Поцелуй навылет

2

Фоби вышла из поезда на пустынную платформу. Подошла к автомобильной стоянке с надеждой увидеть знакомый «мерседес».

У немного помятого «гольфа» стояла женщина с жесткими седыми волосами. На ней были старые плиссовые брюки желтого цвета и помятая майка-топ, не скрывавшая дряблой желтоватой кожи. Она с любопытством смотрела на Фоби.

«Могу поспорить, она пытается определить мой пол», — с раздражением подумала Фоби. Джин постоянно опаздывает, говорила она себе. Летом она всегда работает в саду, не замечая, как пролетает время.

— Фредди?

Фоби обернулась и увидела ту самую женщину, устремившую на нее вопросительный взгляд. На морщинистом лице можно было различить тонкие кровеносные сосуды, когда-то она была очень красива. Ее выцветшие голубые глаза улыбались.

— Джин? — нерешительно произнесла Фоби.

— Боже мой, это на самом деле ты! — Джин заключила ее в объятия.

Фоби почувствовала знакомый запах духов «Мисс Диор». Но цвет волос, прикоснувшихся к ее щеке, из золотистого сделался серым. Джин сильно похудела.

— Я тебя не узнала! — Она засмеялась, отступив на шаг, чтобы посмотреть Фоби в лицо. — Тони всегда говорил, что когда-нибудь ты превратишься в лебедя. — Она осторожно коснулась ее щеки. — Так оно и вышло!

Фоби почувствовала, как у нее от смущения горит лицо. Мать всегда учила ее отвечать комплиментом на комплимент. В детстве Вирджиния Ситон была ее кумиром. За два года она постарела лет на десять.

— Ты тоже прекрасно выглядишь, — слишком поздно солгала она.

— Не говори глупостей, — отмахнулась Джин. Она взяла ее под руку и повела к старому «гольфу». — Я выгляжу ужасно. Ты нужна мне, чтобы отвлечься от постоянной суеты. Мы будем лежать у бассейна, читать глянцевые журналы и разговаривать часами, совсем как в старые добрые времена. Помнишь?

— Конечно помню.

— В последнее время здесь царила такая суматоха, подготовка к свадьбе, а потом еще это ужасное событие… Конечно, ты пока ничего не знаешь. Я… Проклятая консервная банка! — выругалась она, когда на машине сработала сигнализация.

— Мы недавно ее купили, и я до сих пор не могу разобраться… как ее выключить? — Она провела рукой по волосам, что нисколько не улучшило прическу. — Вот старая развалюха, правда?

— Мне она нравится. Знаешь, единственная машина, в которой я ездила в течение последнего года, был ржавый джип без рессор. После этого у меня уже дважды крали велосипедные колеса.

— О боже, я снова становлюсь ужасным снобом, да? — Джин немного смутилась, давая задний ход. — Это все из-за последних событий. А с тех пор как Тони потерял кучу денег после сокращения, у нас земля уходит из-под ног. Так сложно снова наводить порядок. Хотела бы я быть лет на двадцать моложе… Тогда все было так просто.

Когда они подъезжали по ухабистой дороге к ферме Дайтон Мейнор, им навстречу выбежали два Лабрадора. Чуть не переехав одного из лабрадоров, Джин поставила машину в гараж. Собаки приветствовали их восторженным лаем.

Фоби направилась к дому, стараясь идти с достоинством, в то время как два Лабрадора обнюхивали ее со всех сторон.

Внутри царила божественная прохлада. Дом был таким, как она его помнила, — большим и безвкусным. Бюст Юлия Цезаря по-прежнему украшала старая войлочная шляпа, выцветший британский флаг загораживал портрет крайне безобразного прародителя. В прихожей на панельной обшивке стены Фоби узнала выбоины от мячей для игры в крикет. Их оставили ее братья много лет назад.

— Пожалуйста, не обращай внимания на беспорядок. Мы варим клубничный джем, — извинилась Джин, когда они вошли в кухню. Она задержалась у лестницы и крикнула куда-то наверх:

— Шейла! Корм для собак в багажнике «гольфа». Иди сюда и поздоровайся с Фредди, когда освободишься.

Кухня была огромной, со старомодной мебелью, расставленной в полном беспорядке. За свое двухсотлетнее существование она ни разу не подвергалась существенной перепланировке. Джин всегда называла ее организованным хаосом.

