Замок, величественный и молчаливый, был окутан сероватой мглой, и уже успел погрузиться в умиротворяющий сон. Серебристый свет луны, и ночной воздух, свежий и прохладный, больше пригодный для начала осени, нежели для последних дней августа, проникал внутрь сквозь распахнутые створы окон. Этот воздух сейчас касался своими тонкими пальцами разгоряченного лица Мариуса, сбивая пышущий жар с его щёк.
Уверенным шагом он шёл вдоль длинного коридора, и стенные факелы, что наряду с переменчивой луной освещали ему путь, трещали и шипели, когда он, проходя мимо, тревожил огонь, что оранжевыми всполохами тянулся к высокому потолку. Мариусу казалось, что он растревожил самого Адайна вместе с Астрой [Астра — богиня неба, одна из богов Мироздания, которым поклоняются в королевстве Этелхорд], и они с немым укором поглядывают на него своими бездонными глазами, в глубине которых отражается вся мудрость мира.
Давно перевалило за полночь, а он направлялся в сторону покоев Рована, вместо того, чтобы лежать в своей постели, отдыхая после изнурительного путешествия.
Но Рован не оставил ему выбора. В душе Мариуса заклокотала злость, сильная и разрушительная, как только он отворил двери комнаты леди Тами и застал там брата. Мариус сильнее сжал руки в кулаки и ускорил шаг. Рован ослушался его приказа не трогать девчонку Боллардов. Это сделалось очевидным, стоило увидеть её испуганное и побледневшее лицо. Она дрожала, хотя и пыталась изо всех сил сделать вид, что ей не страшно, в то время как брат скалился, готовясь наброситься на неё, словно голодный хищник. И набросился бы, не явись вовремя Мариус…
Не её отсутствие во время ужина взволновало Рована, конечно же нет, и Мариус это точно знал. Боги, да любому здравомыслящему человеку была бы понятна причина, побудившая Рована оказаться в её комнате в столь поздний час, стоило лишь взглянуть в его глаза! Они горели похотью, и кажется, лишь девчонке было невдомёк, какая опасность ей грозила.
Вероятно, свои представления о любви и страсти она могла почерпнуть лишь из песен и баллад, что распевают странствующие музыканты в Этелхорде и за его пределами, но неужто мать не поведала ей о том, что происходит между мужчиной и женщиной? Ведь она была невестой молодого Пирса и собиралась вскорости замуж. Тогда почему не заперла двери? Почему поступила так опрометчиво? Она не была глупа, а значит, не могла не замечать взглядов Рована, жадных и порочных, которыми он её щедро потчевал.
Мариус думал, что сможет защитить дочку Ларика от притязаний Рована, поселив её в хозяйском крыле замка. «Так безопаснее. Она будет у меня на виду», — понадеялся он, но, как выяснилось, напрасно. Стоило только ночи вступить в свои законные права, Рован, наплевав на все запреты Мариуса, своего лорда, отправился к Тами, что само по себе было дерзостью. Это следовало прекратить да побыстрее.
Одним широким шагом Мариус преодолел расстояние, что отделяло его от двери комнаты Рована, и толкнул её. Тот стоял у окна и, будто ждал его появления.
— Помниться, несколькими минутами ранее ты корил меня за столь поздний визит, брат. А что же сам? — поинтересовался Рован, пока Мариус закрывал двери. Ему не нужны свидетели.
— Лорд Вэлдон, — поправил его Мариус, едва сдерживая внутри ярость, словно взбесившуюся лошадь сдерживают в узде. — И в этом замке я волен войти в твои покои в любое время дня и ночи, Рован. А вот за каким чёртом тебя понесло в комнату к леди Тами, позволь узнать?
— Я ведь уже объяснил, — ответил Рован; у него хватило совести смутиться.
— Хватить! — оборвал Мариус, и в безмолвной тишине комнаты его голос прозвучал, словно раскат грома. Ровану самое место в балагане, он был чистой воды лицедеем! — Эти бредни ты можешь скормить ей или нашей матери, но никак не мне!
Мариус заметил, как лицо Рована перекосило от злости, и он даже заскрежетал зубами.
— А сам-то ты? Зачем приходил? — задал вполне резонный вопрос Рован.
— Я не обязан отчитываться перед тобой! — холодно процедил Мариус. — Тем не менее, у нас были разные цели для визита, уж поверь.
— Раз ты знаешь цель моего визита, тогда зачем спрашиваешь?
— А затем и спрашиваю! Я ведь ясно выразился — не трогать дочку Болларда, — Мариус придвинулся ближе, в его глазах вспыхнул огонь, дикий и пугающий, сейчас он мало чем походил на брата Рована. — Ты ослушался приказа своего лорда, Рован.
