Поцелуй Крови

Глава 2

Братство Черного Кинжала было не в полном составе.

На самом деле, присутствовали всего два Брата и Король.

Когда Абалон, Первый советник Рофа, сына Рофа, отца Рофа, вошел в комнату аудиенций, чтобы встать перед своим правителем, он очень остро ощущал присутствие воинов. Он знал их исключительно как заботливых и цивилизованных мужчин, но, учитывая, что он собирался доверить им свою единственную дочь, их более очевидные особенности сейчас открыто бросались в глаза.

Брат Вишес смотрел на него немигающими глазами алмазного цвета, татуировки вокруг левого виска казались воистину зловещими, его крайне мускулистое тело было упаковано в кожу и обвешано оружием. Рядом с ним стоял Бутч, так же известный как Дэстройер… в прошлом человек, с бостонским акцентом, Омега заразил его и бросил на погибель… но он стал одним из немногих, кто пережил искусственное превращение.

Пара была неразлучна, так и подмывало повесить на них ярлыки хорошего и плохого копов. Очевидно, произошла смена парадигмы. Бутч всегда улыбался и проявлял дружелюбие, но сейчас его никто не пожелал бы встретить в темном переулке: его прищуренные светло-карие глаза были непоколебимы.

— Да? — Абалон обратился к Королю. — Я могу быть вам чем-то полезен?

Роф погладил квадратную светлую макушку своего пса-поводыря, Джорджа.

— Мои парни хотели поговорить с тобой.

А, да, подумал Абалон. Он подозревал, о чем пойдет речь.

Бутч улыбнулся, будто хотел сгладить резкость своих слов:

— Мы хотим убедиться, что ты осознаешь суть учебной программы.

Абалон прокашлялся.

— Я знаю, что это очень важно для Пэрадайз. И надеюсь, что программой предусмотрены курсы самозащиты. Я хочу, чтобы она была… в бóльшей безопасности.

Эта потенциальная выгода — единственное, что помогло ему пережить конфликт между его ожиданиями относительно своей дочери и ее будущего и тем, что она выбирала для себя сама.

Не получив ответа, Абалон перевел взгляд с одного Брата на другого.

— Что вы не договариваете?

Вишес открыл было рот, но Брат Бутч вскинул ладонь, обрывая его.

— Твое предназначение здесь, в службе Рофу, превыше всего.

Абалон отпрянул.

— Вы хотите сказать, что Пэрадайз непригодна из-за моей должности? Дражайшая Дева-Летописеца, почему вы не предупредили…

— Мы хотим, чтобы ты понимал, что учебная программа — это не только книжные знания. Это подготовка к войне.

— Но кандидаты не обязаны сражаться в городе во время обучения, правильно?

— Мы беспокоимся об этом. — Брат обвел рукой комнату. — Нельзя, чтобы что-то влияло на ваши отношения с Рофом и твою работу при Короле. Пэрадайз может участвовать в программе наравне со всеми, но ее неудача или ножевая рана не должна создать напряжение между нами.

Абалон облегченно выдохнул.

— Не волнуйтесь об этом. Ее успех или поражение определяется ее собственными заслугами. Я не жду особого отношения к ней… и если она не сможет соответствовать? Значит, ее должны исключить.

На самом деле, Абалон бы ни за что не признался, но он молился и даже ожидал, что так и будет. Не хотел, чтобы Пэрадайз разочаровалась в себе и своих способностях, но… последнее, чего он желал для своей дочери — оказаться перед ужасами жизни… или, Боже упаси, на самом деле попытаться участвовать в сражениях.

Такое он не мог даже вообразить.

— Не беспокойтесь, — повторил он, посмотрев на Братьев и Короля. — Все будет хорошо.

Брат Бутч посмотрел на Вишеса. Потом снова перевел взгляд.

— Ты же читал заявочный лист?

— Она заполняла его.

— Значит, не читал?

— Она сделала это самостоятельно… я должен был подписать его, будучи ее опекуном?

Вишес прикурил самокрутку.

— Тебе же лучше быть готовым.

Абалон кивнул.

— Да, я готов. Будьте уверены.

Пэрадайз росла в нежных условиях и традициях аристократии. Она работала над своим физическим состоянием последние два месяца — весьма усердно, стоит признать — и он чувствовал ее предвкушение, когда она завершала здесь дела, готовясь покинуть должность. Но была очень высока вероятность того, что после завтрашнего сбора, когда начнется настоящая работа, она пойдет на попятную… или ее попросят уйти.

