Поцелуй навылет

45

Галерея «Гиллэм» являлась огромным, чисто коммерческим выставочным помещением, скромно расположенным в пространстве между двумя элегантными домами в георгианском стиле. Скульптуры Флисс производили странное впечатление. Ее персонажи напоминали героев мультфильмов. Одетые в плохо сидевшие на грушевидных телах вещи, они сжимали в руках корзины для покупок, малышей, собак и сумки на колесиках. Вылепленные из глины, лица выглядели так, словно их обладатели только что сделали пару хороших глотков джина, прежде чем выйти из дому. Толстые лысеющие старики почесывали обтянутые жилетом животы и косились на краснолицых домохозяек с неприлично глубокими вырезами. Измученные молодые мамаши с ребенком в каждой руке посматривали на неуклюжих молодых парней, похожих на головорезов, с модной стрижкой, и бутылкой пива в татуированной руке.

Проходя по противоположной стороне улицы, Флисс увидела, как внутри горели огни, а официантки готовили длинный стол с закусками и шампанским. Она на мгновение задержалась, чтобы полюбоваться зрелищем. Толстые забавные люди из глины, которых она начала лепить ради смеха, стали ее карьерой. Все они выглядели намного спокойнее, чем она сама. На фасаде здания висел плакат, изображающий одного из ее пенсионеров в фетровой шляпе и сапогах из бараньей кожи, а над ним большими буквами было написано ее имя. Дрожа от страха и возбуждения, Флисс завернула за угол и вошла в паб, где она договорилась встретиться со своими друзьями.

— Никогда не приходи на свою выставку вовремя и трезвой, — предупреждал ее Стэн. Являясь художником, который почти пять лет прожил на пике славы, он был ветераном выставок. — Ты появляешься на час позже с толпой друзей, а когда к тебе подходят посетители, ты должна быть с ними чертовски милой.

Флисс сидела в пабе «Бык и вол» со своими друзьями, потягивая бренди и пытаясь остановить чрезмерную вентиляцию легких. Как только они собрались отправиться на выставку, она взглянула в сторону стойки бара и почти совсем перестала дышать.

— Ты видишь то, что вижу я? — выдавила она.

— Черт! — Пэдди проследил за ее взглядом. — Вот это наглость.

За маленьким столиком в укромном, сумрачном уголке сидел человек с безошибочно узнаваемыми светлыми волосами, широкими плечами и профилем, за который стоило умереть. Он о чем-то шептался с блондинкой, похожей на него классической красотой и умными голубыми глазами.

— Я иду туда. — Стэн допил свою пинту пива. — Этот болван заслуживает…

— Нет! — Флисс схватила его за руку, чтобы остановить. — Оставь их, Стэн. Это не твоя битва. Я думаю, нам лучше просто уйти.

Феликс и Саския были так поглощены разговором, что не замечали ничего вокруг. Когда на них смотрела Флисс, Феликс вытянул руку и погладил Саскию длинными пальцами по щеке, прежде чем наклониться над столом и поцеловать ее в эту щеку. Саския казалась взволнованной, ее глаза сверкали слезами облегчения и благодарности.

Вздрогнув, Флисс быстро покинула паб, испытывая огромное облегчение, что Фоби не стала свидетельницей этой сцены.

Фоби рыдала из-за того, что ей не удается вычистить всю плесень между кафельными плитками за сливным бачком туалета в ванной. Она потратила на это уже несколько часов, но плесень продолжала распространяться по стене толстыми зелеными линиями, словно начерченный график. Яппи скулила с усталым разочарованием, виляя коротким хвостиком и надеясь, что скоро рыданиям настанет конец.

— Ты права. — Фоби выпрямилась, посмотрела на нее и вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Так я сойду с ума. Меньше всего меня сейчас волнует плесень. Меня не волнует ничего, кроме Феликса.

Яппи опустила мордочку и потерлась носом о передние лапы, чихая от сильного запаха моющих средств.

Фоби поцеловала ее в голову.

— Соберись, крошка, мы идем смотреть скульптуры.

Манго вернулся от стойки бара к их столику вместе с напитками и небрежно поставил бокалы, чуть не опрокинув свою пинту пива на колени Саскии.

— Извините, что так долго. — Он лениво развалился на стуле. — Здесь чертовски паршивый сервис. Как ты себя чувствуешь? — Он покосился на брата.

Феликс вздрогнул:

— Так, словно я слишком быстро протрезвел. Так, словно я хотел бы знать, какого черта ты притащил меня в этот проклятый бар. Так, словно меня только что подключили к аппарату поддержания жизни после нескольких часов, проведенных без сознания в разбитой машине. — Он взглянул на Саскию, и ее глаза вновь начали наполняться слезами.

