Сердце Пэрадайз будто вошло в состав ударной установки, а вспышки жара, проносившиеся по ее телу, были яркими и энергичными, словно пара кимвалов[37].
Крэйг сидел на полу перед ней, его огромное тело приняло неудобное сидячее положение, мускулы его плеч были напряжены под тонкой белой футболкой, и он склонил темную макушку, пробегая кончиками пальцев по ее ступне.
Несмотря на полное истощение, она чувствовала каждый нюанс его прикосновений… и также болезненно осознавала свою наготу под халатом и больничной рубашкой.
Блин… к черту боли в теле. Какая агония?
Единственное, что регистрировало ее тело, — какой-то огромный, скрытый потенциал, который она не до конца понимала, но все-таки осознавала.
Это… сексуальное влечение. Похоть. Желание.
Прямо здесь, прямо сейчас.
Неприкаянное, неумолимое, бескомпромиссное химическое притяжение.
— Я не имею права прикасаться к тебе вот так, — прошептал Крэйг.
Нет, подумала она. Не имеешь.
— Не останавливайся.
Он поднял голову, встречая ее взгляд.
— Это плохая идея.
Определенно нет. Сто процентов точно — нет.
— Я словно пьяная.
Поморщившись, Крэйг закрыл глаза.
— Я должен остановиться.
Но не остановился. Он просто скользнул пальцем вверх по ее лодыжке и выше, к икре.
— На мне ничего нет, — выпалила она.
Сейчас он склонил голову и потер лицо свободной рукой.
— Прошу, не говори мне такие вещи.
— Прости. Я не соображаю, что несу.
— Я вижу.
Казалось, он задрожал всем телом, и Пэрадайз прошептала:
— Поэтому я тебе не нравлюсь? Из-за этой связи?
— Да.
— Значит, ты тоже это чувствуешь.
— Не почувствует разве что мертвый, — пробормотал он.
— Об этом все говорят, да? Об этой жажде.
Застонав, Крэйг покачнулся, весь мир содрогнулся, хотя он крепко сидел на земле.
— Не…
— Что «не»?
Крэйг просто покачал головой и оттолкнулся от нее. Оторвав колени от земли, он поставил на них локти и, казалось, пытался взять себя в руки. Спустя мгновение он пару раз неловко повел бедрами, будто что-то мешало там или топорщилось.
— Я не стану связываться с тобой, — сказал он низким голосом. — Учебная программа — все, что у меня есть. Это мой единственный шанс на достойное будущее… поэтому я останусь в ней и преуспею не из тщеславия. И я не пытаюсь что-то доказать своим родителям, у меня нет потребности в сражениях. Меня в прямом смысле ничего не ждет впереди. Поэтому я не позволю никому и ничему встать на моем пути.
— Ты не сможешь совмещать? — спросила она, не совсем уверенная, что предлагает.
О, на хрен это. Она прекрасно понимала, что предлагала ему: когда он прикоснулся к ее лодыжке, она захотела узнать, какого это, чувствовать его руки на всем своем теле.
— Нет, — повторил он. — Не смогу.
С проклятьем Крэйг заставил себя подняться на ноги, и, прикрывая руками что-то в районе бедер, он вернулся на свое место. Но он не опустился на стул. Он стоял, смотря на мягкое сиденье, все тело было напряжено.
— Ты не обязан защищать меня, — сказала она.
Спустя мгновенье он посмотрел на нее через плечо… его лицо было мрачным.
— К черту. Я защищаю себя.
***
Пока Бутч вез их в «Лексусе» через реку, Марисса смотрела в пассажирское окно. Крепления моста образовывали узор, перемежавшийся с видом воды, чем напоминал о движениях дворника на замедленном повторе. Находясь так высоко, сложно было сказать, были ли на поверхности воды волны. Наверное, нет. Выдалась тихая ночь.
По неясной причине она продолжала вспоминать, как они полюбили друг друга… наверное, потому что ее мозг не мог справиться с тем, куда они сейчас ехали, поэтому спасался в прошлом, наполненным радостью, восторгом и счастьем.
Ничто не сравнится с первым прикосновением. С первым поцелуем. С моментом, когда вы впервые занимаетесь сексом, и ты смотришь на лицо над собой и думаешь: «Я не верю, что это происходит на самом деле!».
— О чем ты думаешь? — спросил Бутч, сжимая ее руку.
— Помнишь наш первый поцелуй?
Ее супруг тихо рассмеялся.
— Боже, да. На веранде второго этажа, в особняке Дариуса. Я сломал ручку того плетеного кресла.