Фоби опустилась на источенный древесными жуками стул с плетеным сиденьем, снова почувствовав себя пятнадцатилетней девчонкой. Смешанный запах хлеба, клубничного джема, собачей шерсти и развешанных на просушку полотенец вызвал яркие воспоминания детства. Сколько раз эта кухня была ее убежищем! Она проводила здесь долгие часы за разговорами с Джин, спасаясь от ненависти ее дочери.

— Саския дома? — спросила она.

— Я думаю, она еще в постели. — Джин встряхнула чайник. — Чай или кофе? Хотя нет, мы должны отпраздновать твой приезд. Понимаю, что для спиртного еще рано, но мне кажется, мы сможем обойтись ликером.

— Конечно.

Фоби взглянула на кухонные часы. Половина четвертого. Наверное, Саския и Феликс готовились к бессонным выходным.

— Она вчера поздно легла спать?

— Не знаю, милая, — Джин пожала плечами. — Она слоняется по дому как привидение и совсем не встает с постели по средам.

— Привет, Фред.

В дверях появилась невысокая полная женщина с веселым румяным лицом и стопкой простыней. Это была Шейла — экономка Ситонов. У нее были светлые, мелко завитые волосы. Шейла обожала носить разнообразные очки. Сегодня она выбрала огромные очки с розовыми стеклами и перламутровой оправой, которые балансировали на кончике вздернутого носа. Это заставляло ее высоко поднимать голову, что придавало ей сходство с дрессированным тюленем, играющим в мяч.

— Шейла! — Фоби крепко обняла ее.

— Осторожнее, — засмеялась та, поднимая упавшие простыни. — Не могу поверить, что это ты. Разве она не красавица, Вирджиния?

Джин улыбнулась и кивнула.

— И ты предлагаешь девочке алкоголь в такое время суток? — заворчала Шейла.

— Наверное, тебе больше хочется чаю? — обратилась она к Фоби.

— Я просто хочу пить. Можно мне подняться наверх к Саскии?

— Конечно. — Джин закатила глаза. — И о чем я только думаю? Бедной Саскии пойдет на пользу встреча с тобой. Она в своей комнате.

«Интересно, Феликс тоже там?» — думала Фоби, направляясь к лестнице.

— Возьми это. — Джин протянула ей два бокала ликера.

Уже в холле Фоби услышала, как Шейла что-то сказала, но она не разобрала слов.

— Она уже все знает? — спросила Шейла.

— О боже! — воскликнула Джин. — Я совсем забыла ее предупредить… — Бедная Фредди!

Фоби быстро поднималась по широкой лестнице, на которой лежал старый, потертый ковер. Две собаки ни на шаг не отставали от нее.

Она негромко постучала в дверь, но ответа не последовало.

— Саския? Это я, Фредди… Можно войти?

Тишина. Опасаясь внезапного появления Феликса, Фоби осторожно приоткрыла дверь.

В комнате было нечем дышать. Заглянув внутрь, она ничего не смогла увидеть из-за дыма и темноты. Сквозь задвинутые шторы пробивался тоненький лучик света.

«Как в логове у дьявола», — подумала Фоби. Сзади ее подталкивали собаки.

— Саския? — негромко позвала она. Она почувствовала, как холодный липкий ликер растекается по ее футболке.

— Сюда… — со стороны кровати донесся приглушенный хриплый голос.

Собаки с шумом пронеслись по комнате и запрыгнули на пуховое одеяло. Фоби осторожно пробиралась по комнате. Совсем не похоже на любовное гнездышко. Одной ногой она наступила на трусы, пытаясь обойти разбросанные кассеты, банки из-под кока-колы, журналы и бумагу, в которую заворачивали еду. Споткнувшись об электрический шнур, она опрокинула на пол кружку с холодным кофе.

— О боже, извини! — Фоби начала вытирать лужу полотенцем с пятнами косметики.

— Оставь… — Саския столкнула собак и села на кровати.

Фоби взглянула на нее. Она была уверена, что если бы увидела Саскию на улице, то не узнала бы ее. Табачный дым и полумрак не скрывали распухшего от слез лица.

— Саския! — Фоби опустилась на кровать и обняла ее.

Саския прибавила не меньше десяти килограммов. Ее жирные слипшиеся волосы были теперь двухцветными из-за отросших светлых корней. Глаза покраснели, и вокруг них залегли глубокие тени из-за недостатка сна. На ее бледных щеках красовались два огромных прыща, расцарапанных ногтями.