— Вот твой морфий. — Манго пододвинул к нему «Кровавую Мэри». — Я заказал тебе коктейль, дорогая Саския, потому что не мог вспомнить, что ты хотела. Вот, он называется «Слабая гайка»? Или «Отвертка»? Я забыл. Кажется, у меня сегодня что-то с памятью.

Саския печально улыбнулась.

— Спасибо, Манго.

— Итак, что мы делаем в этой дыре? — спросил Феликс, осушив половину бокала одним глотком и зажигая еще одну сигарету «Честерфилд».

— Неплохое место, — беспечно сказал Манго, потягиваясь и осматривая галереи игровых автоматов, сцену для караоке, телевизоры со спутниковыми антеннами, показывающие спорт, буфет с красной черепичной крышей и огромную картину с изображением Маргарет Тэтчер, написанную маслом.

— К черту, я больше не могу ждать. Я возьму такси до Айлингтона. — Феликс начал вставать.

— Нет, ты останешься здесь. — Манго заставил его сесть и посмотрел на часы. — Думаю, у нас еще около двадцати минут.

Он подмигнул Саскии, и она кивнула.

Фоби была уже на полпути, когда внезапно вспомнила, что следовало немного привести себя в порядок ради Флисс. На ней были те самые вещи, которые она натянула после ванны. Ужасная, черная, асимметричная мини-юбка, мятая розовая футболка с пятнами от отбеливающего средства, порванная по шву на плече, старые потрепанные ботинки без шнурков. Даже Яппи выглядела побитой молью — она только что изгрызла старую сумку и теперь была вся в пыли, сигаретном пепле и нитках.

Она доехала на поезде до Южного Кенсингтона, чувствуя себя слишком слабой, чтобы вернуться домой. Фоби направилась в сторону галереи и остановилась через улицу от нее, наблюдая за оживленными прибывшими посетителями.

Фоби едва могла разглядеть скульптуры за людьми, что посчитала хорошим знаком. Она обнаружила Флисс, разговаривавшую со своими, строгими родителями.

Милли и Гоут расположились у столика с закусками, набивая рот маленькими бутербродами. Из каждого кармана пальто Гоута выглядывали бутылки украденного шампанского. Беседовавший с ними Стэн тоже казался мрачным и серьезным. Даже шутник Пэдди ходил с вытянутым лицом.

Через несколько минут показался Дилан, который торопливо шел от станции метро к галерее, в помятом льняном костюме, с привычно взъерошенными волосами и перекинутым через плечо галстуком. Очевидно, большую часть пути он бежал.

Фоби в оцепенении наблюдала, как он решительно подошел к Флисс и был поспешно представлен строгому дуэту, прежде чем Флисс отвела его в сторону.

Почти сразу он покинул галерею и бросился в сторону Бромптон-роуд. Наблюдая за его тяжелой неуклюжей походной, Фоби вспомнила слова Феликса о том, что Дилан двигается с фацией газели с бородавками.

Всхлипывая, Фоби направилась к кладбищу у церкви, чтобы обойти несколько могил.

Она прислонилась к надгробному памятнику Беатрис Дюран. Ее покой охранял крайне уродливый мраморный ангел без носа.

— Ты умерла в моем возрасте, Беатрис, — вздохнула Фоби, ощупывая камень. — Твое сердце тоже было разбито?

— Вообще-то, у нее был туберкулез.

Фоби пронзительно вскрикнула и отскочила. Яппи залилась громким лаем. Сердце Фоби заколотилось от сумасшедшего выброса адреналина. За мраморным ангелом стояла Саския. Она казалась усталой и заплаканной, но выглядела намного лучше, чем в воскресенье. Ее волосы блестели в последних лучах вечернего солнца. Лицо наполовину скрывала тень ангела.

— Саския! Как ты меня напугала. Какого черта ты пришла на то же кладбище, что и я?

— Хороший вопрос. — Саския нервно улыбнулась. — Прости, что напугала тебя Фредди. Не смогла удержаться.

— Тебе следовало бы приложить чуть больше усилий. — Фоби провела рукой по волосам, большая часть которых встала дыбом. — Значит, ты была на выставке?

— Нет. Я как раз собиралась туда зайти, но увидела тебя. Полагаю, ты пришла, чтобы поддержать сегодня Флисс. — Саския наклонилась, чтобы поздороваться с Яппи, которая радостно прыгала у ее ног.

— Вообще-то, я не собиралась туда идти. — Фоби неловко поежилась. — Я этого не выдержу. Я думала, что у меня получится, но вот я здесь и не могу. В настоящий момент я не особенно стремлюсь к обществу.