— Если у тебя не хватает мужества поквитаться с Лариком Боллардом, то я сделаю это за тебя, мой лорд! — последние слова Рован почти выплюнул. Его губы дрожали, ноздри раздувались, словно у бешенной лошади.
— И чего ты добьёшься, обесчестив его дочь? Молчишь? Тогда я отвечу за тебя. Ты навлечёшь на неё позор, Рован, но этот позор ляжет и на тебя самого, и замарает память о нашем отце, — сказал Мариус. — Боги, Рован! Прекрати это! Прекрати, пока не стало слишком поздно!
Мариус глядел на брата, пытаясь воззвать к его разуму. Порой ему казалось, что их воспитывали разные люди, такими непохожими они выросли. Неужели Рован не понимал, что своими действиями позорит честь и доброе имя Вэлдонов? Мариус не мог допустить этого. И не допустит.
— Помниться, совсем недавно ты сам обещал Ларику Болларду, что перережешь ей глотку, — прищурившись, сказал Рован. — Так с чего вдруг такое беспокойство о его дочери?
— Я не о ней тревожусь, а о тебе, Рован. Ответь, будь на моём месте отец, ты поступил бы так же? Ты бы ослушался его приказа? — спросил Мариус. В его голосе звучала сталь, прочная и закаленная в боях; слова превратились в острый меч, и он мог разить ими наповал.
— Я ничего ей не сделал, если ты об этом, — сдался, наконец, Рован.
«Полно, брат, просто я тебе помешал», — подумал Мариус, с тревогой глядя на Рована. Сейчас, при свете луны, что заглядывала в окно, он больше походил на того мальчишку вместе с которым рос Мариус, смущённого и покладистого. И куда он только подевался? Наверно, навсегда остался лежать на том поле вместе с отцом…
— Это весьма похвально, но в том нет твоей заслуги, Рован, тебе просто помешали. Больше я не стану терпеть подобного ребячества, тем более, что ты давно не юнец, а взрослый муж. Если ты и впредь намерен пренебрегать правилами, что я устанавливаю в замке, то тебе лучше отправиться в Кастлкинг. Думаю, король Улбер примет тебя на службу, — предупредил Мариус, заметив, как глаза брата при этом сверкнули недоверием.
— Ты хочешь, чтобы я стал королевским гвардейцем и, каждый день облачался в жуткий серый плащ? И всё из-за шлюхи Боллардов? — изумился Рован, подойдя ближе к Мариусу.
— Нет, она здесь совершенно не причём, — не повышая голоса, отозвался Мариус. Этот разговор начинал утомлять его. — И видят боги, ты ей не заплатил ни медяка, так с чего постоянно называешь шлюхой?
Выпучив глаза, Рован уставился на Мариуса, застигнутый врасплох его словами. Ну ничего, может впредь подумает, прежде чем соберётся открыть рот.
— Хорошо, мой лорд, — кивнул Рован, а Мариус насторожился. Слишком уж скоро брат согласился с ним. — Я больше и пальцем не прикоснусь к миледи. Без её согласия. Но что, если она сама ко мне придёт? Ты ведь не станешь возражать?
Мариус замешкался всего на мгновение. Его предчувствие относительно Рована не подвело его, впрочем, как обычно. «Что ж, будь по-твоему, братец. Главное, чтобы этот поступок в дальнейшем не вышел тебе боком», — пронеслась шальная мысль в его голове.
— Я не вправе решать за неё, — ответил Мариус, и сам удивился, каким холодным оказался его голос. Прямо глыба льда. — Если леди Тами окажется в твоей постели, то это будет лишь её выбор. Но, Рован, если она добровольно это сделает.
— Разумеется, Мариус, я не стану принуждать её, — согласился Рован. — Но попомни моё слово, не успеет минуть последний день траура по отцу, как леди Тами сама придёт ко мне и попросит, чтобы я взял её, как последнюю шлюху. А после я заплачу ей ржавый медяк, ведь ровно столько она и стоит.
«Неужели ты думаешь, что девчонка настолько глупа, и не различит твою ложь, Рован? Неужели ты забыл, чья кровь течёт в её жилах? Неужели ты забыл, кто её родители?» — удивился Мариус, не сводя с брата внимательного взгляда.
Неужели Рован наивно полагал, что леди Тами позволит одному из рода Вэлдонов хотя бы пальцем коснуться себя, не говоря уж о чём-то большем? Значит, настоящим глупцом здесь был сам Рован!
— Тогда тебе стоит приберечь монету, — кивнул Мариус и направился в сторону выхода. Он устал и хотел скорее оказаться в стенах своей комнаты, где было тихо и спокойно.