Его сердце разорвется при виде ее поражения.

Но лучше так, чем ее смерть на поле боя, в попытке доказать, что она — нечто большее чем то, что диктует ее аристократическое положение в обществе.

Братья всё не сводили с него глаз, и Абалон склонил голову:

— Я знаю, ей придется очень тяжко. Я вполне готов к этому. И я вовсе не наивен.

— Ладно. Твоя правда, — сказал Бутч спустя мгновение.

— Мой господин, есть что-то еще? — спросил Абалон у Короля.

Когда Роф покачал головой, Абалон поклонился каждому из присутствующих.

— Благодарю за вашу заботу. Пэрадайз — самое дорогое, что есть у меня … все, что осталось от моей любимой шеллан. Я знаю, завтра она будет в добрых и щедрых руках.

Когда он отворачивался, Братья оставались мрачны, но, с другой стороны, он не был посвящен в дела войны… а там всегда что-то да происходило. Сражения и вопросы стратегического плана никоим образом его не касались, и за это он был признателен.

Также признателен он будет, если Пэрадайз покинет программу.

Воистину… была бы ее мамэн жива. Может, его шеллан смогла бы образумить девочку.

Открыв двойные двери, Абалон услышал шум, доносившийся из зала ожиданий.

— Пэрадайз?

Он пересек фойе и когда завернул за угол, входя в гостиную, его дочь, собиравшая красные ручки, которые столкнула на пол, выпрямилась.

— Все хорошо? — спросил он.

Она встретила его взгляд.

— Да? Ты разрешаешь мне поехать завтра вечером?

Абалон улыбнулся… пытаясь скрыть печаль в своих глазах и голосе.

— Ну конечно. Ты в программе, мы решили это несколько месяцев назад.

Она подбежала к нему и крепко обняла, будто на самом деле страшилась, что он откажет ей в том, чего она так сильно хотела.

Обнимая дочь, Абалон смутно осознавал, что Братья и Король уходили через парадную дверь. Он не обратил на них внимания.

Он был слишком занят сожалениями о том, что не сможет избавить свою дочь ото всех разочарований. Это не входило в набор родительских качеств, дарованным ему вместе с ее рождением.

О, как он жалел, что его шеллан была сейчас не с ними, а в Забвении.

Она бы лучше справилась со всем этим.

***

Стоя над изувеченной женщиной, Марисса с закрытыми глазами слушала, как в третий раз включается голосовая почта Мэнни. Что, черт возьми, происходит в клинике?

Она уже собралась нажать повторный вызов, как зазвонил ее мобильный.

— Слава Господи… Мэнни? Мэнни?

Что-то в тоне ее голоса заставило раненную женщину зашевелиться, ее окровавленное лицо дернулось на диванных подушках. Боже, от бурлящих звуков ее собственное сердце сбивалось с ритма.

– Нет, это Элена, — раздался голос возле ее уха. — Мэнни и Джейн экстренно оперируют Тора. У него открытый перелом бедра, и я должна вернуться в операционную. Что-то случилось?

— Как долго они будут заняты? — спросила Марисса.

— Они только начали.

Марисса закрыла глаза.

— Хорошо, пожалуйста, попроси их позвонить мне, как получится? У меня… — Она отвернулась и понизила голос. — Ко мне только что попала женщина с травмами. Не знаю, сколько у нас времени.

Элена выругалась.

— Мы не можем никого отправить. Ты можешь позвонить Вишесу? С его медицинскими знаниями у него может получиться стабилизировать состояние.

Марисса попыталась представить, как Брат вышагивает по дому. Не лучший выбор, и не потому, что она не доверяла мужчине. Лучший друг ее хеллрена был широко известный вампиром, во всех смыслах.

А его внешность просто внушала ужас.

С другой стороны, если все собрались в крыле Веллси…

— Хорошая мысль. Спасибо.

— Они наберут тебя, как освободятся.

— Спасибо.

Обрывая соединение, она набрала Ви. И, черт подери. Снова голосовая почта.

— Дерьмо.

— Когда они будут? — спросила Райм, прижимавшая полотенце к кровоточащей ране на плече женщины.

Близился конец ночи. Ви мог находиться в пути, между переулками Колдвелла и дорогой в особняк. Или… мог сражаться с теми, кто нанес Тору столь серьезное ранение.

