросилась к выходу.
Машина завелась как раз в тот момент, когда он, пошатываясь и разражаясь проклятиями, появился в дверях. Она нажала на акселератор, и машина рванула с места, из-под взвизгнувших шин фонтаном взлетел гравий.
— Сука! — слышала она, как он кричал ей вслед. — Я разорю тебя, слышишь? Я отниму у тебя все, что у тебя есть!