— Знаешь, Мариус, — услышал он уже у самых дверей задумчивый голос Рована. — Ты так яростно защищаешь эту девчонку, что порой меня начинают посещать тревожные мысли.
— И что же это, интересно знать, за мысли такие?
— Будто ты сам увлёкся ей.
— В своём ли ты уме, Рован? — нахмурился Мариус. Слова брата поразили его. И как ему это в голову пришло? — Я дал слово Ларику Болларду, что с его дочерью будут обращаться надлежащим образом, и я сдержу это слово. И только.
— Значит, мне просто показалось, хотя чего только не привидится после изнурительной дороги? — усмехнулся Рован, явно не поверив словам брата. — И всё же, Мариус, воспользуйся моим братским советом. Будь более сдержанным в отношении леди Тами, а то, кто знает, вдруг твоей невесте тоже начнёт казаться всякое, как только она пожалует в Риверсайс. Я слышал, у женщин из рода Танистри крутой нрав.
— Пусть тебя это не тревожит, — отрезал Мариус, выходя в коридор.
Синеватый полумрак захвати его в свой плен, пока он, напряжённый и взвинченный, двигался в сторону своих покоев. Разговор с Рованом не принёс ему желанного успокоения, скорее напротив.
Мариус бросил хмурый взгляд в окно, взывая к богам Мироздания, и прося их даровать Ровану мудрость, а ему самому — терпения. Он ещё не успел разобраться с одной девицей, что поселилась под крышей Риверсайса, так сегодня за ужином мать сообщила ему о приезде Соланы.
— В твоё отсутствие из Коулдрэжда прилетел ворон с письмом. Я взяла на себя смелость и прочла его, — проговорила Кейла Вэлдон, сидя рядом с сыном под сводами просторного чертога Риверсайса. — Оно написано рукой Лисии Танистри. Их крайне опечалило известие о гибели твоего отца, и они глубоко сопереживают нашей утрате, сынок.
— Это всё или в письме было что-то ещё? — спросил Мариус.
Это не было похоже на Лисию Танистри. Она никогда не рассыпалась в учтивых любезностях понапрасну. За всем этим кроется что-то ещё, и Мариус лишь ждал, когда мать подтвердит его догадку.
— Нет, не всё, — ответила Кейла, и Мариус напрягся. — Так же Лисия написала, что она вместе с Соланой собирается приехать в Риверсайс, дабы выказать нам свою поддержку в столь тяжёлые времена.
Вот оно что, значит. Мариус едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Боги, Танистри решили заполонить собой Риверсайс, хотя он ещё даже не женился на представительнице их рода! Неужели чего-то испугались, раз так спешно собираются приехать?
Он молча кивнул, поймав на себе внимательный взгляд Джорли. Казалось, сестра видит, что твориться у него внутри. А может, так оно и было? Они ведь росли вместе.
— Это очень благородно с её стороны, — продолжила меж тем Кейла. — Она хорошая девушка, а в будущем станет преданной и верной женой, которая подарит тебе здоровых наследников. Риверсайс не будет знать более любящей хозяйки, чем Солана.
— Никто не сможет любить Риверсайс больше тебя, мать, — возразил на это Мариус.
Кейла грустно улыбнулась, оглядывая зал, и Мариусу стало очевидно, что мать ищет взглядом дочку Ларика, а не найдя, выдохнула с облегчением; её плечи под дорогими шелками расслабились. От Мариуса тоже не укрылось отсутствие леди Тами, но в отличие от матери, он не испытывал радости. Где она? Почему не спустилась вниз, как положено? В любом случае, он не позволит ей пренебрегать его правилами. Позже он зайдёт к ней, и потребует объяснений.
— Будущее покажет, лорд Вэлдон, — мать обратилась к нему официально. Она всё ещё злилась на него, за то, что против её воли, привёз в замок леди Тами. — Лисия справлялась о дате вашей свадьбы. Я заверила её, что как только мы снимем траур по Граю, ведоны проведут церемонию в вектуме Риверсайса.
— Разумеется, мать, Вэлдоны держат своё слово, — ответил Мариус, отодвинув тарелку в сторону; жареная баранина по вкусу вдруг стала напоминать жжёный пепел, и аппетит мигом улетучился. Рука сама собой потянулась к карману камзола, в который он (и только одним богам Мироздания было известно для чего!) переложил из своего дорожного костюма отрез голубой ленты. Опомнившись, он тут же опустил руку, и сжал её под столом в кулак. Что на него нашло вдруг?
Перед тем, как отправиться в комнату к леди Тами, он вынул ленту из кармана, и положил атласный клочок ткани в верхний ящик стола, дав себе зарок, что позже выбросит его. Да, он непременно сделает это, но позже. Немного позже.