Она попыталась преодолеть дрожь в голосе.

— Я тоже. — Саския откашлялась и выпрямилась, продолжая оставаться за отбитым крылом ангела. — Мы могли бы делать это вместе. Вместе избегать общества.

Сделав шаг вперед, Фоби с любопытством осмотрела ее, замечая чистые волосы, черный брючный костюм от Армани, модные туфли. Она выглядела лучше, чем последние месяцы. Ее лицо еще носило следы страданий, но глаза горели, а на щеках появилось слабое подобие прежнего румянца.

— Ты приехала из Беркшира, чтобы поддержать Флисс? — спросила Фоби со слезами восхищения. — После всего, что произошло на прошлых выходных, ты сделала это?

— Ну, я… — виновато начала Саския.

— Боже, мне следует взять себя в руки, да? — Фоби снова прислонилась к мраморному ангелу-хранителю, прижимая к глазам ладони, чтобы остановить потоки слез. За последние три дня она выплакала больше жидкости, чем выпила. Но они продолжали литься при малейшем поводе.

— Я хочу, чтобы ты пошла со мной, — настаивала Саския.

— Я не могу, — выдавила Фоби. — Я не вижу… не вижу смысла… в рассматривании толстяков Флисс… Это… это не поможет.

— Пожалуйста.

— Нет!

— Фредди…

— Убирайся!

— Жди здесь. — Саския умчалась прочь.

— И в-верни мою собаку! — взвыла Фоби.

Манго ждал в тени высокого платана рядом с галереей и курил сигарету, когда Саския пересекла улицу и направилась к пабу.

— Саския! — он бросился за ней и поймал ее за руку. — Где она, черт возьми?

— На проклятом кладбище. — Саския кивнула в сторону расположенной напротив церкви. — Я не смогла уговорить ее выйти. Она продолжает плакать. И выглядит довольно отвратительно.

— Боже! — Манго выглядел испуганным.

— Ее одежда просто ужасна. Я немного боюсь, что наш план не сработает.

— Он должен сработать. — Манго потер руки. — Это будет великолепное зрелище.

— Есть еще кое-что. — Саския покосилась на окна галереи, в которой толпа людей, снующих между своими глиняными собратьями, начала редеть. Приглашенные отправлялись по домам. — Ты видел скульптуры, Манго?

Он повернулся и посмотрел на них. Его голубые глаза расширились от ужаса.

— Ты сказала, что Флисс лепит людей, Саския!

— Это и есть люди. Очень толстые люди.

— А Фоби очень стройная малышка. — Манго озабоченно прижал к губам большой палец. — Теперь я понимаю. Боже… Не важно, мы все равно должны попытаться. Проследи, чтобы она была там еще не меньше десяти минут. Дилан уже успел пустить слух, так что Флисс и компания практически в курсе. Если с Феликсом возникнут сложности, я скажу ему, что Фоби собирается уехать к своим родителям. Где они живут?

— В Гонконге, — удивленно ответила Саския.

— Значит, в Гонконг. Прекрасно. Увидимся через десять минут.

Саския вновь направилась к кладбищу.

— Привет.

— О боже, ты уже вернулась? Довольно быстрый осмотр, разве не так?

— Без тебя это совсем не то.

— Конечно, — фыркнула Фоби. — Только не говори мне, что тебе не хватало моих забавных, остроумных, блестящих комментариев. Ведь сейчас я способна обсуждать очень многие темы, например Феликс и я, я и Феликс…

— Пожалуйста, пойдем вместе.

Фоби упрямо засопела:

— Отдай мне собаку и уходи.

— Ты ведешь себя неразумно.

— Я знаю. Но мне нравится думать, что мое неразумное поведение оправдано, разве нет?

Саския подошла к ней.

— Фредди, ты когда-нибудь читала «Зимнюю сказку» Шекспира?

— Кажется, один раз. Очень д-давно. — Она заморгала, слегка удивленная вопросом.

— Ты помнишь, что в самом конце случилось с Гермионой?

— Послушай, Саския, — вне себя от раздражения набросилась на нее Фоби. — У меня сейчас не то настроение, чтобы обсуждать английскую литературу, ясно? А теперь ты не могла бы отдать мою собаку и вернуться на выставку, куда тебе так не терпится пойти?

— В конце, — горячо настаивала Саския, — Гермиона притворилась статуей, чтобы…

— Я знаю, что случилось в конце проклятой истории! — взвыла Фоби. — Она притворилась статуей, а ее раскаявшийся муж — которого я всегда считала ничего не стоящим болваном — по-настоящему поверил в это, что только доказывает, как он на самом деле туп.

Саския рассмеялась сквозь слезы.