— Я не хотела, чтобы ты приезжала, Фред, — всхлипнула она, доставая дрожащей рукой сигарету из полупустой пачки. — Весь день я боялась этого и надеялась, что ты не успеешь на поезд. Пожалуйста, уезжай в Лондон. Я знаю, что это звучит грубо, но я ненавижу, когда люди видят меня в таком состоянии.

Ее лицо сморщилось.

— Тише… — Фоби протянула ей полупустой бокал ликера. Саския отпрянула от нее.

На Саскии ничего не было надето, кроме красного махрового халата, из которого торчали нитки. Он издавал неприятный запах застоявшегося сигаретного дыма и немытого тела. На пуховом одеяле лежали обертки из-под шоколада, пепел от сигарет, старое приложение к воскресной газете, два бульварных романа и разорванное в мелкие клочья письмо.

От нехватки воздуха у Фоби заболела голова.

— Можно я открою окно?

Кашляя, Саския зажгла сигарету и пожала плечами.

— Не трогай занавески! — взвизгнула она, когда Фоби попыталась справиться с неподатливой рамой.

Фоби высунулась наружу и полной грудью вдохнула теплый летний воздух. На противоположном конце подстриженной лужайки она увидела кирпичную стену, увитую плющом.

Пока Саския приходила в себя, Фоби наблюдала за коренастым Регом, мужем Шейлы. Он работал в саду.

— Я отвратительна, правда? — прозвучал дрожащий голос Саскии.

Повернувшись, Фоби покачала головой:

— Вовсе нет. Просто тебе очень-очень плохо, — спокойно ответила она, вернувшись к кровати. Ей стало стыдно за свое бестактное поведение.

— Неудивительно, что он меня бросил, — голос Саскии поднялся до пронзительного визга. — Я совершенно отвратительна — мерзкая, грязная, вонючая, жалкая, убогая… я отвратительна!

Она вновь разрыдалась.

Фоби забрала у нее сигарету, чтобы Саския не подожгла оберточную бумагу, разбросанную по кровати. Она держала несчастную в объятиях, пока ее рыдания не утихли.

— Саския, что случилось?

Но Фоби не получила ответа на свой вопрос.

— Как она? Вам удалось поговорить? — с надеждой спросила Джин, когда Фоби спустилась вниз с грязными кружками в руках.

Она отрицательно покачала головой и с грохотом поставила кружки в раковину.

Джин села за широкий неровный кухонный стол и зажгла сигарету, предложив одну Фоби.

— Знаю, я обещала бросить, — раздраженно извинилась она, когда Фоби отказалась. — Но сейчас мне это просто необходимо.

Ее голос звучал недовольно, но Фоби знала, что она злилась на саму себя. Однажды перед Новым годом, около пяти лет назад, Джин и мать Фоби дали торжественное обещание бросить курить. Поппи Фредерикс нарушила его уже в январе, так как она никогда не обладала достаточной силой воли. Она официально признала свое поражение, когда муж подарил ей на День святого Валентина бутылку абсента и несколько упаковок ее любимых сигарет с ментолом. Однако Джин до сегодняшнего дня не проявляла слабости.

— Сколько времени Саския в таком состоянии? — Фоби опустилась на стул в пятнах краски.

— С тех пор, как исчез Феликс. — Джин вздохнула. — Она не всегда была так плоха, как сегодня. Когда я рассказала о твоем приезде, ей стало хуже. Ты знаешь Феликса?

Фоби покачала головой.

— Ну конечно, ты же уехала. — Джин встала и направилась к шкафу с посудой.

Она с трудом вытянула один ящик, и его содержимое рассыпалось по полу. Отбрасывая в сторону почтовые открытки, наконец нашла фотографию в серебряной рамке и протянула ее Фоби.

— Мы все так его любили, поэтому его поступок стал для нас шоком. Они божественно выглядели вместе.

Действительно, от них было трудно оторвать взгляд. Фоби несколько раз встречала фотографии Феликса в газетах и журналах. Он обладал элегантностью средневекового рыцаря, казался похожим одновременно на ангела и на дьявола, а его длинные мускулистые ноги были созданы для обтягивающих брюк. Его глаза не просто смотрели — они срывали одежду и мгновенно воспламеняли страсть.