Она улыбнулась, посмотрев на него.
— О да.
— Я не ожидал, что ты будешь такой… сильной.
В легком свете от приборной панели черты его лица казались такими же сексуальными, как и всегда, и Марисса вспомнила его лицо, когда он возбуждался, наполовину закрывая карие глаза, он становился таким серьезным, а тело замирало перед оргазмом.
— Я хочу заняться сексом, когда мы вернемся домой, — сказала она.
Он повернул голову так резко, что седан съехал с полосы.
— Ну, вот так дела. Это мы точно устроим.
— Меня грызет совесть из-за своего желания.
— Не надо. — Он встретил ее взгляд. — Это вполне естественно. Перед лицом смерти ты хочешь почувствовать себя живой… это не значит, что ты не скорбишь по девочке или каким-то образом оскорбляешь ее память. Твое желание не исключает этого.
— Ты такой умный.
— Просто опытный в подобных вопросах.
Откинувшись в кресле, Марисса позволила знакомым, сексуальным ощущениям прокатиться по ее телу… и представила, как опускается в его объятия, расстегивает ширинку на брюках и обхватывает его плоть, пока он управляет автомобилем.
Но он никогда не позволит ей.
К тому же, когда они перебрались через Гудзон, ее мысли пошли в ином направлении.
— Пожалуйста, не трогай его.
— Кого? Твоего брата?
— Да.
— Я буду джентльменом от и до.
Она посмотрела на него.
— Я серьезно.
— Я тоже. — Он сжал ее руку. — Тебе не о чем беспокоиться. Я не поступлю так с тобой… и, значит, он чертовски везучий парень.
Бутч следовал указаниям, направленным ей по смс, когда она спросила, как проехать на машине, и примерно через пятнадцать минут они уже тряслись по грунтовой дороге, пробираясь сквозь лес. В этот раз входным зданием служил скромный двухэтажный фермерский домик, на подъездной дорожке из гальки было припарковано несколько седанов. Они вышли из машины и направились к, казалось, хозяйственному блоку для тракторного оборудования, который на самом деле оказался ларьком, который она видела ранее этим вечером.
Процедура была стандартной: проверка через камеру, внутрь, сканирование лазерами. А потом стена с инструментами отъехала, открывая лифт, ведущий под землю.
— Наверное, эта постройка влетела в круглую сумму, — пробормотала она, когда они оба уставились на мигающие цифры над дверью. — Четыре этажа вниз? Вау.
— Клинику было необходимо выстроить.
Она посмотрела на него.
— Погоди, ты знал о новой клинике? Почему мне не сказал?
Бутч пожал плечами:
— Я не хотел расстраивать тебя напоминанием о брате. — Он многозначительно посмотрел на нее. — Скажи, Хэйверс хорошо себя вел, когда ты приехала сюда в первый раз?
— Да.
Его супруг кивнул и подтянул свои добротные черные брюки. Как и всегда бывало, когда он не был на смене, ее хэллрен-коп-из-Саути одевался словно с обложки каталога «Нейман Маркус»[38], кипенно-белая рубашка и тончайший пиджак из замши были такими же дорогими, насколько выглядели. От него также очень хорошо пахло, благодаря связующему запаху, а не одеколону… и его часы от «Пьяже» и большой золотой крест были сексуальны и без излишеств.
И все же, Бутч был прав. Если бы он захотел, то убил бы ее брата голыми руками… а он, наверное, этого хотел. Но она верила ему, когда он сказал, что никогда бы не сделал такого у нее на глазах.
— Он удивительно внимателен к своим пациентам, — пробормотала Марисса.
— С этим никогда не было проблем.
Да, с этим — не было.
Лифт рывком остановился, и они вышли в другой зал для ожиданий, меньше и более обособленный, чем тот, в котором бывала она.
Регистратор сначала посмотрела на Бутча… потом еще раз окинула его взглядом. Хотя он на это не обратил внимания.
— Добро пожаловать, — сказала женщина. — Доктор знает, что вы прибыли. Я могу сделать вам кофе, пока вы ожидаете?
«Или что-то по серьезнее?» — предлагал ее тон.
— Нет, спасибо. — Бутч взял Мариссу под руку и провел к стульям, выстроенным в ряд у дальней стены.
Они устроились, и Марисса обрадовалась, когда Бутч взял ее руку.
— Так, как прошла первая ночь учебной программы? — спросила она, чтобы завязать разговор и потому, что ей было интересно.
Его брови сошлись на переносице.