— А потом она ожила у него перед глазами и…

— И вообще, — продолжала бушевать Фоби, войдя во вкус, — я всегда считала такой конец нелепым, если хочешь знать мое мнение.

— Мне кажется, это очень добрая история. — В глазах Саскии стояли слезы. — Статуя любимого человека, который считался навсегда потерянным, оживает.

— Боже, ты серьезно предлагаешь мне сделать что-то подобное, да? — Заплаканные глаза Фоби расширились. — Что ты от меня хочешь? Чтобы я пошла туда и встала среди толстых старух и кормящих голубей стариков в плоских кепках, вылепленных Флисс, а потом замерла в красивой позе, надеясь, что войдет Феликс, заметит меня и скажет: «А эта похожа на Фоби. Думаю, мне стоит отбить ее лживую глиняную голову».

— Нечто похожее. — Саския откашлялась. — Только никаких отбитых голов.

— Саския, я не собираюсь явиться на первую выставку Флисс, которой она так ждала и ради которой она не спала столько ночей, и унизить ее, разыгрывая сумасшедшую, чтобы выполнить твой нелепый романтический каприз. — Фоби заикалась от ярости. — Я уже устроила одно зрелище на прошлой неделе, и это разбило мне сердце. У меня нет ни малейшего желания снова выставлять себя на всеобщее обозрение и потерять почти всех своих друзей.

— Если ты этого не сделаешь, то я убью…

— Даже не смей говорить мне, что ты собираешься убить себя, черт возьми! — завопила Фоби. — Я не верю тебе, Саския Ситон.

— Я собиралась сказать, что я убью твою собаку, — холодно пробормотала Саския, чуть крепче прижимая к себе Яппи.

Фоби застыла.

— Ладно, отдай мне собаку, а потом можешь покончить с собой, — неуклюже пошутила она.

— Послушай, Фредди, — нетерпеливо начала Саския и заговорила так быстро, что ее с трудом можно было понять. — Предполагалось, что это будет сюрпризом, который подготовил Манго. Но мне придется все рассказать тебе, потому что у нас больше нет времени. Где-то через пять минут в галерею войдет Феликс, и…

— Феликс! — Фоби вцепилась в мраморного ангела. — Он недалеко отсюда?

— Очень близко, и он сходит с ума, потому что хочет помчаться в Айлингтон и постучаться в твою дверь.

Она закрыла глаза и застонала.

— Боже, должно быть, он ненавидит меня больше всего на свете. Нет, он ненавидит меня еще сильнее.

— Он очень сильно любит тебя! — с раздражением воскликнула Саския. — У нас нет времени, чтобы все обсуждать подробно, но он знает, что ты никогда в жизни не сделала бы это, если бы я не угрожала покончить с собой. В ту ночь на лестнице чердака был Манго, и он слышал каждое слово, — Саския теряла терпение, глядя на часы. — Он целую неделю пытался найти Феликса. Теперь это уже не имеет значения. Через одну минуту Феликс войдет в галерею, Флисс знает об этом. Все знают.

— Флисс все знает?

— Да! Ты не должна была ничего знать, но теперь тебе все известно, так что, ради бога, помолчи, пригладь волосы, вытри нос, соберись с духом и иди туда!

— Но я унизила его. Он доверял мне, а я…

— Я все рассказала ему, Фредди. — Саския схватила ее за плечо. — Я рассказала ему, как я издевалась над тобой в детстве, как дразнила и унижала тебя при каждом удобном случае. Я рассказала ему, какой маленькой завистливой фурией я была. И снова ею стану, если ты продолжишь колебаться. Я вспомню все свои грязные, испорченные, манипуляторские трюки, с помощью которых заставляла тебя делать то, что мне хотелось, пятнадцать лет назад. Я так ревновала, страдала и сходила с ума из-за вас обоих, что в конце концов заставила тебя так поступить с ним.

Она сморщилась от чувства вины, отпуская плечо Фоби.

— Ты все ему рассказала? — Фоби с трудом могла поверить в это. — Ты изобразила себя чудовищем, чтобы…

— Я была чудовищем, Фредди. — Саския посмотрела на небо, которое уже окрасилось в темно-синий цвет. Вверх устремлялись оранжевые лучи лондонских огней. — Я была одержима. Он понимает, какое сильное влияние имеет на тебя детство, так как он сам многое пережил будучи ребенком. Я заставила его понять, что никогда не была жертвой. Я помню твои слова о том, что едва знала его, когда мы были вместе, но и он тоже почти не знал меня. Я всегда отчаянно старалась угодить ему и всегда играла. Он понятия не имел, что я могу так манипулировать людьми, что найду человека, для которого труднее всего окажется сказать мне «нет», несмотря на всю любовь к нему.