Когда женщина на кровати зашлась в кашле, решение пришло мгновенно. Она стала бы обращаться к брату только в крайнем случае, но она не простит себе, если ее личные проблемы будут стоить кому-то жизни.

Марисса набрала номер Хэйверса по памяти, надеясь, что он не изменил его. Один гудок, два…

— Алло? — раздался его голос.

— Это я. — Прежде чем повисла неловкая пауза или «привет», она продолжила: — В «Убежище» нужна срочная медицинская помощь. Нужно, чтобы ты был здесь… или отправь кого-нибудь. Терапевты Братства в операционной, а времени у нас почти нет.

Повисла небольшая пауза, словно главный врач расы переключался из режима «личное» в «профессиональный».

— Я буду через мгновение. Речь о ранении?

— Да. — Марисса снова понизила голос. — Ее сильно избили и… изувечили. Лужи крови. Я не знаю…

— Я приведу медсестру. Ты оградила остальных проживающих?

— Да.

— Отопри парадный вход.

— Я встречу тебя.

И все.

Похоже, сама вселенная хотела, чтобы брат появился в поле ее зрения этим вечером. Сначала этот идиотский звонок от светской львицы, теперь…

Марисса кивнула Райм.

— Помощь в пути.

Женщина попыталась сфокусировать не отекший глаз.

Наклонившись, Марисса взяла окровавленную руку.

— Мой брат позаботится о тебе.

На мгновение она засомневалась, стоит ли сообщать, что мужчина будет лечить ее. Но женщина, казалось, ничего не соображала.

Милостивая Дева, что, если она умрет прежде, чем Хэйверс доберется сюда?

Сев на корточки, Марисса заправила светлые пряди за уши.

— Ты в безопасности, все будет хорошо. — Один глаз зафиксировался на ее лице. — У тебя есть родственники, которым я могу позвонить? Мы можем кого-нибудь позвать?

Женщина качнула головой.

— Нет? Ты уверена?

Глаз закрылся.

— Ты можешь сказать, кто сделал это с тобой.

Лицо отвернулось.

Дерьмо.

Отступая, Марисса вышла в узкий холл. По обе стороны от двери располагались два высоких и узких окна, и она выглянула наружу. Деревья на газоне, всего несколько недель назад красовавшиеся своими ярко-красными, золотыми и желтыми листьями, сейчас, казалось, облиняли, тоненькие ветки напоминали кости заморенной голодом собаки.

Она не могла не посмотреть в зеркало рядом с дверью, удостовериться, что ее прическа в порядке, а макияж выдержал десятичасовой рабочий день.

Пока она жила с братом, она носила шелковые платья и массивные украшения, высокую прическу. Сейчас? На ней были слаксы от Энн Тейлор, блузка со стоячим воротником, легкие тапочки «Коул Хаан», ведь они такие удобные. Из украшений только крошечный крестик, который она носила потому, что Бог был так важен для Бутча, и ее хеллрен подарил ей ожерелье на прошлое Рождество. О, еще гвоздики-жемчужины в ушах.

Несмотря на искусственное превращение Бутча, его статус Брата и родство с Королем, ее мужчина по сути своей оставался человеком во всем, начиная с католической веры до пристрастий в книгах и фильмах, и мнения о том, какой должна быть «жена»… результат воспитания в человеческой среде.

Прикоснувшись к золотой цепочке на шее, она нахмурилась, ощутив желание снять украшение, которое не одобрит ее брат.

Но, да ладно, неважно, носила ли она символ своего брака или нет, это ничего не изменит. В глазах брата она взяла бесхвостую крысу в качестве хеллрена и подобное падение непростительно.

Мгновение спустя, две тени материализовались на тротуаре: одна фигура повыше и мужеподобная, в белом халате, вторая поменьше, женственная и в сестринской форме.

Когда они подошли, попав под свет ламп, Марисса прошлась вспотевшими ладонями по брюкам. Хэйверс совсем не изменился, привычная бабочка и очки в роговой оправе, темные волосы с боковым пробором, идеальная прическа в стиле «безумцев».

Марисса в последний момент перекинула крестик за спину и открыла дверь. Пытаясь не выдать нервозность своим голосом, она громко сказала:

— Она в гостиной.

Ни тебе «Привет, как дела?» или «Хэй, ты перестал быть полным предубеждений придурком?»… но, с другой стороны это был медицинский вызов, а не социальный визит.