Они стояли перед колыхавшимся светлым шатром, разгоряченные от танцев. На Саскии было короткое шифоновое платье, ее глаза светились счастьем, широкая улыбка открывала ровные белые зубы. Феликс смеялся, и такого совершенного лица Фоби не видела даже у мужчин-моделей, снимающихся для глянцевых журналов. Светлые волнистые волосы, падающие на лоб, галстук ослаблен, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Феликс Сильвиан выглядел самым желанным мужчиной на свете.

— Почему все закончилось? — спросила Фоби, замечая в ящике стопку свадебных приглашений.

— Разве Саския тебе не рассказала? — Джин казалась удивленной. — Я думала, тебе она скажет. Вы всегда были лучшими подругами.

Фоби поморщилась. Джин понятия не имела, как они с Саскией когда-то ненавидели друг друга.

— Понимаешь, никто из нас точно не знает, — продолжила Джин. — Она отказывается говорить об этом. Мне известно только то, что он буквально умолял Саскию выйти за него замуж. Ты же знаешь, какой упрямой и независимой она может быть. Она никогда не испытывала недостатка в мужчинах. Но на самом деле Саския любила его до безумия. Несколько недель она заставила его ждать ответа и в конце концов согласилась. Ни для кого это не было сюрпризом. Тони устроил самый большой праздник, который он мог себе позволить. Твои родители тоже пришли, Ральф как раз был в Лондоне. Через месяц Саския и Феликс отправились в Италию, чтобы избежать предсвадебной суматохи, затем вернулись в Лондон, сходили на премьеру какого-то фильма, а спустя два дня она вернулась домой убитая горем, со словами, что все кончено.

— Она не сказала почему?

— Ни слова. С Саскией разговаривал Тони, но он сделал только хуже. Мне кажется, нужно дать ей время прийти в себя.

— И с тех пор Феликс не появлялся? — с удивлением спросила Фоби.

— Она чуть не сошла с ума, пытаясь найти его, — вздохнула Джин, наливая еще ликера. — Но я думаю, у нее ничего не вышло. Нужно видеть, как она срывается с места, услышав телефонный звонок, или ждет почту. Ничего.

Она поставила бокал перед Фоби, которая обмахивалась непрочитанным журналом мод.

— Мы могли бы сходить в бассейн, но сейчас там слишком много людей.

Фоби выловила из ликера кусочек яблока и в задумчивости жевала его. Казалось, что семья Ситонов постепенно приходит в упадок.

— Она выглядит ужасно, да? — с грустью произнесла Джин. — Каждое утро из холодильника пропадает половина его содержимого, а в раковине появляются грязные тарелки. Тони хотел продать свои запасы вина с аукциона, но когда он спустился в подвал, то обнаружил пропажу. Оказывается, она тайком проносила лучшие марочные вина к себе в комнату. Но когда я попыталась поговорить с ней, она высказала мне множество ужасных вещей, отрицая это. Она прячет пустые бутылки в шкафу. В отчаянии я купила несколько ящиков недорогого вина, но она не прикасается к нему.

Джин провела по лицу руками, как будто пытаясь стереть глубокие морщины, оставленные горем.

— Она была у врача?

Джин глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться.

— Он прописал какие-то сильнодействующие успокоительные средства. Однажды она приняла шесть таблеток и пыталась взобраться по стене на потолок. Тони выбросил их в унитаз. Тогда врач порекомендовал консультации у психиатра, но Саския отказывается выходить из дома. Когда мы пригласили врача-психиатра домой, она заперлась в ванной, и врач провел весь день за беседой с Зоэ. Я думаю, после того она пару раз с ним ужинала.

— Зоэ тоже здесь? — спросила Фоби.

Джин покачала головой.

— К счастью, нет. Ее дети безнадежно избалованы. Они с Чарльзом снова вместе, потому что развод оставил бы пятно на его безупречной репутации прекрасного политика. Он надеется получить повышение, когда начнется очередная кадровая перестановка, но наверняка ничего не известно.

Фоби попыталась скрыть свое облегчение. Из сестер Ситон Зоэ ненавидела ее больше всех — конечно, не считая Саскии. Однажды она закрыла ее в сарае с тремя гусями, выпустив только после того, как Фоби пообещала испачкать свое лицо коровьим навозом и быть целую неделю ее рабыней. Они не виделись несколько лет, хотя Фоби иногда слышала про ее семейные проблемы. Без сомнения, рождение детей и шесть лет совместной жизни с членом партии тори в графстве Букингемшире немного смягчили ее, но Фоби совсем не горела желанием проверить это.