— Ты рассказала об этом Феликсу, — прохрипела Фоби. — Должно быть, тебе было очень больно.

— Ну, я подумала, что меня наверняка нет в списке людей, которым он отправляет открытки на Рождество. — Саския неожиданно пожала плечами. — Поэтому я решила, что терять мне уже нечего. Кроме тебя. — Она в слезах посмотрела на нее.

Фоби изумленно уставилась на Саскию.

Они вздрогнули, когда на улице раздались голоса: один — мягкий и настойчивый, второй — хрипловатый и веселый. Третий голос оказался протяжными угрюмым.

— Еще пять минут, — уговаривал первый. — Ей нужна поддержка.

— Выпей чего-нибудь, а потом можешь идти куда хочешь, приятель.

— Я хочу уйти сейчас, черт возьми! Я невероятно устал и вспотел, как свинья, я ненавижу современное искусство, а моя любимая женщина, по твоим словам, рыдает в проклятом Гонконге. Я должен найти телефон и попытаться связаться с ней, вылететь туда, а вы хотите, чтобы я жевал проклятые бутерброды, рассматривая глиняные скульптуры Флисс!

Фоби издала радостный возглас, зажимая рот рукой и начиная дрожать.

— Теперь ты мне веришь? — Саския с раздражением вздохнула и улыбнулась. — Боже, убедить его было совсем не так сложно, как тебя, Фредди. А теперь, ради бога, иди к нему, прежде чем он попытается улететь в Гонконг. Ты же не хочешь, чтобы он появился на пороге дома твоих родителей.

— Саския, я…

— Глупости! — воскликнула Саския, смеясь сквозь слезы и крепче прижимая к себе Яппи, которая радостно залаяла, виляя коротким хвостиком.

На долю секунды Фоби задержалась, а затем бросилась бежать к воротам церкви, словно спринтер. Оказавшись на улице, она резко остановилась и развернулась. Вытирая глаза тыльной стороной ладони, она опять подошла к Саскии.

— Что ты делаешь, Фредди! Иди туда! — крикнула Саския.

— Я думаю… — начала она и обнаружила, что у нее так сильно сжалось горло, что слова были едва слышны.

— Фредди, если ты сейчас не пойдешь туда, — всхлипнула Саския, — то я убью…

— Собаку, знаю. — Фоби взглянула на Яппи, которая сразу же начала расплываться у нее перед глазами. — До сегодняшнего дня она была для меня самой большой ценностью, — она указала на пятнистого щенка и погладила маленькое белое ухо дрожащей рукой, — потому что она была единственной частью Феликса, которую я смогла сохранить после прошлой субботы. Однажды ты обвинила меня в том, что я предлагаю тебе наполовину пососанные леденцы в качестве утешительного приза, но я хочу, чтобы ты взяла ее. Не считая Феликса, она — единственное, что я могу подарить тебе, чтобы показать, как сильно я тебя люблю. И я на самом деле, — Фоби взглянула на Саскию и улыбнулась, — на самом деле люблю тебя, старая кошелка.

Саския смеялась и плакала одновременно:

— Я тоже люблю тебя, глупая корова. А теперь иди туда и избавь его от страданий, прежде чем я убью…

— Собаку, знаю. — Фоби рассмеялась, поцеловав Яппи в голову и Саскию в мокрую щеку, и понеслась вперед, как ветер.

— Я собиралась сказать «тебя», — вздохнула Саския, наблюдая, как Фоби чуть не сбило такси.

Когда Фоби подбежала к галерее, то заметила у дверей довольно удрученного Манго. Он посмотрел вперед, закончив стряхивать пепел в цветочный горшок, и чуть не завопил от радости. Двинувшись к ней с выражением облегчения на лице, он оглянулся, прежде чем остановить ее и отвести в сторону.

— Почти вовремя, черт возьми! — прошипел он. — Могу поспорить, все это время ты вряд ли занималась своим макияжем. Иди сюда.

Он вытер с ее лица последние слезы, поправил прическу и поморщился, заметив ее наряд.

— Боюсь, я ничего не могу сделать с заплывшими глазами и красным носом пьяницы. По крайней мере, у тебя чистые волосы. Знаешь, ты разрушила мой план. Мы все подготовили.

— Помолчи, Манго, — рассмеялась Фоби, целуя его в обе щеки. — И огромное тебе спасибо. Я в тебе ошибалась. Скажи мне, — она понизила голос, — почему ты это делаешь?

Он пожал плечами.

