30

Староста Макфарлейн не обращался к Грейс насчет обратного полета, и она уже почти забыла о странной чете Бэнкс, как вдруг оттуда именно получила срочный вызов. Выйдя из самолета, она увидела группу детей-аборигенов в белой школьной форме. У них совсем прошел страх перед самолетом, и теперь она удерживала их, чтобы они не забирались на него.

— Где доктор Бэнкс? — спросила она.

— В доме, леди, — ответил маленький мальчик.

— Пойдемте, я покажу. — Он схватил ее за руку, а другой мальчик — за другую, и они почти потащили ее к главному зданию. Поднимаясь по ступенькам, она услышала гневный, высокий голос:

— Не надо было звать эту женщину. Мы не хотим, чтобы она со своим самолетом мешала нашей работе. Она — настоящая язычница. Церковным средствам можно найти лучшее применение.

— Что может быть лучше спасения жизни ребенка, Селия? — отвечал низкий голос. — Ребенок умрет, если я быстро не доберусь туда.

— Бог дает, Бог и забирает, — ответила она резко. — Если их души не спасутся, большое ли значение имеет их тело?

— Для меня имеет, — ответил низкий голос. — О, миссис Барклей, — сказал Гордон Бэнкс подчеркнуто приветливо, увидев ее в дверях. — Я слышал ваш самолет. Как хорошо, что так быстро. Давайте сейчас и отправимся. — Он оглянулся на Селию, стоявшую — руки в боки — с гневным выражением лица. — До свидания, моя дорогая. Надеюсь, я ненадолго.

Ее лицо казалось гранитным. Гордон неловко улыбнулся и пошел к посадочной полосе.

Когда доктор залезал в самолет, Грейс еще раз обратила внимание на то, какой он крепкий мужчина. Он был похож скорее на фермера или работника, чем на врача.

— Вот это опыт! — закричал он, когда они полетели над голубыми водами залива. — На такой высоте чувствуешь себя уязвимым. Это — хороший способ научиться уповать на Бога!

Она рассмеялась:

— И на это его создание. Не беспокойтесь, оно — на высоте.

— В этом я вовсе не сомневаюсь.

— Это — ваш первый полет?

— Да. И я сосредоточен на своем ощущении… Простите, если я буду не красноречив. — Наклонившись вперед, он положил голову на руки, так, чтобы его лицо было прямо у нее за спиной и не нужно было бы кричать: — А вы никогда не беспокоитесь, будучи так высоко в такой хрупкой машине?

— Нет. Это меня вдохновляет. А в постоянной тревоге за пассажиров я научилась как-то фаталистически относиться к жизни.

— Что за фатализм? — спросил он.

Она пожала плечами:

— Мой муж пропал несколько месяцев назад в таких же местах, как эти. С тех пор для меня самое важное воплотить его мечту о собственных авиаперевозках и продолжать поиски с надеждой когда-нибудь найти его.

— Простите, но, может быть, это немного нереалистично? Я хочу сказать, что если он жив, то наверное его кто-нибудь уже нашел.

— Это не обязательно, — сказала она. — Здесь много пустынных и мало изученных мест. Можно месяцами ждать, пока, например, заживет раненая нога, никого не встретив. Мой муж хорошо приспособлен к дикой жизни. Он вполне мог выжить, я уверена в этом, — сказала она твердо.

— А сколько прошло месяцев?

— Восемь.

— И вы по-прежнему надеетесь!

— Я всегда буду надеяться, — сказала она решительно и горячо. — Разве что мне покажут разбитый самолет и его тело…

— Вам, наверное, тяжело здесь одной. Ведь это — мужская работа. Может быть, у вас есть дети?

Она покачала головой.

— Ну, я думаю, ребенок был бы лишней тревогой для женщины, идущей на такое предприятие. Вы меня восхищаете, миссис Барклей. Вы мужественная. Другая бы уехала домой, в Англию. У вас есть решительность и сила воли — прекрасные качества для женщины.

Так как она промолчала, он смущенно кашлянул и замолчал сам. Потом он полез в свой чемоданчик:

— У меня есть карта этого района, она очень подробная. Могу я помочь вам, или вы сами хорошо знаете эту территорию?

— Едва ли знаю. Обычно летаю в районы к востоку от Нормантауна. Наверняка вы знаете район лучше меня.

— Ну, на лошади много не объедешь, особенно, если половину времени тратишь на ее поиски.