— Хорошо… никто серьезно не пострадал. По результатам отбора осталось семь новобранцев. Они проведут у нас этот день… в основном потому, что мы не хотим, чтобы их родители видели их такими потрепанными. Также это хорошая возможность для ребят познакомиться поближе. Я проведу первое занятие завтра вечером, потом их отпустят домой после тренировки.
— Я очень рада, что все прошло хорошо.
— Поживем-увидим. Хм, ты же знаешь дочь Абалона, Пэрадайз? Которая помогала нам с аудиенциями?
— О, милая девочка.
— Она продержалась дольше всех. У нее железный характер.
— Абалон, должно быть, гордится ею.
— Он будет.
Они замолчали. Потом Марисса снова заговорила:
— Кажется, меня сейчас стошнит.
Бутч мгновенно подскочил, но она похлопала его по руке. — Это скорее выражение такое, а не реальное действие.
— Хочешь вернуться в машину? Я заберу прах за тебя.
Марисса покачала головой.
— Нет, она моя. Пока мы не найдем ее семью, я за нее отвечаю.
Бутч обнял ее за плечи и прижал к себе.
— Будь готова, что ничего не изменится, даже когда ты вернешь останки ее родным.
— Так всегда было… когда ты работал, ты всегда это чувствовал?
— Абсолютно с каждой из моих жертв. — Он медленно и устало выдохнул. — Они никогда не отпускали меня. Даже сейчас, когда я не могу уснуть, я вижу их лица на потолке над нашей кроватью. Я помню, как они выглядели при жизни и не могу забыть их мертвые тела. Это выжжено в моем мозгу.
Смотря на его профиль, его жесткий, далеко не идеальный профиль, Марисса призвала всю свою любовь:
— Почему ты не будишь меня, не говоришь со мной, когда такое происходит?
Натянутой улыбкой он старался преуменьшить всю важность этого.
— У тебя тоже есть работа.
— Да, но я…
— Не важно. Сейчас все в прошлом.
Нет, если оно не отпускает тебя, подумала она.
— Мы с тобой так похожи, — прошептала Марисса. — Мы оба спрятали в шкафу наши прошлые жизни.
— Звучит так, будто это плохо.
Прежде чем она успела ответить, дверь напротив открылась, и оттуда вышла медсестра в белой униформе с черной коробкой в руках, которая абсурдно… и неуместно… напомнила Мариссе о шпильках от «Стюарт Вайцман»[39], которые ей привезли на днях. Того же размера.
Она ожидала, что контейнер будет больше. Или меньше. Другой.
Боже, она не знала.
— Мы скорбим о вашей потере, — сказала медсестра, протягивая коробку Бутчу.
Марисса вышла вперед и взяла ее. Казалось, она весила меньше, чем она ожидала. С другой стороны, в ней ведь только прах.
— Спасибо.
Медсестра покраснела от несоблюдения обычая: Марисса, происходившая из Семьи Основателей, не должна прикасаться ни к чему, связанному со смертью: в Старом Свете подобное прикосновение было не к добру, особенно для беременной и женщины детородного возраста.
Но к черту все.
— Что-то еще осталось из ее вещей? — спросила Марисса.
Медсестра прокашлялась, будто пыталась проглотить неодобрение и подавилась.
— На самом деле, есть кое-что. — Она посмотрела на Бутча, ожидая, что он вразумит свою супругу. — Эм…
К его чести, Бутч удивленно выгнул бровь, будто не понимал, к чему она клонит.
Медсестра снова прокашлялась.
— Ну, кое-что осталось. Единственная личная вещь, которую мы нашли… ее засунули в ее…
— В ее что? — настаивала Марисса.
— В ее бюстье. — Медсестра запустила руку в карман своей формы и достала что-то черное, длинное с кисточкой из красной ткани.
— Вы уверены, что хотите…
Марисса взяла вещь из ее хватки:
— Спасибо. Мы уходим.
Прежде чем женщина успела что-то добавить, Марисса направилась к лифту и нажала стрелку «вверх» на стене. Лифт, будто помогая ей с экстренным выходом, сразу открыл двери и пустил их внутрь. Бутч, как всегда, следовал за ней.
Только на пути вверх она посмотрела на то, что забрала у медсестры.
— Что это? — спросила она, протягивая кусок черного металла в четыре дюйма. С одного края свисала красная шелковая кисточка, другой, заостренный и с зазубриной, казалось, мог подойти к замку.
— Это ключ?
Бутч взял у нее вещицу и осмотрел.
— Знаешь, вполне может им оказаться.