— Ты была первой, кто мне по-настоящему понравился. И я видел, как тебе было больно во время того спектакля на вечеринке. Все это видели, даже Феликс. Но он похож на большого и упрямого мула с морковкой перед носом, когда твердит о доверии, нарушенных обещаниях и преданности. Подслушав на чердаке вашу великолепную стычку с Саскией, я почувствовал себя обязанным отчитать его и объяснить, каким нелегким был твой выбор. Сейчас он чуть больше склонен к прощению, хотя на твоем месте я был бы немного осторожен — у него… э-э-э… небольшое похмелье. И должен тебя предупредить, твои новые родственники — настоящий кошмар!

В выставочном зале Флисс подтолкнула Дилана и кивнула в сторону двери. Ее светло-голубые глаза засияли от волнения. Он оторвался от своей программки и поднял взгляд к потолку, выдохнув: «Слава богу!»

Пэдди тоже заметил ее и с беспокойством посмотрел на Феликса. Он стоял неподвижно, как статуя, уставившись на добродушного глиняного толстяка в коротких брюках, как будто его огромный живот заключал в себе ключ к разгадке смысла жизни.

Когда вошла Фоби, он не заметил движения, очевидно оставаясь погруженным в собственный, бурный, воображаемый мир. Казалось, он даже не понял, что приглушенный разговор присутствующих сменился глубоким молчанием.

Фоби провела языком по сухим губам. Затем она убрала рукой волосы с лица и сделала глубокий вдох. Сняв ботинки, чтобы они не скрипели по полу, она медленно подошла к нему сзади и задрожала от счастья и страха, рассматривая любимое, знакомое тело и вдыхая слабый, аромат лосьона, который возбуждал ее так же сильно, как и во время их первой встречи.

Фоби подняла руки, собираясь обнять его за талию.

— Я ненавижу говорить глупости, — пробормотал Феликс, начиная дрожать, — но разве это не запах кокосового шампуня?

Несмотря на то, что Феликс стоял к ней спиной, Фоби с уверенностью могла сказать по его голосу, что он улыбался.

— Я наношу его на участки своей кожи каждый день. — Она прижалась лбом к его теплой спине, а ее руки проскользнули к нему под рубашку.

— Я думал, что ты в Гонконге.

— Я думала, что я в чистилище.

— И я там был. Странно, что мы не встретились. Я был у стойки бара. А ты?

— Закрылась в туалете. Мне нужно было высунуть голову за дверь и попросить у тебя свитер.

Рассмеявшись, он накрыл ее руки своими и крепко прижал Фоби к себе.

Выглядывая из-за беременной матери-одиночки, Флисс с изумлением повернулась к Дилану и шепотом спросила: «О чем они говорят?»

Он пожал плечами и так же тихо ответил: «Черт знает».

— Прости меня за то, что я это сделала, — медленно сказала Фоби. — Мне было так невыносимо больно…

— Помолчи. — Феликс улыбнулся и взял в руки ее лицо, прижимаясь губами к ее губам.

О, этот поцелуй. Фоби восторженно задрожала. Этот чертовски великолепный, чертовски незабываемый поцелуй.

— Я так сильно люблю тебя. — Она отодвинулась и внимательно посмотрела в его огромные синие глаза. — Я безнадежно влюбилась в тебя несколько недель назад, еще в Париже.

— Я это знал. — Он поцеловал ее в нос.

— Тщеславный негодяй. — Глаза Фоби округлились. — Ни черта ты не знал.

Весело рассмеявшись, Феликс вновь привлек ее к себе и поцеловал. На этот раз поцелуй оказался дольше и нежнее, — а потом скользнул губами к ее уху.

— Тебе не кажется, что за нами наблюдают? — прошептал он.

Фоби посмотрела через плечо и заметила Милли, улыбающуюся от уха до уха. Рядом с ней в бумажную салфетку сморкался Гоут. Подмигнув ей, Пэдди осушал их бокалы и доедал остатки копченого лосося.

— Я думаю, у тебя паранойя, — прошептала она в ответ.

— Знаешь, я тоже тебя люблю, — выдохнул Феликс, — но я не могу сказать это перед всеми этими людьми. В отличие от тебя, я не особенно люблю публичные выступления.

Фоби поморщилась.

— А еще, — прошептал он, — я не могу двигаться, потому что у меня никогда не было такой большой эрекции.

Она засмеялась, положив подбородок ему на плечо.

— Меня убивали все те слова, которые я говорила о тебе, — прошептала она, обнимая его еще крепче. — Весь этот бред о том, что ты никудышный любовник, в то время как на самом деле я никогда не встречала человека, с которым я постоянно чувствовала такое сильное желание и каждый раз парила в облаках, когда он…

— Спасибо, — перебил ее Феликс. — Вот почему ты застыла в этом положении последние пять минут. Я определенно не собираюсь говорить вслух, что люблю тебя.