— А как у вас с лошадью?

— Много лучше, спасибо. Один скотовод, любезно подарил мне пастушье седло, и теперь упасть почти невозможно. Как знать, может, я еще стану наездником.

Она оглянулась, он улыбнулся ей, и она подумала, что, может быть, у него самая зовущая улыбка из всех известных ей людей. И опять пришла в голову мысль: что он нашел в своей каменнолицей жене?

— Кажется, вы здесь недавно? — спросила она.

— Всего несколько месяцев. Селия приехала сюда раньше, пока я заканчивал медицинское образование в Эдинбурге. Миссия была в плачевном состоянии, но Селия делает чудеса. Она вся отдается работе. Замечательная женщина.

Грейс промолчала. Он заметил ее реакцию:

— Я чувствую между вами какую-то враждебность и не понимаю, в чем тут дело.

— Может быть, в том, что я не одобряю миссионерской деятельности, — сказала она.

— Как же можно ее не одобрять? — вскричал он. — Мы ведь несем просвещение и медицину нуждающимся.

— А если они сами не хотят этого?

— Как же не хотят? Вот меня сейчас вызвали к умирающему ребенку.

— Если бы в этих пределах. Вы ведь пытаетесь еще спасать их души.

— Вы отрицаете ценность христианского воспитания?

— Можете ли вы честно сказать, что ваше воспитание делает людей лучше?

— Конечно. Они учатся грамоте. Они могут занять место в обществе.

— В нашем, — как наши слуги.

— Но, черт возьми, мы же даем им возможность в принципе делать то, что им нужно, — сказал он, стукнув кулаком по своей руке.

— А если им нужно, чтобы их оставили в покое?

— Благородные дикари — это сентиментальный вздор. Вы знаете и все знают, что их никто и покое не оставит, чего бы они ни хотели. Мы, по крайней мере, готовим их к жизни в мире белых.

Не услышав ответа, он сказал мягче:

— Простите, я не имел права повышать голос. Мне не раз говорили, что я слишком вспыльчив. Ясно, что у вас — свое мнение. Я сам уверен, что это великое благо, что у меня есть возможность исцелять здесь тех, кто в этом страшно нуждается.

Они молчали, пока не достигли равнины, примыкающей к болотам и не различили среди деревьев темнокожих людей, махавших им руками. Когда летчица и пассажир выбрались из самолета, несколько аборигенов вышли вперед.

— Вы доктор — босс? — спросил один. — Хорошо, черт возьми, что так быстро.

— Говорят, ребенок тяжело ранен? — спросил Гордон. — Что случилось?

— Он заснул в тени, под деревом. Он ничего не знал о дороге белых, а тут приехал босс на проклятой большой машине, и проехал по нему.

— Вы хотите сказать, что на него наехала машина? — в ужасе спросил Гордон.

— Да, черт бы побрал. Гад, он даже не остановился.

— Далеко ребенок отсюда?

— Не очень.

Они пошли по тропе среди мангровых деревьев, вдоль грязной речки. Старый, седой абориген шел впереди с копьем в руке. «Если нас ждет крокодил, копье пригодится», — объяснили прилетевшим. Грейс с беспокойством поглядела на заросли высокой травы, на воду, где росли водяные гиацинты, и подумала, что здесь — лучшее убежище для крокодилов. Во влажном воздухе стоял гул от насекомых и лягушек.

Не успели они добраться, как на них налетела туча слепней. Грейс казалось, что сейчас ее съедят заживо. Аборигены бросились в воду и стали облепливать себя илом и грязью.

— Вы облепитесь, перестанут кусаться, — предложили они.

Грейс иронически улыбнулась Гордону:

— Вот вам и цивилизация… — Она пошла вперед, пытаясь чесаться как можно приличней.

Один из местных подошел к ней и сказал:

— Это не надо. Сделает больно.

— Простите, что вы сказали?

— Он говорит не надо столько чесаться, от этого только станет больнее, — объяснил Гордон.

Местный поравнялся с ней и спросил:

— Ты — его любра?

— То есть? — она поглядела на Гордона.

— Он хочет знать, не жена ли вы мне.

— Она не ваша, босс? — спросил абориген, улыбаясь белозубой улыбкой.

— Нет, не моя, она летает на самолете.

— Ага. — Мужчины обменялись взглядами, показывая на ее летный костюм. — Ей нужен хороший мужчина — для ее задницы, — сказал абориген. — Вроде вас, а, босс?