Внезапно ей пришло в голову, что ее приезд был большой ошибкой. Письма Саскии внушили ей иллюзию приобретенного уважения. Возможно, в детстве ее ненависть и ревность были обратной стороной этого чувства. Но в письмах Саския никогда не протягивала ей руки, Фоби была за пределом ее круга. Теперь, когда счастье разбилось вдребезги, она наверняка не хотела, чтобы Фоби изливала свое сочувствие.

— Джин, мне кажется, Саския не в большом восторге от моего приезда, — сказала она, боясь посмотреть ей в глаза.

После ее слов в воздухе повисло тяжелое молчание. Фоби услышала, как Шейла что-то насвистывала наверху. Хлопнула дверь машины, и в дом с громким лаем ворвался один из лабрадоров.

Джин посмотрела на часы.

— Рег сейчас поедет на вокзал встречать Тони, — сухо сказала она. — Если ты хочешь уехать, то лучше поторопись. Он возьмет тебя с собой. Скоро будет поезд до Лондона.

В ее голосе звучало холодное презрение, и Фоби внезапно поняла, почему ее отец всегда немного робел перед Джин. Она любого могла быстро поставить на место.

Фоби услышала, как с надрывом заработал дизельный двигатель, но не двинулась с места.

— Иди! — резко сказала Джин.

Но когда Фоби в отчаянии поднялась со стула, Джин громко расплакалась. Застыв от удивления, Фоби стояла рядом с ней. Она не знала, куда себя деть, и почувствовала, что тоже сейчас заплачет. Видеть слезы Джин было невыносимо.

— О боже, как это ужасно, — Джин продолжала всхлипывать. Она взяла бумажное кухонное полотенце, чтобы высморкаться. — Я прошу прощения за то, что не сдержалась. Мы все в таком напряжении… Я так беспокоюсь из-за Саскии, что ни на что другое меня не хватает. Сейчас она меня просто ненавидит… — Она с шумом высморкалась и подошла к окну, пытаясь взять себя в руки. — Пожалуйста, не уходи… — Джин почти умоляла, ее голос дрожал. — Ты моя последняя надежда.

В комнате для гостей Фоби раскладывала свои вещи, когда вернулся Тони. Сквозь прозрачную занавеску она наблюдала, как он выходил из машины и направлялся к дому. У нее перехватило дыхание.

Фоби думала, он останется таким же стройным и подтянутым, как раньше. Он всегда тщательно следил за фигурой, и занимался спортом. Но тяжелые времена отразились на нем так же, как на его дочери. Он потолстел, его живот нависал над ремнем брюк, а пиджак не сходился. Но больше всего Фоби была поражена тем, как изменилось его лицо — правильные черты патриция заплыли жиром и сделались почти неузнаваемыми.

Фоби не хотела встречаться с ним сейчас, но она зря беспокоилась. Когда Джин позвала ее к ужину, Тони нигде не было видно.

— Он сегодня ужинает в своем кабинете, — объяснила она немного смущенно. — Слишком много бумаг… Тони приносит свои извинения и говорит, что заглянет к тебе попозже, чтобы поздороваться.

По выражению лица Джин и ее опущенному взгляду Фоби поняла, что ничего подобного он не говорил.

— Сегодня у нас холодный лосось, — извинилась Джин. — Шейла была слишком занята, чтобы приготовить ужин. Ты не могла бы попросить Саскию спуститься и поесть с нами?

Фоби постучала в дверь комнаты Саскии, но никто не ответил. Она попыталась войти, но дверь оказалась закрыта на ключ.

— Саския, спускайся к нам. Тебе нужно поесть, — попросила она. — Мы не будем ни о чем тебя спрашивать.

Фоби не расслышала приглушенного ответа.

— Что?

— Я сказала «убирайся»! — в голосе звучала ненависть. — Оставь меня в покое!

Когда Фоби после ужина вернулась к себе, под дверью она нашла записку. Крупным четким почерком было написано следующее:

Фредди, сейчас я никого не хочу видеть, и меньше всего тебя. Ты никогда не любила меня, так что хватит вынюхивать здесь последние сплетни. Убирайся в Лондон и не вмешивайся в нашу жизнь.

В ту ночь, пока Фоби горько плакала от обиды и жалости к себе, Саския пыталась покончить с собой.