— Боишься признаться в своих чувствах при свидетелях? — ухмыльнулась Фоби.

— Черт, нет. — Феликс начал целовать ее ухо.

— Трус. — Она укусила его.

— Э-э-э… Небольшое объявление, — вместо ответа очень громко сказал Феликс, поворачиваясь, чтобы осмотреть помещение. — Я люблю Фоби Фредерикс. Я люблю ее. Я собираюсь любить ее очень-очень долго, потому что… ну, потому что я по-настоящему люблю ее. Это любовь из обычного набора шести букв от «л» до мягкого знака. Всего два слога. Легко запоминается. — Он снова повернулся к Фоби и ухмыльнулся. — Так хорошо?

— Слишком много повторов. — Она сморщила нос, сияя от счастья.

— Боже, нам будет чертовски весело вместе, — улыбнулся он, крепко обнимая ее.

Фоби сделала глубокий вдох, наслаждаясь теплом его тела и знакомым запахом.

— Кажется, в одном ты оказался прав.

— В чем?

— За нами действительно наблюдают.

Они посмотрели друг на друга, приподняв брови.

— Хочешь вернуться домой? — спросил Феликс, неожиданно теряя часть прежней самоуверенности.

— Домой? — Фоби закусила губу.

— Да.

— Можно уточнить, к кому домой — к тебе или ко мне?

— К нам, — очень медленно сказал Феликс, тоже закусив губу.

Фоби почувствовала, как по ее лицу расползалась самая широкая, самая глупая и самая неотразимая улыбка, когда она увидела самую большую, самую красивую и самую обаятельную улыбку Феликса.

— Значит, к нам домой. — Она обняла его за талию, чувствуя тяжесть руки, обнимавшей ее за плечи, и они направились к двери, продолжая улыбаться. Оказавшись на улице, они пошли к станции метро, и вскоре их голоса затихли вдали.

Когда они исчезли из виду, Саския прошла через ворота, которые почти скрывала тень от деревьев, во двор церкви и поцеловала мраморного ангела Беатрис с отбитым крылом.

— Даже ангелы со сломанными крыльями могут творить добро, — прошептала она, отступив и посмотрев на него. — Боже, какой ты уродливый. Тебе нужен нос.

Сжав чуть крепче в руках спящего щенка, она направилась к проезжей части, у которой оставила машину своей матери, задержавшись у ворот, чтобы еще раз взглянуть на галерею. Расходились последние гости. Манго бодро шагал в сторону Бромптон-роуд, напевая «Всем кто-то нужен».

Саския заметила отблеск рыжих волос Флисс в свете уличного фонаря, видневшихся из-под сильной, надежной руки Дилана, когда они вместе шли к станции метро. Они спорили, как старые супруги.

— Но если они ушли к Феликсу, то у нас в квартире никого не будет, и она окажется полностью в нашем распоряжении…

— Но дом намного уютнее.

— Хочешь сказать, что наша квартира — жалкая дыра?

— Ты знаешь, что так оно и есть, Флисс!

— Но это очень уютная дыра. Ты не можешь назвать ее неуютной дырой.

— Ну, ваш диван оставляет желать лучшего. А в прошлый раз мне не особенно повезло с вашим стулом…

Прислушиваясь к ним, Саския рассмеялась, но тут же прикрыла рот рукой, и смех быстро оборвался, когда она заметила Клаудию, Пэдди, Милли и Гоута, выходящих из галереи. За ними сразу погас свет. Погруженные в темноту, они пошли следом за Флисс и Диланом.

— Помедленнее, ребята. Кажется, они останавливаются на каждом углу, чтобы поцеловаться. Боже, они безудержны.

— Далеко не так неистовствуют, как Фоби и Феликс. Я думаю, большую часть времени они проведут в постели.

— Знаешь, я не думаю, что они уже занимались любовью…

— Ты что! Мы все съеживались от сумасшедшего скрипа досок в субботу вечером. Они делали это через две минуты после того, как Феликс приехал на такси.

— Я говорю о Флисс и Дилане… Эй, постойте! Они опять целуются.

— Мне кажется это милым.

— Не вижу в этом ничего милого. Такими темпами они трахнутся раньше, чем доберутся до дому.

— Гоут, ты не мог бы перестать плакать? Это не настолько романтично, как на последнем фестивале, когда ты перенес меня на руках через жидкую грязь к уборным, и…

Саския посмотрела на небо. Большой Медведицы не было. Она смутно вспомнила о том, как учила Фоби находить ее, когда они были детьми.

— Не стоит загадывать желание на ту большую мерцающую звезду, это «Боинг 747», — произнес дружелюбный голос.