Гордон посмотрел на Грейс:

— Он говорит…

— Я поняла, — быстро сказала она. Он усмехнулся.

Они все шли, и она почувствовала, что одежда прилипла к телу.

— Они говорили, здесь, недалеко, — сказал Гордон, вытирая платком лоб. — Почему бы вам пока не отдохнуть здесь в тени? Встретите меня на обратном пути. Боюсь, здесь вам тяжело.

— Нет, нет, все в порядке, спасибо. Думаю, здесь пешком не дальше, чем до Берктауна.

Наконец они дошли до группы хижин под крышами из коры. Толстые дети разбежались при виде белых незнакомцев. Тощие собаки заворчали, а женщины с обнаженной грудью смотрели на них с откровенным любопытством. Грейс старалась не смотреть по сторонам, хотя она была заворожена видом нагих коричневых тел.

Гордона провели в одну из хижин, где старик, украшенный хвостами, костями и зубами, склонился над стонавшим ребенком. Наверное, знахарь, подумала Грейс. Гордон засучил рукава и попросил принести воды.

— Бедный малыш, — сказал он. Лицо его выражало тревогу. Он стал на колени над ребенком, В местные стояли на почтительном расстоянии. Несколько раз ребенок кричал от боли, и при этом женщины стонали и щелкали пальцами. Гордон тихо приговаривал что-то, пытаясь успокоить испуганного малыша. Грейс обратила внимание, как бережно касался он маленького тела своими большими руками.

Обработав раны малыша, он встал и улыбнулся:

— С ним будет все нормально. У него есть опасные ушибы и глубокие порезы, сломана одна нога, но повреждений внутренних органов нет. — Видя, что его не поняли, он пояснил: — В живот не ранен. — Он вытащил из чемоданчика склянку. — Сейчас я посыплю порошком его раны и зашью их. Я оставлю вам порошка, будете следить за его здоровьем.

— Это порошок для доброго волшебства? — застенчиво спросила одна женщина.

— Это — антисептик. Он предотвращает инфекцию. — Гордон улыбнулся. — Он — для доброго волшебства.

Доктор велел приготовить шину и старательно обработал сломанную ногу. Потом дал инструкции, как ухаживать за раненым. Они глядели на него с уважением и благодарностью.

— Останетесь на угощение, босс? — спросил переводчик. — Очень хорошее угощение.

Гордон повернулся к Грейс:

— Останемся ли на обед?

— А что у них будет? — спросила она.

— Наверно, жареные личинки и одна-две игуаны. — Гордон улыбнулся.

— Скажите, что мне далеко лететь домой и надо добраться засветло.

— Очень дипломатично, — согласился он и пожал руки хозяевам. — Когда ребенок поправится, приведите его к нам в миссию, там я посмотрю его еще раз, чтобы убедиться, что все зажило, — сказал он.

— Вот как вы получаете обращенных, — сказала Грейс, когда они распрощались с местными. Она пошутила, но Гордон нахмурился:

— Мы никого не удерживаем насильно, — сказал он. — Но у них три раза в день еда, чистая одежда, обучение и правила гигиены. Разве детям не лучше в таких условиях, чем здесь? Знаете, сколько из них не доживают до совершеннолетия? Этот ребенок умер бы от инфекции или вырос бы с кривой ногой, но современная медицина спасла его.

— Конечно, после того, как по нему проехала СОВРЕМЕННАЯ техника, — заметила Грейс.

— Вы — упрямая женщина, Грейс Барклей, — сказал он.

Когда они дошли до самолета, проводник взволнованно сказал:

— Черт, хорошо, что вы долетели так… быстро. Порошок у вас… лучше… чем у знахаря… покажите… ему. — Он привычно пересыпал свою речь грязными словами.

Когда они взлетели, Грейс сказала с улыбкой:

— Я вижу, ЧТО вы называете преимуществами образования. Приобретение столь колоритного языка у аборигенов — плоды цивилизации.

Гордон расхохотался:

— Надеюсь, он научился этому не у нас в миссии.

Гордон Бэнкс — необычный человек, думала она, пока они летели в облаках над океаном. Его слова часто звучат, как речь типичного церковника-благотворителя. Но и его искреннее сочувствие к темнокожему ребенку, и чувство юмора противоречат этой миссионерской напыщенности.

Их встреча была для нее достаточно интересной. И это неплохо.

Загрузка...