— Марисса, — произнес ее брат, кивнул ей и прошел мимо. — Это Кэннест, моя главная медсестра.

— Приятно познакомиться, — пробормотала медсестра.

Марисса на негнущихся ногах повела их вглубь скромного дома с весьма посредственной мебелью, и по неясной причине она представила себя в виде фламинго, чьи колени смотрели в разные стороны. Тем временем, на поверхности ее разума всплыли всевозможные воспоминания, и только психологический груз трагедии, имевшей место в соседней комнате, держал крышку эмоций закрытой.

Ее брат остановился перед арочным проемом и передал свою докторскую сумку помощнице.

— Осмотром займется моя медсестра, она расскажет мне о ее состоянии. Лучше так, нежели осмотр, который будет проводить мужчина.

Марисса впервые посмотрела Хэйверсу в глаза, отмечая, что его взгляд был того же голубого оттенка, что и ее. Будто это могло измениться?

— Очень внимательно с твоей стороны, — сказала она, а потом перевела взгляд на его коллегу. — Идите за мной.

Оказавшись в гостиной, медсестра направилась прямиком к дивану, и, занимая место Райм, была очень добра к пациентке. Жертва поморщилась, будто осознала, что перед ней появился кто-то другой, а потом застонала, когда начали измерять ее пульс и давление.

Марисса стояла в стороне, скрестив руки на груди и накрыв рот ладонью. Движение — это хорошо. Это значило, что бедняжка еще жива.

— Аккуратно, — выпалила она, когда медсестра отпустила руку, и на избитом лице слезы смешались с кровью.

Милостивый Боже, кто сотворил с ней подобное? Должно быть, это член расы… она не чувствовала на ней человеческого запаха.

Марисса опустила взгляд, когда осмотр приобрел интимный характер, и жестом позвала Райм присоединиться к ней и встать у арки, словно защищая добродетель женщины, к которой ее брат уже проявил уважение.

Спустя, казалось, вечность, медсестра тихо обратилась к женщине, а потом подошла к ним и кивком пригласила Мариссу выйти туда, где стоял Хэйверс со скрещенными за спиной руками. Он слушал медсестру, склонив голову.

— У нее значительные внутренние повреждения, — докладывала женщин. — Ее нужно оперировать немедленно, если мы хотим, чтобы она выжила. Рука — меньшая из наших проблем.

Хэйверс кивнул и перевел взгляд на Мариссу.

— Я взял на себя смелость и вызвал транспорт. Машина будет примерно через пятнадцать минут.

— Я поеду с ней. — Марисса приготовилась к спору. — Пока не появятся ее родные, я считаюсь ее опекуном.

— Разумеется.

— И я возьму расходы на лечение на себя.

— Это необязательно.

— Это крайне необходимо. Позволь я соберу свои вещи.

Оставив их, она обратилась к Райм, а потом побежала в кабинет, чтобы взять телефон, сумочку и пальто.

Марисса подумала позвонить Бутчу, ведь была вероятность, что она не вернется домой на день, но она не знала наверняка. И, к несчастью, если бы она набирала номер своего хеллрена каждый раз, когда на работе случался кризис? Натерла бы мозоль на пальце.

На полпути по лестнице она осознала, что была и другая причина, почему она не связалась с ним.

Это было слишком похоже на произошедшее с его сестрой.

И была вероятность, что сходство могло стать идентичным, если женщина умрет от ранений.

Нет, подумала Марисса, вернувшись на первый этаж. На его долю выпало достаточно, нельзя позволить подобным воспоминаниям взбаламутить его мозги снова.

— Я готова, — сказала она брату, будто проверяя, не передумал ли он.

— Скорая прибудет через две минуты. Я должен быть рядом с ней… ей понадобится кровь, если у нее есть хоть какой-то шанс на выживание.

Хэйверс поклонился ей и вышел из дома. Когда он скрылся за углом, Марисса пораженно качнула головой.

Сама мысль, что он предложит свою кровь, чтобы помочь какой-то незнакомой женщине, вероятно, простой гражданской… мысль шокировала… и, одновременно с этим, злила ее.

То, что мужчина может быть так добр к своим пациентам и столь жесток с ней лично, казалось нестерпимым противоречием.

С другой стороны, в этом вся Глимера. Там правят двойные стандарты.

От которых страдают, как правило, дочери, сестры и матери.