Саския быстро опустила взгляд и увидела на противоположном тротуаре Стэна. Он стоял около темной галереи. Послышался пронзительный звук сигнализации, когда мужчина в костюме закрывал двери за его спиной.

Стэн перешел дорогу, внимательно посмотрев по сторонам, хотя на проезжей части не было никакого транспорта.

Саския улыбнулась, прижимаясь подбородком к маленькой круглой голове Яппи.

— Ты всегда переходишь улицу так, словно у тебя за спиной стоит дорожный полицейский.

— Нужно быть осторожным, малышка. — Стэн подмигнул и оглянулся на своего приятеля, который продолжал бороться с охранной системой «Форт-Нокс». — Понятия не имею, зачем он так старается. Потребуется целая армия грузчиков, чтобы вынести всех толстяков Флисс. — Он снова посмотрел на Саскию. — Она кое-что продала сегодня.

— Это хорошо. Послушай, мне очень жаль, что так вышло с твоим «жуком». Я заплачу за…

— Даже не думай, — ухмыльнулся Стэн. — Я все равно не смогу сесть за руль без водительских прав, верно? Небольшая вмятина ему не повредит. Скорее добавит очарования.

Саския с благодарностью улыбнулась.

— Ты все это время стояла здесь? — Стэн осторожно погладил щенка.

Она кивнула.

— Почему ты не зашла, чтобы перекусить и поболтать?

— Ты знаешь почему, Стэн. — Саския храбро улыбнулась.

— А, это. — Стэн неловко причмокнул, запустил руки в карманы и начал покачиваться на каблуках. — Забавный малыш. Это щенок Фоби, да?

— Был. — Саския поцеловала Яппи в голову. — Сегодня вечером она подарила его мне.

Брови Стэна поползли вверх, но он лишь ухмыльнулся и сказал:

— Тоже неплохо. Если хочешь знать, она не особенно заботилась о маленькой бедняжке. Последние дни она использовала ее в качестве носового платка.

— Стэн! — крикнул его приятель с другой стороны улицы. Он задержался на тротуаре, играя связкой ключей.

— Ты… э-э-э… ты сегодня возвращаешься в Беркшир?

Саския кивнула.

— На машине?

— Да.

— Стэн!

Стэн закусил губу и задумчиво посмотрел на нее.

— Кажется, тебя зовет твой друг, — засмеялась Саския.

— Ах да. Подожди секунду. Не уходи.

Внимательно посмотрев по сторонам, он вновь пересек пустынную улицу и вступил в разговор с Генри Гиллэмом, владельцем галереи, похлопывая его по плечу.

— Прошу прощения, Генри, — прошептал Стэн. — Спасибо, что предложил подвезти меня, приятель, но в этом больше нет надобности.

— Нет? — Генри, ухмыляясь бросил взгляд в сторону Саскии.

— Нет-нет! — торопливо сказал Стэн. — Это совсем не то, что ты думаешь. В последнее время ей пришлось многое пережить. Она нуждается в друге.

— Конечно, — кивнул Генри. — Как всегда. Позвони мне насчет выставки «Весна — девяносто шесть», ладно?

— Спасибо, приятель! — Стэн бросился назад к Саскии, остановившись на обочине, чтобы посмотреть по сторонам и прислушаться.

— Э-э-э… Ты не могла бы подвезти меня домой, Саския? — попросил он, виновато пожав плечами. — Я знаю, это чертовски нагло с моей стороны, но у меня нет денег. Ни единого пенни. Это же почти по пути, верно? — добавил он, зная, что это не так.

— Да, конечно. — Саския улыбнулась, тоже прекрасно об этом зная.

— Спасибо, подружка. Огромное спасибо. — Стэн вместе с ней пошел к «гольфу». — Если хочешь, мы можем где-нибудь остановиться, и я угощу тебя кофе в знак благодарности.

— Это было бы чудесно. — Саския улыбнулась, из вежливости решив не напоминать ему, что он только что жаловался на полное отсутствие денег.

Только Стэн, радостно подумала она, был настолько старомоден, чтобы предложить девушке кофе «по пути домой», вместо того чтобы заманить ее в свою квартиру предложением выпить очень крепкий «Нескафе» с сухим молоком, сделанный в кружке, от которой пахло супом быстрого приготовления. И сейчас ей действительно нужно было с кем-нибудь поговорить.

Саския открыла водительскую дверь и улыбнулась Стэну поверх крыши автомобиля. Она внезапно поняла, как здорово снова чувствовать, что ты кому-то нравишься, даже если у тебя распухли веки, покраснел нос и от слюны щенка намокла футболка.